Грешники. Внебрачная дочь (СИ) - Николаева Елена
Естественно меня кроет.
Новая волна раздражения заставляет покинуть стол и выйти на кухню покурить.
Какого черта меня дёрнуло залезть в карту памяти?
Ревность очередным мощным ударом прилетает в грудь. Как мне всё это пережить? Как смириться с тем, что, возможно, Анна носит в себе его ребёнка?
Беременность — это не болезнь, которую можно вылечить. Мне придётся с этим жить. Смотреть на малыша и каждый раз видеть в нём её любовника.
А ещё мне придётся как-то его полюбить. Пусть не так сильно, как Анну, но ради неё и Ники я готов пойти на любые жертвы.
Черт, если бы можно было всё это исправить! Быстро и безболезненно. Взять и удалить…
Но я не имею права предлагать ей выход, подразумевающий аборт. Тем более, требовать его. Однажды я её потерял. Провоцировать судьбу во второй раз не стану. Она сама должна решить, что ей со всем этим делать и как поступить.
Смирись, Итан. В том, что случилось, виноват только ты.
Не нужно было её отталкивать. Не стоило слушать Мэт и выливать на девочку свой негатив.
Не помню, чтобы я когда-нибудь был настолько неадекватным, как в тот роковой день.
Всё свалилось на мои плечи за какие-то гребаные минуты. Завертелось, утащило в сердцевину ада. Похищение Алисы. Авиационная катастрофа с отцом. ДТП с едва не изнасилованной Анной и пуля влетевшая в плечо…
После всех этих событий её неожиданная беременность вряд ли покажется жестью, которую я не смогу вынести.
— Итан… — тихий, почти безжизненный голос Энни заставляет меня вздрогнуть и обернуться к ней лицом.
Бледная. Глаза красные от слёз. Губы искусаны. Руки трясутся.
Вручает мне тесты.
Я не силён в этих штуках, но глядя на две пресловутые красные полоски, делаю соответствующие выводы — она беременна.
Ошибки быть не может.
Да, блять…
Теперь мне ещё больше хочется придушить её бывшего. За то, что "осчастливил" её и меня.
***
Затушив окурок под краном и выбросив его в мусорное ведро, притягиваю Энни к себе. К груди прижимаю, зарываясь пальцами в мягких, шелковистых волосах.
Уткнувшись носом в макушку, медленно и глубоко дышу. Она так вкусно пахнет после ванны — хочется её съесть…
Ощущаю, как по хрупкому девичьему телу пробегает иного рода дрожь. Уже не от страха и безысходности. Нет. Это реакция на нашу близость. Стоит мне её коснуться, вжать в себя, и тонкая кожа с волосками будто вибрирует, вырабатывая электричество. Покрывается мириадами мурашек.
— Что ты решила? — осторожно задаю вопрос.
Хочется кончить в неё сотню раз, чтобы представлять, что этот ребёнок мой. Мой и больше ничей. Но это ровным счётом ничего не изменит. И я снова накаляю градус отчаяния, приправляя его ревностью, сильнее стискиваю на ней свои руки.
Мне, пиздец, как хочется, чтобы она избавилась от него.
— Не знаю. Мне трудно в это поверить, — шепчет, нерешительно обнимая меня за талию. От лёгких касаний пальчиков вздрагиваю. Жалят, будто током.
Внутри меня зарождается пожар, растекаясь горячей лавой по всему телу. Всё, как в те далёкие времена. Только многократно острее.
— Мне тоже, — выдаю автоматически, думая о том, как защитить нас от проблем, вытекающих из создавшейся ситуации.
В данное время, как бы это не казалось парадоксальным и неправильным, я бы предпочёл увезти моих девчонок подальше отсюда, спрятать в уютном месте, оградить от любых контактов с её бывшим гражданским мужем.
Ну не нужен нам с Анной этот геморрой. Я сам пострадал из-за такого же импульсивного решения. Да. Но в этот раз рассматриваю его вполне допустимым.
Мы с Анной любим друг друга, как бы она не пыталась вывернуть всё наизнанку. Факт остаётся фактом. Раз уж я решил взять на себя ответственность за этого ребёнка, то пойду до конца. И воспитывать буду так, как сам посчитаю нужным. Никаких вмешательств извне не потерплю. Не допущу судебных разбирательств, из-за которых, в первую очередь, пострадает мною любимая женщина.
