Кровавая схватка (ЛП) - Прайор Линдси Дж.
Это был просто секс. Хороший секс. Невероятный, удовлетворяющий секс. И ей нужно было принять это таким, как оно есть. Ей просто нужно было насладиться моментом — какое-то похотливое, движимое силой действие с обеих сторон.
Но что-то подсказывало ей, что это скорее для него. Что-то, что делало всё это слишком опасно напряжённым.
Его толчки были глубокими, твёрдыми и неумолимыми, когда он входил в неё с нетерпением, которое соответствовало её собственному. И, по мере того, как его темп увеличивался, ей казалось, что он почти наказывает её.
Или наказывает себя.
Она слишком быстро упустила это из виду. В любом случае, ей было всё равно. Каким бы грубым, неутомимым, непрекращающимся он ни был, она упустила из виду дискомфорт среди своего собственного возбуждения. Даже когда он крепче сжал её запястья, свободной рукой придержал её бедро, глубоко вонзив ногти в её плоть, не давая ей сдвинуться даже на долю сантиметра, она хотела только большего.
Его последние толчки были мощными. И, не отрывая от неё взгляда, он кончил.
Это никогда раньше не компенсировало её собственную кульминацию, но сам факт того, что он кончил так сильно, так быстро, так мощно, то, что он рычал себе под нос, заставил всё её тело содрогнуться при наступлении ещё одной кульминации. Кульминация, которая длилась и длилась, пока он целенаправленно продлевал агонию, экстаз, оставаясь глубоко внутри неё.
И пока он изливался, пока его пристальный взгляд не отрывался от её глаз, она никогда не чувствовала себя такой беззащитной. Она никогда не чувствовала, что кто-то когда-либо понимал её.
До сих пор.
ГЛАВА 12
Джаск слез с матраса и натянул спортивные штаны и трусы.
Софии было труднее встать на ноги, поэтому, прежде чем она успела запротестовать, он схватил её за плечо и помог подняться. Она немного споткнулась, но сумела встать с матраса, не потеряв равновесия.
— Ты в порядке? — спросил он.
— Конечно, — сказала она, отмахиваясь от него эмоционально и физически.
Но он знал, что с ней было совсем не всё в порядке, судя по тому, как она едва смогла встретиться с ним взглядом, прежде чем вышла из камеры и направилась к двери.
Он знал, что причинил ей боль, но в то время ему было всё равно. Он мог бы разорвать её надвое, если бы это имело значение, когда кульминация поглотила его.
Потому что он знал, когда глубоко вошёл в неё, что подвёл самого себя.
Это был первый раз после Эллен, когда он посмотрел женщине в глаза во время акта. Всех остальных он заставлял отворачиваться, или утыкался им в шею, или пялился в потолок или стену — куда угодно, только не на них. Всё что угодно, лишь бы остановить это последнее участие в том, что он делал. Всё что угодно, лишь бы облегчить вину и чувство предательства, которые он всегда испытывал всякий раз, когда совершал поступок, столь опасно связывающий.
Он потянулся к горлу, чтобы зажать маленький кулон между большим и указательным пальцами.
Он собирался отступить. В решающий момент он намеревался отступить. Он всегда отстранялся, позволяя токсичности внутри себя выплёскиваться на пол.
Теперь дискомфорт сдавил его грудь, когда он осознал, насколько слабым был. Не только это, но и то, как легко ему впервые удалось отбросить мысли о своей мёртвой паре.
В последние мгновения он вообще не думал об Эллен. Не видел её лица и не представлял, что находится рядом с ней. Всё, что он мог видеть, была Фия. Когда она лежала под ним, он думал только о том, чтобы возбудить её, взволновать, исследовать, довести до кульминации, чтобы раскрыть её настоящую — по причинам, которые, как он теперь знал, были более ужасающе личными, чем его миссия.
Она не просто потеряла себя в тот момент; он непростительно потерял себя. Намеренно или нет, но меньше чем за час, что бы ни происходило между ними, это превратилось в нечто другое. Что-то, от чего теперь у него перехватило горло и стало трудно глотать.
Она заполучила его именно там, где хотела. Если бы он был вампиром, он был бы мёртв.
Он провёл рукой по волосам, когда она бесшумно исчезла в коридоре.
