Измена по контракту (СИ) - Володина Таня
— Не будет новых заданий. Прости, Никита, но я увольняюсь. Не для меня такая работа. Спасибо за помощь в трудные времена, но ты же помнишь, я пришла в «Скорпион» только ради денег. Теперь у меня есть вся сумма, чтобы рассчитаться с Кропоткиным, и я… Наверное, вернусь в больницу. Или попробую устроиться в частную клинику, у меня были предложения.
— Тебе нравится работать медсестрой?
— Это намного лучше, чем то, чем я занималась в последнее время.
Он смотрит на меня тяжёлым взглядом. Наверняка чувствует себя использованным. Но я тоже себя так чувствую. И Влад. Уж кого-кого, а его использовали на полную катушку.
— Хорошо, — наконец говорит Никитос. — Но в ресторан-то со мной пойдёшь?
Я расслабляюсь. Никитос не стал устраивать сцену из-за увольнения. Как обычно, простил мне всё и сразу — невнимание, пренебрежение, постоянные отказы. Любит меня. Жаль, что я никогда его не любила. Вечно меня тянет на сложных парней и всяких извращенцев. Так тянет, что охота разбежаться и приложиться головой об стену.
— В ресторан пойду. Хочу пиццу. И тирамису.
***На следующий день я возвращаю Никитосу ноутбук, диктофон, мини-камеру и симку, которой пользовалась на заданиях. Отдаю поддельные документы и завалявшиеся у меня шмотки для слежки. Только карту памяти оставляю себе, она так и валяется в палетке теней. Больше меня ничего не связывает с детективно-юридическим агентством «Скорпион».
В качестве прощального подарка Никитос помогает мне с оформлением квартиры. Боится, как бы я опять не накосячила. Кропоткин не удивлён, увидев нас вместе, он всегда подозревал, что мы с Никитосом любовники.
Мы подписываем документы, я перевожу бывшему мужу деньги. Он очень доволен, собирается купить квартиру для себя и молоденькой беременной жены. Теперь у него хватает на первый взнос.
Напоследок спрашивает насмешливо:
— А где же твой стройный блондин на десять лет младше?
— В Караганде, — отвечаю я.
Я понятия не имею, где моё сердце.
Живу на автопилоте.
Через две недели я устраиваюсь на работу к Заре Давидовне, пластическому хирургу, которая арендует кабинет в моей старой больнице. Меня всё устраивает: от дома недалеко, народ знакомый, зарплата меньше, чем платил Никита, но больше, чем в государственном учреждении. И работа всего три дня в неделю, когда Зара Давидовна принимает пациентов в нашем районе. Можно спокойно искать подработку.
А ещё через две недели тест на беременность показывает две полоски.
Я смеюсь, потом плачу, потом улыбаюсь сквозь слёзы.
Я не должна была залететь, дни были абсолютно безопасными, раньше это всегда прокатывало. Но в этот раз я всё-таки залетела.
Первое, что мне хочется сделать, — позвонить Владу. Он единственный, кого я люблю в этом мире, с кем мне хочется поделиться новостью. Но я вовремя вспоминаю, что он-то меня не любит. Он меня ненавидит и презирает. Эта мысль вонзает нож мне в сердце и проворачивает несколько раз. Очень больно!
Признаю, я заслужила его ненависть и презрение. Зато у меня будет ребёнок от него. Такой же красивый и талантливый, как его отец. И весь мой! Моё солнышко, моя ягодка, мой вампирёныш. Я буду любить его за двоих, за десятерых! Я посвящу ему жизнь.
Малыш сразу же показывает свою истинную сущность: мне жарко уже при двадцати градусах, раздражает солнце, я оживаю только в пасмурные и дождливые дни. А ещё мне постоянно хочется холодной воды, чипсов и шоколада. Я страдаю от летней духоты и одновременно радуюсь беременности. Меня переполняет искрящаяся радость, как будто я выиграла миллиард рублей в лотерею. И горечь. Горечь, конечно, тоже. «Почему мы не встретились хотя бы год назад?» — спрашивал Влад. Теперь я часто задаю себе этот вопрос. Ответа на него по-прежнему нет.
