Ответочка (СИ) - Калинин Алексей
— Мама, мама! — прокричал мальчик, подпрыгивая от распиравшей радости. — Мы с папой обогнали все модели. Представляешь? Подрезали большой корвет и едва не врезались во фрегат какого-то дяденьки. Мы молодцы?
— Да, молодцы, — улыбнулась женщина. — Ещё какие молодцы. Дэйчи, а ты не проголодался?
— Нет, мам, мы с папой съели по хот-догу. Я даже не испачкался, — похвастался мальчик.
— Дэйчи мне пытался подсунуть свой кусок, он вряд ли голоден, — кивнул мужчина.
Мальчик положил модель на землю и пару раз обежал взрослых. Энергия из него так и хлестала, хотелось прыгать, ходить колесом, дурачиться и немножко петь. Глазами и припухлыми губами он походил на мать, а вот остальные черты лица были явно не мужчины, которого Дэйчи называл папой.
— Мама, а ещё Кэзуки Матохара говорил, что его мама, Матохара-сан, такая же красивая, как принцесса из сказки. Мам, а когда я ему сказал, что это неправда и ты гораздо красивее, то он разозлился и полез драться. Пришлось надавать ему тумаков, а он мне поцарапал руку. Мам, правда я похож на рыцаря, который защищает свою королеву? Мам, а почему ты вздрогнула?
Словно невидимая рука стерла улыбку с лица женщины. Кожа побледнела, как у человека, который вот-вот грохнется в обморок. Мужчина тут же подскочил и взял её за руку.
— Кацуми, милая, всё в порядке?
Женщина перевела на него чуть остекленевший взгляд.
— Да-а, просто… просто холодный ветерок пролетел, вот и передернуло, — через силу она снова вернула улыбку на прежнее место.
Мальчик обеспокоенно заглядывал в лицо матери, но потом мимо прокатился мяч, и он кинулся за ним, чтобы бросить обратно.
Кацуми проводила его взглядом. Мальчик не должен знать того, через что пришлось пройти его маме. На миг перед глазами женщины снова пронеслись те ужасы, которые она испытала.
Испуганный полицейский всадил целую обойму в тело Кэтсу Исикава, благо мишень располагалась всего в трех метрах. Кэтсу отчаянно цеплялся за жизнь, в стремлении защитить своих «королев», но его хватило ровно до того момента, как приехавшие санитары погрузили могучее тело на носилки. Тогда он выгнулся дугой, прокричал в потолок: «Простите, королевы!» и упал обратно уже бездыханный.
Несмотря на то, что женщины сначала говорили, что Кацуми может прирезать Кэтсу, они безутешно рыдали несколько дней. Они блефовали, когда показывали равнодушие к своему «королю», думали, что у Кацуми не хватит духа сделать это. Они много в чем ошибались…
Как оказалось, эти женщины и в самом деле любили Кэтсу Исикава. По-своему. Любили заниматься с ним сексом, иногда по отдельности, иногда вместе. Женщины так жестко сломали психику мужчине, что он в самом деле полагал себя королем. А их считал королевами…
Когда же начали давать показания, то выяснилось, что среди их «жертв» были не только пропавшие одиннадцать молодых человек, но и четыре писательницы, которые так же подверглись насилию по написанным романам. Шесть женщин побывали в королевском плену. Шесть женщин испытали то, что они описывали в своих романах.
«Порномстители» (как тут же окрестили ушлые репортеры) до такой степени ломали писательниц психологически, что те даже думать не могли об эротике, как о жанре в литературе.
Чтобы сильнее шокировать жертвы, перед каждой разыгрывался один и тот же спектакль — король рассказывал историю, а перед этим, или после, одна из заключенных с писательницами женщин умирала. Писательницы получали шок такой силы, что не могли потом вспомнить — что с ними было. Вкупе с легким психотропным препаратом шок затмевал их память, и троица вывозила человека в одно из мест подальше от Токио.
Просчет у них случился с Кику Кобаяси, которая смогла вытащить у спящего короля ключи и выбежала на улицу. Этот просчет и стоил им свободы, а Кэтсу жизни.
Офицеры Мацумото и Уайт были повышены в званиях до детективов за поимку особо опасных преступников. Впрочем, детектив Уайт вскоре отказался от своей должности и перешел обратно в патрульные. Ему не понравился увеличившийся объем работы и большая ответственность. Привычнее был прежний уклад патрульной службы. Они тоже дали показания, и их слова внесли ощутимый вклад в определение срока заключения для Минори и Азуми.
