В любви и боли. Прелюдия
Может по дороге сюда я случайно где-то умерла, не заметив, как это произошло, и теперь болтаюсь невидимым призраком в твоих королевских апартаментах?
Слава богу, хватило ума не спросить об этом вслух.
Ну а тебе-то что с того? Продолжаешь идти дальше, ни на что и ни на кого не отвлекаясь. Снимаешь на ходу с левого запястья платиновый браслет с часами, останавливаясь напротив чёрной столешницы с чёрными умывальниками, и подвешиваешь свой баснословно дорогой хронометр на специальную подставку – абстрактную бронзовую статуэтку.
Картинка ещё та, если брать во внимание тот факт, что кроме этих самых часов на тебе больше ничего не наблюдалось. Хотя не брать… всё равно как-то сложно. Вернее даже, за гранью невозможного.
Не исключено, что даже понимаю, для чего ты всё это … демонстрируешь. Как привычным, почти машинальным жестом стягиваешь с мизинца перстень-печатку почётного члена какого-то там особо престижного мужского клуба (бьюсь об заклад, чисто мужского и обязательно закрытого), а с безымянного пальца – обручальное кольцо. На последнем твоём движении, моё сердце совершило смертельный кульбит, после чего исполнило сольную чечётку вначале по рёбрам, а потом в горле.
- Ты опоздала. – твой отмороженный голос вернул меня в реальность так же неожиданно, как и вид твоего абсолютно нагого тела затянул меня до этого в параллельную прострацию.
- Прости, но ты запретил мне брать часы, телефон, планшет… Так что я понятия не имею, который сейчас час.
- Слишком много говоришь. – и, естественно, всё это ты произносишь до сих пор непривычным для меня новым тоном хладнокровного киллера. Голосом, способным резать своих жертв буквально физически лишь одними словами и скрытым в них смыслом.
И опять никакого, хотя бы ничтожного, вскользь брошенного на меня взгляда. Разворачиваешься ко мне спиной во всей её совершенной красе и возобновляешь свой ленный ход теперь уже в сторону душевой кабинки.
Надо признаться, твоё показное равнодушие не сразу задело моего эгоцентричного самолюбия. В эти быстротечные секунды, отсчитываемые моим взбесившимся сердцем, я банально не могла оторвать глаз от твоего… «заднего фасада». Вот теперь-то я, что называется, воочию видела, насколько сильно ты успел измениться за эти годы, не только изнутри, но и снаружи. Не то, чтобы я так уж хорошо, ещё и в столь мельчайших деталях, помнила каким ты был десять лет назад, но то, что предстало сейчас моим глазам, грубо говоря, было грех даже сравнивать. Уже молчу про собственного внутреннего фотографа, виртуальная рамка видоискателя коего никак не желала менять выбранного ракурса, а его невидимый палец бездумно лупил по пусковой кнопке, оставляя на моём винчестере жёсткой памяти весьма захватывающие отпечатки незабываемых «фотокадров».
Мне кажется, или ты прибавил в весе? Нет, не в жировой прослойке, а именно в мышечной. Плечи стали шире и рельефнее, как и размах спины; ягодицы, бёдра, мощные бицепсы и прокачанные икры на ногах. Если сравнивать с тем же Давидом от Микеланджело, то и этот эталон мужского совершенства теперь явно отдыхает в сторонке вместе с Дорианом Грейем за второй пачкой сигарет.
Ещё и стало вдруг как-то резко жарко, будто полыхнуло раскалённым воздухом из адского дышла. Хотя горячую воду ты пока что не включал… Ага, вот теперь включил. И меня тут же со страшной силой потянуло расстегнуть на груди пуговицы плаща и развязать поскорее пояс.
Замечательно!
Что это вообще было? Если я, как ты говоришь, опоздала, то, какого ты вытворяешь прямо сейчас?
К внутреннему фотографу присоединилась коварная пифия, которая теперь посмеивалась над чувствами и реакцией моего организма своим отвратительным скрипучим смехом. Заодно делая ставки на то, что ты не станешь приглашать меня к себе в душ или просить потереть тебе спинку.
Срань господня! Ещё немного и немощно заскулю. Сказать, какая у тебя была шикарная спина и всё что ниже – попросту поиздеваться над своим словарным лексиконом. Как говорится, бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые; иначе такое бросание будет пустою забавою. В какой-то момент, я стала дико завидовать этой чёртовой воде и её срамным ручейкам, стекающим по твоей гладкой коже и ровному бронзовому загару практически по всему телу. А то, как при каждом твоём незначительном движении переминался лепной рельеф твоих полурасслабленных мышц… Всё-таки нужно было прихватить с собой хоть какую-то шпионскую микрокамеру. Перебирать в памяти подобные фрагменты – это не одно и то же, как если любоваться реальными фотоснимками. Тем более теми, на которых запечатлён именно ты.
А ещё меня какого-то вдруг дёрнуло сравнивать тебя с Брайаном. Извечная тяга к наилучшему выбору? Кто круче и с кем надёжней? Кто краше и к кому сильнее потянет не одним лишь вожделенным томлением меж сжатых ножек?
Даже чётко понимая, что вы были из одной весовой категории и почти одного роста, я чувствовала разницу между вами чуть ли не на физическом уровне. Всё равно что сравнивать день и ночь, или лёд с пламенем. Хотя выяснять, насколько вы были разными в реальном соперничестве, как-то совершенно не тянуло.
Засранство!
И что дальше? Я теперь буду просто стоять тут ни при делах, тупо и молча наблюдая, как ты невозмутимыми апатичными движениями намыливаешь своё гладиаторское тело?..
Так! Стоп! Мне это показалось издалека, или ты на самом деле делаешь себе эпиляцию? Уж слишком кожа выглядела идеально гладкой, ещё и зеркально глянцевой под тончайшей плёнкой живой воды.
И, похоже, ты либо услышал мою ментальную атаку из нескончаемого потока бессвязных мыслей, либо… буквально почувствовал затылком (и остальными частями тела в особенности) мой слишком жадный или, скорее даже, ненасытный взгляд. Отчего и повернулся ко мне лицом. Всё так же медленно и нерасторопно. Чего не скажешь о моём сердце, бухающем, как заведённое, о грудную клетку на превышенной скорости. Как и о краске то ли смущения, то ли стыда на моём пылающем лице. Если до сего момента мне и было невыносимо жарко, то теперь не хватало самого малого для того, чтобы заняться реальным пламенем уже наверняка, прямо на твоих глазах.