На сайте «Питерстроя» кое-что меняется. Когда я захожу туда в очередной раз в поисках новостей, то замечаю, что директором бюро указан не Дроздов Владислав Юрьевич, а Грушин Роман Анатольевич. Каким образом главбух стал генеральным директором? Настя планировала продать фирму конкурентам, а не Грушину. Или она никому ничего не продавала, а просто назначила главного бухгалтера директором? Я сижу в недоумении перед компьютером. Проверяю список работников — там нет Наташи и Мадины, но по-прежнему числится Василиса Чернецова. Получается, после смены владельца из «Питерстроя» ушёл не только Влад, но и бухгалтер Наташа со стажёркой Мадиной. Все другие сотрудники остались. Здесь кроется какая-то тайна, но я не могу её разгадать. Не хватает информации.
Чем занимается Влад? Где он? Что собирается делать? Он мог бы устроиться в любое архитектурное бюро — его оторвут с руками и ногами. Он мог бы снять квартиру и начать жизнь с чистого листа, но этот парень не ведёт никаких соцсетей. Я ничего о нём не знаю. Я боюсь, что у него апатия или депрессия. Чувствую себя бесконечно виноватой.
От отчаяния нахожу блог Алёны Степашиной — блондинки, которая в мае заказала проект СПА-комплекса у себя на даче. Она запала на Влада и надеялась, что этот красивый и сексуальный архитектор лично будет контролировать строительство. Ох, бедная Алёна! Как же она просчиталась! В своём блоге она подробно описывает мытарства со строителями, которые, по её словам, приезжают не баню строить, а попить у неё кровушки. Попутно она костерит «Питерстрой», который после смены владельца превратился в шарашкину контору. Что ж, этого следовало ожидать. Десять лет Влад Дроздов, младший сын знаменитого архитектора, был душой этой компании, а после его ухода всё начало разваливаться.
Тридцатого июля, когда Алёна собиралась устраивать пляжную вечеринку в новом бассейне в честь своего тридцатилетия, она пишет особенно пронзительный пост с проклятиями в адрес всех строителей, инженеров, проектировщиков, архитекторов и дизайнеров. Мне её искренне жаль.
А в августе город сотрясает скандал. Я узнаю об этом из городских газет и телеканалов. ОБЭП накрывает «Питерстрой» и арестовывает Грушина Р.А., бессменного главбуха, а ныне — генерального директора. Оказывается, органы больше года следили за компанией и прослушивали телефоны. Вместе с Грушиным задержаны Одоевский С.Н. и Дроздов В.Ю. Все трое подозреваются в совершении экономических преступлений, коррупции и уклонении от налогов. Говорят, на заграничных счетах «Питерстроя» скопилось несколько миллионов долларов, украденных у государства путём махинаций с госзаказами. Одоевский был мозгом преступной группировки, а Грушин и Дроздовы (и отец, и сын) — исполнителями. Говорят, они занимались этим чуть ли не двадцать лет подряд — с тех пор, как Одоевский получил доступ к распределению бюджетных средств.
Я ушам своим не верю.
Влад не мог!
У него не было денег даже на зарплату водителю! Какие миллионы?
В панике я набираю его номер, но телефон не отвечает. На все мои двадцать звонков — ноль ответов. Из прессы я узнаю, что Влад находится в СИЗО.
А я так далека от всего этого, что даже понятия не имею, что это за учреждение и где оно находится. Куда обращаться? Как помочь Владу? Зато я знаю человека, который прекрасно во всём разбирается. Он не только потомственный юрист, но и имеет доступ к важным полицейским чинам. Он такие дела проворачивал в своём агентстве, которые простым смертным и не снились, — прослушка мобильных телефонов, сбор информации по банковским вкладам, получение данных из налоговой. Он точно сможет мне помочь!
Звоню Никитосу и предупреждаю, что скоро буду в офисе «Скорпиона». Есть серьёзный разговор. Он удивляется, но отвечает, что ждёт меня.
Через час я уже влетаю в его кабинет. Никитос обнимает меня, а потом, держа за плечи, отодвигает от себя:
— Ты что, поправилась? Ещё красивей стала!
А он внимательный! Я и правда прибавила пару килограммов за пару месяцев. Но живота пока не видно — по крайней мере, в широких джинсах и рубашке навыпуск.