Энн Райс - Право на Спящую Красавицу
Затем ее величество взяла «длинный поводок», как она его называет — прут с кожаным членом на конце. Никогда не забуду момент, когда она ткнула меня им в анус. Я сразу побежал вперед, как послушный пес. Когда я артачился и ложился на пол, Королева смеялась и бралась за лопаточку.
Я отказывался подчиняться, кипел от гнева; чем больше меня секли, тем упорнее я противился. Тогда меня подвесили и пороли несколько часов кряду, на глазах у прочих, немало смущенных, рабов. Пойми, для них достаточно было команды и нескольких шлепков, чтобы начать повиноваться, к тому же они твердо знали: из Замка не сбежать, служба продлится несколько лет, а до тех пор они — рабы, голые и беспомощные. Я же ни капли не проникся их убеждением.
После порки зад и ноги превратились в один сплошной очаг боли, но мне было плевать. Я упрямился изо всех сил, не давая члену затвердеть.
Лорд Грегори потратил уйму времени на объяснения. Когда у тебя стоит, говорил он, когда кровь твоя пузырится от страсти, побои сносить куда легче. И куда проще понять, почему так важно удовлетворить госпожу.
Я его не слушал.
Королева же находила меня забавным. Прелестнее меня, мол, рабов еще не присылали. Денно и нощно я стоял у нее в покоях, привязанный к стене, и она якобы любовалась мною… хотя на самом деле позволяла любоваться собой, желать ее.
Да, поначалу я отворачивался, но позже, мало-помалу, стал к ней присматриваться. Запомнил каждую деталь ее тела: злые черные глаза, густые волосы, длинные стройные ноги, белые груди. Запомнил, как она спит, как ходит по опочивальне, как изящно кушает… Время от времени она порола меня, однако знаешь что? Порка спасала от скуки. Порка и наблюдение за Королевой. Я с нетерпением ждал, когда меня высекут или когда можно будет полюбоваться на Королеву.
— Да она просто дьявол! — ахнула Красавица. Теперь-то ей все стало ясно.
— Так и есть. Королева отлично знает, какой красотой наделена.
Наедине с собой я рвал путы и проклинал все на свете. Но вот Королева возвращалась, и я вновь видел ее алые губы и мягкие черные локоны. Я задыхался от волнения, глядя, как ее величество раздевается. Больше всего мне нравился момент, когда она распускала волосы, а уж когда она ложилась в ванну, я просто сходил с ума.
Свою страсть я хранил в тайне, старался не показывать ее, однако я мужчина, и постепенно огня во мне скопилось столько, что он себя выдал. Королева только рассмеялась. Дразня меня и пытая, она часто повторяла: будет легче, если я пойду на порку добровольно, не сопротивляясь. Это ее любимая забава — перекинуть раба через колено и отшлепать голой рукой, да ты и сама уже знаешь. Так ее величество сближается с рабом, ведь все воспитанники для нее как дети.
Красавица задумалась, не желая перебивать Алекси.
— Королева порола меня хладнокровно. Иногда она посылала за Феликсом, которого я тогда презирал…
— А сейчас — разве нет? — удивилась Красавица. Впрочем, она тут же вспомнила сцену на лестнице, когда Феликс нежно отсосал Алекси.
— Сейчас — совсем нет, — ответил принц. — Из всех пажей он самый интересный. Со временем начинаешь ценить это качество в мучителях, хотя тогда… тогда я ненавидел Феликса столь же сильно, сколь и Королеву.
Стоило Королеве пожелать, и Феликс снимал меня со стены. Я брыкался и дергался изо всех сил, но меня все равно перекидывали через колено, раздвигали ноги, и Королева порола меня до умопомрачения. Боль была адская, да ты и сама знаешь, испытала на собственной шкурке, однако порка хотя бы позволяла развеять тоску, и постепенно я стал смотреть на нее как на спасительную отдушину. Первые несколько шлепков причиняют не сильные страдания, зато потом, когда рука палача разгоняется, шлепки набирают силу. Я вертелся, пытаясь увернуться от удара, хоть и клялся перед каждой поркой лежать смирно. Напоминая себе о покорности, я лишь еще больше начинал извиваться. Боль изматывала, вытравливая из меня гордыню.
Королева чувствовала, когда я, лишенный сил, обмякал у нее на коленях, когда я становился наиболее уязвим, и начинала меня трогать. Хоть я ненавидел ее, прикосновения к саднящему заду приятно успокаивали. Королева гладила мой член, шептала: какие блага меня ждут, если я отдамся службе, что сама она все свое внимание целиком будет уделять мне одному, и грумы станут купать меня и ухаживать за мной, как за ребеночком, не как за рабом, с которого лишь наскоро соскребают пот и грязь, а после приковывают к стене. Не в силах сдерживаться, я порою плакал, и пажи смеялись надо мной. Смеялась и Королева. Затем меня снова отправляли на стену, где, привязанного, оставляли страдать от неизбывной тоски.
При мне Королева ни разу не порола других рабов. Иногда, правда, сквозь двери из соседних ее покоев доносились крики и шлепки.
Зато когда мой член начал вставать при ней, когда я сам желал страшной порки — против собственной воли, не понимая, что со мной происходит, — ее величество стала время от времени приводить с собой других рабов.
Словами не передать, как я злился и ревновал в тот день, когда при мне впервые Королева выпорола своего тогдашнего любимчика, юного принца Геральда. Ему было шестнадцать, и перед его попкой — такой аккуратной и кругленькой — не мог устоять ни один грум или паж, как не могут они сегодня устоять перед твоим задом…
Красавица залилась румянцем.
— Тебе несказанно повезло. — Принц Алекси нежно поцеловал ее. — Так вот, Королева без зазрения совести ласкала при мне этого раба, а после перекинула через колено и голой рукой отшлепала. Геральд изо всех сил старался не ткнуться восставшим членом в ногу Королеве, из страха излить свою страсть и тем прогневать госпожу. Он полностью отдался ей, утратил гордость и достоинство, стремился во всем ей угодить. Смазливая мордашка раскраснелась, на розовом и нежном тельце алели следы порки. Я не мог отвести глаз от него и думал, что сам никогда до такого не унижусь, что лучше умру. И тем не менее продолжал смотреть, как Геральд унижается, как Королева порет его и целует.
Какая награда ждала его за верность! Специально для Геральда сгоняли шесть принцев и принцесс, и Королева давала любимчику выбирать, с кем ему совокупиться. Естественно, принц Геральд стремился угодить ей и в этом. Он неизменно брал принцев.
Выбранный раб послушно опускался на колени, и Геральд засаживал ему в попку, Королева же вставала рядом и секла любимчика. Зрелище было манящим: покрасневший раб на коленях, член Геральда ныряет ему в зад, выныривает, и тут же собственная попка Геральда алеет под дикими шлепками Королевы. Так Геральд достигал экстаза. Иногда, конечно, Королева давала шанс младшему рабу избежать подобной участи: приказывала отыскать в спальне и принести в зубах ее туфельки прежде, чем она успеет десять раз ударить его лопаточкой. Редко какой раб справлялся с заданием, и почти всем приходилось нагибаться перед принцем Геральдом, который, к слову, для своих шестнадцати годов был наделен внушительным хозяйством.