Как оказалось — женщины не просто наказывали «аморальных писательниц», но и превратили съемку наказания в доходный бизнес. Увы, не удалось отследить канал, куда уходили записи с видеокамер из комнаты с видеостенами. Женщины же отказывались говорить об этом, мотивируя тем, что если они откроют эту тайну, то не проживут и часа. Как оказалось — это вовсе не Кэтсу Исикава создавал видеосцены, а записи присылали с посыльными.
Кто следил за извращениями над писательницами? Это так и осталось тайной. По всей видимости, съемка пользовалась спросом, если они могли позволить себе содержать дом на довольно дорогом участке города.
Минори рассказала о людях, которые разыграли представление перед Дженшином. Их нашли, допросили, но это были обычные безработные актеры, которых наняли на десятиминутную работу. Вроде как «продюсер боевика следил за их игрой, и нужно было сделать всё достоверно». И они сделали. Но снова вмешался случай и актер, который должен изображать Кэтсу, слег с температурой, а вместо себя послал соседа по комнате. Увы, азиат совсем не походил на широкоплечего и рослого мужчину.
Кику допрашивали особенно тщательно. Полицейские долго не могли поверить, что она «случайно» оказалась неподалеку от изображаемой сценки. Да и рассказ Кацуми об исповеди короля заставил отнестись к Кику с предубеждением.
Так было до тех пор, пока Минори не призналась, что это она внушила девушке мысль о приходе на данное место. Кику всегда обедала в одном и том же месте, поэтому подбросить ей в кофе нейролептики не составило труда. А после галантный мужчина проводил девушку домой и даже не воспользовался женской слабостью. Кику даже не догадалась, что мужчиной была именно Минори, которая и вытащила пули из её пистолета.
Приехавшие на суд писательницы тоже немало внесли в дело троих людей. Мнения людей, наблюдавших за этим процессом, разделились — одни считали их борцами за чистоту помыслов и святыми моралистами, другие считали сумасшедшими. Америка словно разделилась на два лагеря: одни осуждали, другие хвалили.
Осуждающая половина возликовала, когда вынесли приговор. Об этом неделю шли разговоры во всех барах, забегаловках и в офисных курилках.
Люди обсуждали — можно ли человеку выдержать три пожизненных срока?
По логике вещей это было нереально. Нереально, но именно столько судьи вынесли каждой из женщин. «Порномстителям» придется находиться за решеткой до скончания века.
После оглашения приговора Минори выкрикнула, что ни о чем не жалеет, и если бы у неё был шанс всё исправить — она сделала бы точно также. Азуми молчала. Она не поднимала глаз от пола ни тогда, когда давали свидетельские показания, ни тогда, когда выступали юристы, ни тогда, когда оглашался приговор. Казалось, что её ничего так не интересует на свете, как носки собственных туфель. Даже когда уводили из зала суда — и то она не подняла глаз.
Судебный процесс растянулся на срок больше двух лет. За это время у Кацуми родился Дэйчи. Веселый и смышленый мальчишка, которого Дженшин принял, как своего. Но они с Кацуми знали — чей он сын на самом деле. Дженшин сказал, что это не важно. Это в прошлом, а сейчас есть Дэйчи, и он всегда будет для Дженшина сыном.
Брак Кацуми и Дженшина испытал большой стресс. Он три года балансировал на грани развода. Три года, в течение которых Кацуми часто просыпалась от собственного крика и не позволяла Дженшину прикасаться к себе.
Она никому из мужчин не позволяла прикасаться. Доктора, к которым она обращалась, были только женщины. Продавцы в магазинах — только женщины. Если за прилавком стоял мужчина, то она разворачивалась и уходила. Хотя, в последние шесть лет Кацуми мало выходила из дома, возложив заботу о покупках на плечи Дженшина.
Она писала… Она писала сказки о прекрасных принцессах и верных рыцарях, о красивых драконах и добрых волшебниках. Большая часть её поклонников радостно взвыла, когда вышла новая книга, но, увидев, что вместо привычного порно Кацуми Ямамото написала какую-то сказочную бредятину, тут же бросила сломавшегося автора и устремилась к другим, более эксцентричным писателям. Кацуми продолжала писать и у неё образовалась новая аудитория, меньшая, чем предыдущая, но зато добрая и понимающая.
