Грешница (СИ) - Дашкова Ольга
— С того, что я твой отец!
Кельман повысил голос, взгляд изменился, они смотрели друг на друга, как заклятые враги, казалось, что сейчас под их ногами начнет гореть земля. И в этом огне сгорят все вокруг.
— Это ни о чем не говорит!
— Потому, что я твой отец, и я знаю, как для тебя лучше!
— Знаешь, как лучше? Ты в этом так уверен? По-твоему, было лучше давать ребенку видеть мать два раза в год? Было лучше не говорить ему о ее болезни и даже похоронить без его присутствия? Лучше постоянно контролировать, следить и подсовывать нужных девок?
— Ян!
— Извини, Арина, ты такая же пешка в этой игре, как и я. Но я устал, хватит! У меня даже язык не поворачивается назвать тебя отцом, потому что ты им никогда не был. Отцы так не поступают.
Ян думал, что если он не уйдет, то ударит этого пожилого человека, который по какому-то странному стечению обстоятельств является его биологическим отцом.
— Снова встретил эту бабу и начал думать членом, а не головой? Твоя жизнь расписана и определена. Она тебе не пара, как ты не можешь понять этого?
Ян напрягся, сжал кулаки, медленно подошел к отцу, который, поднявшись с места, уверенно и холодно смотрел на сына.
— Повтори еще раз, что ты сказал?
— Мне и повторять не надо, ты же все понял, ты же умный мальчик, только иногда делаешь всякую хуйню. Тебя жизнь ничему не учит, как и ее. Об тебя можно вытереть ноги, а ты все равно приползешь обратно, как побитый пес, к ней под юбку.
— Повтори, что ты сейчас сказал?
В помещении повисла тишина, даже Арина перестала всхлипывать, смотря на развернувшуюся странную сцену между отцом и сыном Кельманами.
— А я ведь этой бабе много чего предлагал: деньги, статус, открыть свою фирму, даже свое покровительство. Но она оказалась даже умнее, чем ты, все сделала правильно и бесплатно. Даже не жалко, что выкидыш был, не хватало еще, чтоб моих внуков рожала какая-то сука.
— Сука, что ты такое говоришь?! — Ян схватил мужчину за грудки, сильно встряхнул, всматриваясь в его бесцветные глаза. — Что ты ей сказал? Говори! Что? Ты? Ей? Сказал? Какой выкидыш? Говори!
— А ты так ничего и не знал, — Кельман хрипел, но смотрел так мерзко, в глазах — ни капли сожаления.
Ян тряс отца, перед глазами стояла красная пелена, пальцы на груди сжималась все сильнее, где-то далеко он слышал голоса, но не разбирал ни слова. Сознание накрывало яростью и невыносимой болью.
— Ян, прекрати! Ян! Остановись! Ян!
Арина кричала, пытаясь оттащить Яна, дергая того за пиджак, Виктор Николаевич сам пытался разнять мужчин, хотя Кельман совсем не сопротивлялся. Нужно было скорее оттащить от него.
— Арина, позови охрану, нам не справиться. Арина, слышишь меня? Охрану, там, за дверью.
— Говори, сука, что ты ей сказал, что ты сделал? Говори!
Еще немного, Ян отпускает ткань рубашки отца, сжимает кулак, готовясь нанести удар. Лицо Кельмана искажается в страшной гримасе, рот перекашивается, он бледнеет, губы синеют, мужчина начинает оседать на пол. Ян замирает лишь на миг, но в это время его оттаскивают, наконец, в сторону. Он видит, как отец падает на колени, а потом на левый бок, прижав ладонь, сжатую в кулак, к сердцу.
Он видит лишь, как охранник отца склоняется над ним, как заглядывает тому в лицо, тут же трогая пульс на шее.
— Скорую, вызовите скорую. Быстро! Или врача, найдите врача.
Голоса словно отражаются эхом в голове Яна, вокруг суета. Арина, зажав рот ладонью, с размазанной по щекам тушью, испуганно смотрит то на него, то на лежащего на красивом лакированном полу своего несостоявшегося свекра.
Что вообще с ним такое происходит?
До чего он докатился? Чуть не ударил собственного отца, да какой бы он ни был, он пожилой человек, нельзя быть таким зверем, нельзя быть таким, как он сам.