Он снова провёл языком по внутренней стороне губы в том месте, где она его укусила.
Укусила его не одним способом.
Но её реакция не была просчитана. Она была в таком же шоке.
Он подумал о том, чтобы догнать её, но понял, что ему нечего сказать. Или, что более вероятно, слишком много, чтобы сказать, не имея ни малейшего представления, с чего начать.
Он должен был покончить с этим прямо здесь и тогда. Что бы она ни чувствовала, это его не касалось. Его единственной заботой было доставить её туда, где она была ему нужна, и делать то, что он хотел.
Но когда он вышел в коридор и обнаружил, что она ушла, она оставила после себя только тёмную пустоту. Это было чувство, которое он обещал никогда не переживать заново.
И он не имел права заново переживать это через неё.
Он упёр руки в бока и мгновение колебался, прежде чем поднялся по ступенькам во второй коридор. Что-то в нём надеялось, что она будет там ждать. Даже ещё одна ссора, её вопиющее негодование и готовность защищаться были бы лучше, чем молчание, которое поглотило пространство между ними перед тем, как она ушла.
Но её там не было.
Он промаршировал мимо складских помещений, поднялся по ступенькам обратно в вестибюль. Но вместо того, чтобы выйти на улицу, он повернул направо, в комнату ожидания.
Он пнул стул через всю комнату, пнул другой, а потом ударил сжатыми в кулаки руками по столу, опустив голову. Узел внизу живота был неподъёмным, приковывая его к месту.
Он зашёл слишком далеко. И теперь чувство вины, разлившееся по его венам, заставляло его сердце болеть.
Он был безответственным, эгоистичным, самодовольным. Он нарушил все установленные самим собой правила.
И он не наказал её за то, что она заставила его чувствовать себя так, он наказал себя.
Он развернулся и ударил кулаком по стене, поцарапал костяшки пальцев, схватился за затылок крепко сцепленными пальцами и принялся расхаживать по комнате.
Он обернулся и увидел Корбина, молча стоявшего в дверном проёме. Нахмуренный лоб его друга, беспокойство в его глазах сводили на нет необходимость говорить, что он всё понял.
— Я только что прошёл мимо неё на квадранте, — заметил Корбин.
Запах Джаска на ней всё ещё был бы сильным.
— Тогда ты видел, что она всё ещё цела, — ответил Джаск с намёком на оборону, которая, как он знал, слишком много выдавала.
Корбин вошёл в комнату и закрыл за собой дверь. Он прислонился к ней спиной и скрестил руки на груди.
— Это послужило какой-то цели?
— Только для того, чтобы подтвердить то, что сказали нам её слёзы: она неопытная серрин.
— Но достаточно ли у неё опыта для того, что нам нужно?
— Я не знаю.
Он прислонился к стене напротив Корбина и откинул на неё голову. Его поврежденные костяшки пальцев пульсировали у поясницы.
— Значит, ты не узнал ничего нового?
Джаск выдержал взгляд своего друга, как бы трудно это ни было, среди безмолвной замкнутой комнаты.
— Тебе не нужно объяснять мне это по буквам, Корбин.
— Нет, Джаск. Судя по запаху крови в этой комнате, мне кажется, что ты объясняешь это сам себе.
— Ты сомневаешься в моём суждении?
— Готов поспорить. Это то, что делают друзья, верно? Это то, за что отвечает твоя бета-версия. И я очень серьёзно отношусь к своим обязанностям.
— А я нет?
— Ты же знаешь, я не это хотел сказать. Я хочу сказать, что, глядя на тебя, ты сам понимаешь, что переступил черту. И если ты это знаешь, то это означает, что ты серьёзно относишься к своим обязанностям. Что случилось?
Джаск отвёл взгляд.
Корбин оторвался от двери, чтобы сделать пару шагов ближе.
— Джаск? — обособленный тишиной, он сделал ещё один шаг ближе. — Поговори со мной.
Но стыд помешал ему. Стыдно признаваться своему другу, своему бете, что он почти потерял контроль. Что в те моменты он думал только о своих эгоистичных потребностях. Что он снова бросил свою стаю, отодвинул их в сторону, чтобы побаловать себя с последней женщиной, с которой ему стоило даже рассматривать возможность нарушить свою клятву.
