Грешница (СИ) - Дашкова Ольга
— Я знаю, знаю, родная, только не плачь.
— Но теперь я не потеряю его. Точно не потеряю.
— Кира?
Ян берет ее за лицо, до боли в висках вглядывается в ее глаза, кажется, что сейчас нервы лопнут, как туго натянутая струна, и его разорвет на части, если то, что он думает, будет неправдой.
— Я люблю тебя, мой сумасшедший мальчик, — гладит Яна по заросшим щетиной щекам и все плачет, не в силах остановиться.
— Кира?
— Да, я, кажется, беременна.
— Точно?
— Купила тест, но я сама знаю, что это так.
— Ты моя любимая девочка! Я говорил тебе об этом?
— А ты не спросишь, чей это ребенок?
— Это мой ребенок, иначе быть не может.
Снова прижимает Киру к себе, а она чувствует, как бешено бьется сердце у него в груди.
— Ты все еще пахнешь теми цветами, этот запах со мной всегда.
— Незабудки.
Ян целует, сначала нежно, а потом, как голодный, пьет ее стон и дыхание. Голова идет кругом, в груди разливается невероятное счастье. Он все целует и не может остановиться.
— Ты станешь моей женой?
— Надо подумать, — улыбается, пряча лицо на его груди.
— Часа хватит?
Эпилог
— Кто-нибудь видел мою невесту?
Ян стоял у входа в уютный дворик гостиницы, обвитой диким виноградом, совсем рядом были уже накрыты столы для такого знаменательного торжества, как свадьба. Ради этого в частной гостинице была отменена половина броней, а приглашенные гости уже были собраны.
— Не понимаю, зачем вообще ограничивать свою свободу каким-то браком? — Вера одернула подол короткого синего платья и посмотрела на Яна.
— Короче платья не было? А то все трусы наружу, — Ян вновь посмотрел по сторонам, выискивая Киру.
— Ой, кто б меня учил. Вы так-то тоже с сестренкой не святые, я смотрю, по ночам всем спать не даете.
— Спать надо, а не подслушивать.
— Ой, да что там подслушивать?
— Евгения Николаевна, где Кира?
Ян начинал нервничать, с женщиной, а тем более, с беременной, было не так просто договориться даже в мелочах. Они так долго выбивали дату, хотя он был готов хоть на следующий день вести ее в ЗАГС, а оттуда под венец. Даже кольцо купил, еще дома, хотя не знал, как их встреча может закончиться. Но Кира оказалась такой суеверной, оказывается, надо было дождаться сорока дней после смерти отца, иначе, как сказали ему, это не по-христиански.
И вот, середина июля, с утра уже неимоверная жара, такая, что хочется раздеться. Невеста всю ночь рассаживала гостей, а потом ее тошнило все утро. Яна намеренно отселила в другую комнату, хотя он вернулся только вчера, летал уже третий раз за все это время в Англию.
— А тебя не смущает, что ты младше моей сестры?
— Пусть это смущает тебя и всех остальных. Зато я старше тебя, и мы договорились не задавать таких вопросов, а ко мне обращаться исключительно как Ян Артурович.
Вера прыснула, Ян сделал вид, что этого не заметил.
— Ян Артурович, а ты, правда, богатый?
— Нет.
— Как нет? — Вера от удивления открыла рот.
— Я очень богатый. Все, давай, Вера, иди покури за углом.
— Я не курю.
— Ну, значит так и скажешь маме, когда я тебя ей сдам.
Вера ничего не ответила, ушла. Ну и черт с ней, эта противная младшая сестренка его невесты вечно, как пиявка, приставала с вопросами, надо будет отправить ее учиться как можно дальше, чтоб человек получился из нее. Яна волновало, где Кира.
Пришлось подниматься к ним в комнату, а ведь предлагал съехать и не будить по ночам жильцов. Но нет, Кира хотела остаться, они остались. Затем были походы в ЗАГС и к гинекологу, где беременность подтвердили на все сто процентов. Те ощущения были непередаваемыми, будто где-то рванула граната, и его чуть не снесло взрывной волной.
— Кира! — постучал, но в ответ была тишина. — Я захожу. Я, конечно, готов соблюдать традиции и не видеть невесту до свадьбы, и без нас не начнут, но гости скоро расплавятся от жары, как и я.