Голова совсем не соображает, в груди все горит огнем. Ян смотрит сам на лежащего у кресла отца и не понимает своих эмоций. Затем началась еще большая суета, нашли доктора, что был именно в развлекательном комплексе, а у него необходимые для экстренной помощи препараты или уколы.
Реанимация ехала долго, Ян к тому времени вышел на улицу, в душе пустота, руки тряслись, сжал в кулаки, сунул в карманы. Хотелось выпить, жутко хотелось выпить и ни о чем не думать.
Где-то в кустах был слышен плач, пошел туда. Арина сидела на скамейке и вздрагивала от слез.
— Ты замерзнешь, иди в помещение.
— Ян, а если он умрет? Что будет, если он умрет?
Ян сел рядом, оперевшись локтями о колени, опустив голову на руки, взъерошил волосы. Ему сейчас, как это ни выглядело бы ужасно, было все равно, что станет с его отцом, все мысли были о Кире, о тех словах, которые, наконец, сложились хоть и в не до конца ясную, но картину того, что было в том году.
А все было фарсом, спектаклем, в который он, как глупый, ревнивый, погруженный в свои страхи пацан, поверил. Его опять использовали, как и сегодня, как и всегда, в своих интересах, но чужими руками.
— Ян? Что будет?
— Не знаю, но, Арин, у тебя все будет хорошо.
Сказал, а сам усмехнулся, может быть, когда-нибудь и у него все будет хорошо.
— Тебе не жаль отца?
— Жаль, жаль, что он так и не был мне отцом. Сука! — снова схватился за голову, сжав до боли волосы.
— Ян, ты меня пугаешь.
— Она была беременна.
— Кто?
Ян не ответил, в груди снова все горело и жгло, разрывая на части, надо было ехать, искать Киру, просить прощения, а он сидел и не мог сдвинуться с места.
— Это та девушка в черном платье, да? Я видела, как ты смотрел на нее, ты ни на кого так больше не смотрел.
Снова без ответа.
— Ты не любишь меня, я знаю, ты вообще никого не любишь, — Арина вздохнула, поправила волосы, снова вытерла слезы.
— Люблю, ее люблю. Всегда любил, только, глупец, поверил глазам, не спросив ничего. Оставил ее одну, не представляя, что ей было в сотни раз больнее.
Глава 39
— Вера, ты Киру не видела?
— Неа.
— Поздно уже, а ее все нет.
— Ма, она взрослая девочка, лет-то о-го-го сколько, не потеряется уже в родном городке. Что может произойти в нашей дыре? Максимум, туристы пойдут пьяные голые в море.
Худющая женщина, с ровно постриженными волосами до плеч, посмотрела на дочь, что сидела за стойкой ресепшена. Та со скучающим видом медленно жевала жвачку, накручивая на палец длинную прядь темных волос, и смотрела в телефон.
— Ой, Вер, волнуюсь я за нее, словно сердце разрывается, три недели, как приехала, и ходит, как неживая, словно зомби.
— Может, на работе что произошло или влюбилась? — девушка, наконец, оторвалась от телефона, посмотрела на мать.
— Смотри, ты мне не влюбись, а то нам хватило прошлого года и твоего Гришки-уголовника.
— Ма, ну чего опять-то начала? Дура была, молодая и глупая.
— Сейчас-то ума не больше.
В небольшом холле частной гостиницы на берегу Черного моря было тихо, кто из постояльцев уже лег спать, утомленный дневным солнцем, кто еще не вернулся из городских парков и кафе, где было так приятно посидеть в прохладе.
— Смотри, вот, тоже хозяйку потеряла. Привет, милая. Как ты, кушать хочешь?
Женщина присела на корточки и посмотрела на кошку, та лишь обвела ее взглядом, но не сдвинулась с места. Над входной дверью прозвенел колокольчик, женщины обернулись.
— Добрый вечер.
— Добрый, — сказали хором, только Вера игриво, а ее мама настороженно.
— Мне нужен номер или просто место для ночевки.
— А мест нет, — женщина поднялась, подошла к стойке.
— Ну, как нет, ма, ой, Евгения Николаевна, ну как же нет? Из восьмой сегодня съехал постоялец. Такой смешной был, вы представляете, варил пельмени в чайнике. Говорил, они так на вахте делают.
— Вера!