— Сегодня весь день смотрю на Нику. Она такая красивая. Такая маленькая. Хрупкая. Как куколка. Так вкусно пахнет и такая… родная. Хочется ей подарить целый мир. Возместить упущенное время. Я боялся мечтать и просить тебя о втором ребёнке… На третьего теперь ты вряд ли согласишься. Мне очень жаль, что так вышло. Прости, Эн… За всё, что я тебе тогда сказал.
— Итан… — Энни поднимает лицо, чтобы заглянуть в мои глаза. Радужки у неё такие красивые. Тёмно-серые с насыщенным голубоватым оттенком. Затягивают. Тонул бы в них каждую секунду. И умирал… И снова тонул…
— Ш-ш-ш… — прижимаюсь губами к её лбу, боясь, что она в очередной раз помянет прошлое… — Лучше ничего не говори. Завтра пойдём к врачу. Я хочу убедиться, что с тобой всё в порядке. После мы улетаем домой, как я и планировал.
Сглатываю образовавшийся в горле ком. Опуская взгляд на её губы, медленно приближаюсь к ним своими. Энни, затаив дыхание, ничего не предпринимает. Замирает, как мышь. А я, как одержимый, играя на наших нервах, растягиваю удовольствие. Зависаю в миллиметре, ощущая пролетающий между нашими ртами ток. Секунда, и нас накрывает взрывной волной от очередного желанного контакта. Осыпает горящими искрами. Захлёстывает эмоциями. Целую. Мягко. Бережно. Едва прижимаясь к ней языком. Дрожит. С шумом выдыхает, раскрывая для меня губы. Вдыхаю отработанный ею кислород, запуская в своё нутро шквал электричества. Пьянею. Поддавшись порыву, обхватываю нижнюю губу своими двумя, жадно всасываю. В затылок бьёт концентрированное удовольствие, вынуждая сцепить на нежной плоти свои зубы и утробно застонать...
— Выйдешь за меня? — с хрипом перевожу дыхание. Нутро молниеносно вспарывают сомнение и страх. Будто я только что впервые поймал её на улице и влюбился с первой долбаной секунды. И теперь от её ответа зависит: буду ли я счастлив или подохну в этот же миг.
***
— Я не знаю… — отстраняется, заглядывая в глаза, — не хочу, чтобы ты потом жалел о своём решении и упрекал меня… Не торопи меня, Итан. Не надо.
— Даже если ты будешь против, я всё равно на тебе женюсь, — обозначаю своё решение, ведя пальцем по её припухшим губам. — Жалею я об одном, Эн. О потерянном времени. О том, что дал тебе повод сомневаться в моих решениях и действиях.
— Значит, выбора у меня нет? Никаких других вариантов? Нет?
— Абсолютно никаких, — заявляю.
— У меня с некоторых пор на свадьбы ужасная аллергия, — растерянно шепчет. — А с платьями вообще беда.
— Я тебя вылечу, не переживай. И платье доживёт до церемонии, дальше не обещаю. Больше ты никуда не сбежишь. Не отпущу. Даже не надейся. Отделаться от меня у тебя не выйдет.
— Мам! — голос дочери врывается в наш уютный мирок. От него у меня бабочки в животе разлетаются, ускоряется сердцебиение, мурашки по коже расползаются и что-то щемящее в душе робко начинает дрожать от счастья... — Ну скоро вы? Давай сфоткаимся!
— Идём, солнышко, — оторвавшись от меня, Анна подхватывает Нику на руки. Выходит из кухни. Я за ней.
Остаток вечера проводим с дочкой, делая всевозможные селфи, дурачимся, играем, стоим на головах, кувыркаемся, ползаем по полу на карачках, катаю её на спине, позволяю издеваться над своими волосами и лицом.
После спорных слов: «Па, дай покалдаваю» — превращаюсь в настоящую фею Динь-Динь. Ника с трудом натягивает на мои плечи маленькие крылья, водружает на голову корону и вручает волшебную палочку.
— Калдавай! Твоя очередь, — приказывает она.
Черт. Это всё, конечно, занимательно. Чего не сделаешь ради дочери. Но даже племяшка Лиззи не была настолько креативной и находчивой феей-крестной! Моя трёхлетняя Ника — это непредсказуемое торнадо.
— Ты красивый, — наводит на меня зеркальце. В отражении бабочка-мутант. Вздохнув, соглашаюсь.
Дальше приступаем к волшебству. Экзамен по превращению подушки в единорога я с треском проваливаю. Никак не выходит справиться с заклинанием и добыть золотую пыльцу для Долины Фей. Как оказалось, дочины бутылочки с жёлтыми блестками имеют свойство быстро заканчиваться! Но кого это волнует?