Медленно открыл дверь, заглянул, Кира стояла у большого зеркала в одном нижнем белье, таком откровенном и прозрачном, белого цвета, на правом бедре подвязка. Как и положено невесте, на каблуках, и рассматривала свой еще практически плоский животик.
Ян на миг завис, разглядывая Киру: длинные ноги, эта развратная подвязка, милые трусики, упругая попка, волосы, собранные сзади, создавали эффект небрежности.
— Кира.
— Я толстая.
— Понятно, — улыбнулся, склонил голову.
— И старая.
— Это да.
— Ян!
— Я понял, ты толстая и старая. Давай, собирайся, пора на выход, не хватает только невесты, а так все в сборе.
Кира, наконец, повернулась, увидела Яна, он был такой ослепительно красивый, в белоснежной рубашке и с букетом незабудок, таких же синих, как его глаза.
— Как… как ты их нашел?
— Связи иметь надо. Ну чего, чего ты, милая? Перестань плакать.
— Они такие красивые и ты такой красивый, тебя точно у меня уведут.
— Конечно, у толстой и старой сразу уведут.
— Ян!
— Никто не уведет, ты одна увела, пленила меня своими торчащими сосками в майский жаркий день. Вот как сейчас, с ума сводишь.
Ян, кидая букет на кровать, проводит костяшками пальцев по груди, задевает сосок, чуть сдавливая его. При этом целует Киру в шею, дурея моментально от ее запаха. Подхватывает под ягодицы, разворачивает, укладывает на кровать рядом с букетом.
— Ян, мы опоздаем.
— Раньше надо было думать, и выходить, а не стоять у зеркала и не наглаживать свой животик.
— Господи, Ян… ааааааа.
Ян быстро снимает с нее трусики, скидывает туфли на пол, тут же расстегивает ширинку, задирая рубашку, приспуская брюки вместе с бельем. Он уже возбужден, с его женщиной ему даже не надо думать о дополнительной стимуляции.
Кира приподнимается на локтях, облизывает губы, видя, как Ян возбужден, как стоит его член, сама разводит ноги шире, показывая себя.
— Черт, играешь, девочка, ой, как играешь.
Оттягивает лифчик вниз, какой бы он ни был красивый, он хочет поцеловать грудь, с беременностью она стала чуть больше и чувствительней.
— Ян, только аккуратно… да… ааааа, — стонет, зарываясь пальцами в отросшие волосы, сжимает их в кулак.
Мужчина терзает то один сосок, то второй, сам пальцами проводит по раскрытому лону, гладким половым губкам, задевая клитор, массируя его.
— Такая мокрая уже.
— Всегда, всегда мокрая, когда ты со мной.
Кира с беременностью стала еще возбудимей, или это на самом деле Ян так на нее действует. Но лишь стоит ему поцеловать ее или поласкать, по телу сразу растекается волна желания.
— Прости, милая.
Входит сразу почти на всю длину, заполняя собой, растягивая, Кира вскрикивает, обнимает Яна за шею, царапая ногтями. Целует сама, подается вперед бедрами, стараясь как можно глубже принять в себя его член.
И снова, как в тот их первый раз в лесу, на заднем сидении машины, нет никаких мыслей, только желание. Тело горит, внизу все пульсирует, крутит вихрем наслаждения.
— Черт, какая же ты горячая. Три дня не подпускала, говорила, что до свадьбы нельзя.
— Замолчи, Ян, двигайся.
И он двигается, опираясь на локти, чтоб не раздавить, отвечает на поцелуй, кусает губы, в воздухе лишь запах незабудок и их секса. Он проникает сквозь поры, пропитывает насквозь. Кира кричит громче, срываясь буквально через несколько минут в свой оргазм. Пульсирует, сжимая его член до боли.
Ян приподнимается, смотрит в ее затуманенные удовольствием глаза, делает несколько толчков, кончает сам, хрипит, опуская голову ей на плечо. Долго приходят в себя, их сердца бьются в одном ритме, Ян проводит по лицу пальцами, она такая безумно красивая, желанная.
— Любимая, ты сегодня станешь Кельман, или нет?
— Стану, любимый. Незабудки, что ли, зря доставал. Что, что не так, Ян? Почему ты так смотришь? Тушь потекла, да?
