Донасьен Альфонс Франсуа де Сад - Маркиза де Ганж, или Несчастная судьба добродетели
Бесстрастно выслушав маркизу, аббат произносит:
— Бесценная сестра моя, вы требуете от меня невозможного.
— Невозможного? — переспрашивает Эфразия.
Ее взор ясно молит его дать иной ответ.
— Увы, сестра, невозможного. Вы утверждаете, что ни в чем не виноваты, и на этом основании у вас в душе зарождается желание вновь воссоединиться с моим братом. Разумеется, оправдания ваши весьма правдоподобны, но, когда за вами есть вина, во что ваш супруг и я верим, и не без оснований, как вы можете хотеть, чтобы я взял эти переговоры на себя?
— А почему вы, не имея на то никаких оснований, хотите опровергнуть мои слова?
— Потому что лживость ваша превышает все допустимые границы, и муж никогда не простит вас. Ему гораздо больше хотелось бы услышать от вас признание в содеянных проступках и просьбу о прощении, нежели бессовестное отрицание своей вины.
— Вина должна быть доказана, а у вас нет доказательств!
— Есть, сударыня. Вильфранш доверился мне, рассказал о своей страсти, но он не послушался моего совета и не сделал ничего, чтобы побороть ее; именно мне он предъявил доказательства приобретенной над вами власти. Я не напоминаю вам об истории с Дешаном, случившейся во время компрометирующего вас путешествия, ибо, судя по всему, вы изо всех сил пытаетесь забыть ее, хотя одного-единственно-го документа достаточно, чтобы погубить вас навсегда. Но оставим Дешана и вернемся к Вильф-раншу. Зачем он приехал в замок, зачем отправился в лабиринт, почему вы назначили ему там свидание? И не вздумайте отпираться — в кармане убитого нашли вашу записку!
— Вы можете показать мне эту записку? — твердым голосом произнесла Эфразия.— Только показать — я не стану хватать и рвать ее.
— Ваш муж взял ее с собой, равно как и бумагу, написанную вами в подземелье: по его словам, эти документы подтверждают вашу измену.
Он намерен предъявить их в суде, когда станет требовать раздельного проживания. Ежели бы вы помогли мне погасить мое пламя, я бы не только ни единым словом не обмолвился об этих бумагах, но в случае необходимости сумел бы предотвратить их воздействие. Ваш отказ вынуждает меня обходиться с вами со всей надлежащей суровостью, ибо отныне я намерен действовать только в интересах брата.
— О всеблагое небо! — воскликнула маркиза, и слезы потоком хлынули из ее глаз. — Значит, все мои молитвы были напрасны и меня хладнокровно сталкивают в пропасть, где несчастьям моим не будет конца!
Внезапно она перестает рыдать, осушает слезы, взор начинает лихорадочно блуждать по сторонам, и ужасное ее состояние говорит о том, что несчастной овладело безумие. Она более не властна над собой, одухотворенное лицо ее искажает отчаянная судорога, члены перестают ее слушаться, и она с воплями бьется головой о стену, отчего лицо ее мгновенно окрашивается кровью. Кровь ее пачкает мерзавца, по вине которого она пролилась, однако тот при виде сей ужасной сцены не только не пытается прервать ее, но и, подобно тигру, наслаждается ею. Возможно, в это время он обдумывает, каким еще более отвратительным способом можно заставить течь эту драгоценную кровь.
Оставив несчастную маркизу, Теодор отправился рассказать об этой ужасной сцене Перре.
— Прекрасно, — ответил ему конфидент,— успех почти всегда зависит от силы, с какой был нанесен последний удар. Вы раздавили ее с помощью клеветы, теперь она должна сдаться или
умереть от горя. Оставьте ее на некоторое время одну, пусть почувствует себя одинокой, всеми позабытой, пусть остается одна со своими мыслями... Уверен, вы непременно извлечете выгоду из хлынувшего на нее потока бед.
Когда разговор двух негодяев подходил к концу, со двора донесся шум, а вскоре вошел слуга и доложил о прибытии г-жи де Шатоблан с внуком.
Теодор устремился к ним навстречу.
— Сударыня,— обратился он к матери Эфразии, помогая ей выйти из кареты, — полагаю, вам следует немедленно отослать из замка вашу карету и ваших людей.
— Я так и собиралась сделать, — ответила г-жа де Шатоблан. — Зять обо всем меня предупредил. И я уже приказала кучеру ехать в Ганж, а оттуда, после непродолжительного отдыха, в Авиньон. Сейчас же, сударь, я полагаю, вы проводите меня к дочери: я очень хочу ее увидеть.
— Надеюсь, сударыня, вы не будете возражать, если сначала я покажу вам приготовленные для вас апартаменты. Брат настоятельно советовал мне в первую очередь заняться вашим обустройством, поэтому сначала мы отправимся к вам, и там я подробно объясню, каковы его желания и намерения.
— Но дочь придет навестить меня?
— Вполне возможно, сударыня.
И, продолжая беседу, все во главе, с Перре двинулись в сторону комнаты, удаленной от жилых комнат замка и подготовленной так, чтобы она смогла послужить для гостьи не только жилищем, но и тюрьмой. Однако, в отличие от ка-
морки, отведенной ее дочери, в апартаментах г-жи де Шатоблан сохранили прежнюю обстановку, нисколько не напоминавшую тюремную: там стояла красивая мебель и все необходимое, чтобы помещение выглядело привлекательно.
— Очень красивая комната, — удовлетворенно произнесла г-жа де Шатоблан. — Но что означают решетки на окнах и засовы на дверях?
— Они сделаны по приказу моего брата, сударыня, — ответил Теодор. — Как я уже сказал вам, сейчас я буду иметь честь объяснить вам причины и этого, и других его приказов, а потому прошу вас, садитесь.
И пока Перре занимал ребенка, играя с ним в безделушки, дополнявшие убранство комнат, аббат поведал матери своей невестки следующее:
— Нет нужды скрывать от вас, сударыня, как велика вина вашей дочери; да будет вам известно, мы имеем все необходимые документы, подтверждающие ее преступление. Поэтому супруг ее принял решение заточить ее у себя в замке и лишить вас возможности видеться с ней до тех пор, пока все не уладится. Малейшая огласка может погубить нас. А зная вашу нежную привязанность к Эфразии, мы боимся, что вы, сударыня, станете публично заявлять о ее невиновности. А чем громче вы стали бы твердить об этом, тем больше мы вынуждены были бы, во избежание нежелательных последствий, везде и всюду опровергать ваши слова и кричать на всех углах о виновности вашей дочери. В такой ситуации у вашего зятя, без сомнения, возникнет множество неприятностей. Поэтому он предпочел удалить вас, и, понимая, что удалить можно, только подвергнув вас заключению, он велел приготовить
вам эти комнаты, где, как вы сами убедитесь, есть все, что только возможно, чтобы скрасить ваше одиночество; разумеется, он повелел обращаться с вами с величайшим почтением. Так что вот ваши апартаменты, сударыня, вам будут здесь прислуживать и доставлять вам все, что вы пожелаете. И повторяю вам: вы и ваш внук будете жить здесь постоянно, не имея возможности увидеться с дочерью, ибо та пребывает сейчас в таком же заточении, как и вы. Как только вы пустились в путь, маркиз распустил в Авиньоне слух, что вы уехали в Париж добиваться у кардинала Мазарини помилования за дуэль, в которой мой несчастный брат оказался повинен по причине проступков вашей дочери. Такое решение дорого ему обходится, но полагаю, вы понимаете, почему оно необходимо.
