Мой личный доктор - Мельникова Надежда Анатольевна
Улыбается. Мне очень льстит такое ко мне отношение. Сразу хочется разбиться в лепешку и доказать свой профессионализм.
С другой стороны, я очень удивлена тем, что произошло. Надо будет поговорить с девочками и обсудить, как это случилось. Честно говоря, я немного в шоке, что теперь буду работать под началом нового руководителя.
Весь день мы работаем с директором в плотной связке. Периодически он заглядывает ко мне в кабинет и интересуется делами. Я даже уже не переживаю за Майку и Шурика. Ни разу их не встретив, провожу активный рабочий день. И, даже когда звонит Костя, быстро заканчиваю разговор, так как в этот момент Марат Русланович находится у меня в кабинете и мы увлечены обсуждением организации административно-хозяйственной деятельности нашего учреждения.
Я аж расцветаю. Дышится легче. Обожаю рабочий процесс.
В конце дня мы с ним снова сталкиваемся в холле.
— Ульяна Сергеевна, хотите я вас подвезу? Вы обычно на общественном транспорте?
— Да, я на автобусе езжу.
— Так поедемте вместе, я бы ещё хотел разобраться с обеспечением реализации федерального госстандарта. Что думаете?
— Я думаю, что нужно разделить программы по разным уровням сложности и направленности с учетом способностей обучающихся. У меня давно была такая идея. Но нужно провести очень серьёзный анализ.
Директор открывает для меня дверь, мы спускаемся по ступеням крыльца. Пересекаем пришкольную территорию, он пропускает меня через калитку ограды, придерживая её. Идём на стоянку, к его автомобилю. Марат Русланович галантно помогает мне сесть на переднее сиденье. Увлёкшись беседой, не сразу слышу, что меня кто-то зовёт.
— Ульяна! — окликает стоящий возле своей машины доктор Ткаченко.
Я совсем забыла… Он же собирался за мной заехать.
Глава 40
Мне очень неловко. Я понимаю, что так соскучилась по рабочей суете и так впечатлилась сменой руководителя, что совершенно забыла о том, что обещала Косте.
— Ой, Марат Русланович, простите, пожалуйста, — через стекло приоткрытой двери смотрю на замершего возле машины доктора, потом снова на Марата. — Я что-то заработалась. Совсем забыла, что за мной должны заехать.
Медленно выползаю из машины, придерживая дверцу, а у самой сердце стучит под сто двадцать. Испуг. Как же неловко вышло. И вообще со стороны смотрится нехорошо: то согласилась ехать с директором, то теперь отказываюсь. Новый начальник может решить, будто я несобранная и совершенно беспечная.
— Всё нормально, Ульяна Сергеевна, у нас с вами много проблем. Мы же не хотим, чтобы наше образовательное учреждение постигла учесть школы номер три?
Удивлённо приподнимаю брови. Меня как будто год не было в системе.
— А вы не слышали? Ученики показали очень слабый результат, большой процент неудовлетворительных оценок. В итоге полетели головы. Сейчас проводятся жесточайшие проверки, поэтому очень важно не упустить коллектив. Не дать нашим педагогам ударить в грязь лицом.
— Да-да, конечно, я всё понимаю, — киваю, директор придерживает мою дверь, мы смотрим друг на друга, а затем я аккуратно кошусь на доктора.
Ткаченко будто вкопали возле машины. Не подходит. Не желает знакомиться. Плохой знак.
— Кстати, насчёт всей этой ситуации, — не отпускает меня Султанов, продолжая рабочее совещание.
Он, видимо, не понимает, что доктор мне сейчас реконструкцию передней крестообразной связки без наркоза прямо на стоянке сделает.
— Собственно, почему так вышло с вашим руководителем? Сейчас идёт охота на директоров по всему городу. Вышестоящие чины регулярно собирают руководителей школ и координируют их образовательную деятельность. На днях вот в Доме учителя была встреча с главой Рособрнадзора. Поэтому, если мы не хотим потерять наши места и даже всю школу, мы должны очень серьёзно работать.
— Я понимаю.
Ещё раз взглянув в сторону Ткаченко, чувствую, как внутри всё холодеет. Он похож на статую Аполлона Бельведерского. Такой же античный и безэмоциональный. Ой, что-то будет!
— При прежнем руководителе департамента система была выстроена так, Ульяна Сергеевна, что положение школы и её директора определяла близость к телу начальника департамента. Насколько я знаю, у нынешнего главы другие задачи: система финансирования школ, аттестация, новые образовательные стандарты и многое другое. Потому в этом месяце нам надо носиться по школе как угорелым, если мы хотим победить.
— Да, да... — Уже почти отхожу.
— И помните, что мы с вами живём в неспокойное для школ время. Любая семья может предъявить иск за плохие результаты.
— Всё понятно. Будем работать. До свидания, Марат Русланович.
— До завтра, Ульяна Сергеевна.
Я жутко взбудоражена. Всё это очень-очень серьёзно. Новый директор возлагает на меня огромные надежды. Мы не имеем права потерять нашу школу, а уж тем более не должны допустить, чтобы её присоединили к какой-то другой.
С такими мыслями я пересекаю парковку.
— Привет! — Приподнимаюсь на носочки, чтобы поцеловать.
Ткаченко даже не шевелится. Скрестил руки на груди и ждёт.
— Это кто такой? — Не даёт мне сесть, перекрывая проход.
— В смысле?
— Я спрашиваю, что за мужик?
Его глаза странно горят. Нет привычных шуточек. И лоска. Он выглядит злым. Вообще на себя не похож.
— А, — оборачиваюсь на отъезжающую машину. — Это наш новый директор школы. Представляешь, пока я была на больничном...
— Садись, — перебивает доктор Ткаченко, опуская руки мне на плечи, запихивая в салон и лично перебрасывая ноги внутрь автомобиля, как будто я не могу это сделать сама. Дёргает ремень, пристёгивает. Причём если раньше это было чувственно-эротично, то сейчас ничего такого нет. Всё быстро и довольно грубо.
— Ты что, забыла про меня? — Усевшись на своё место и схватившись за обтянутый кожей руль, не спешит стартовать Ткаченко.
— В смысле забыла? — спрашиваю сама себя, потеют ладони, аж страшно делается. — Нет, я просто заработалась. Столько всего произошло, я погрузилась в рабочий процесс, старалась угодить Марату Руслановичу.
— Вот именно! Очень старалась угодить Марату Руслановичу и по первому свистку залезла в его машину, забыв, что за тобой должен заехать я.
Мотаю головой. Мы отъезжаем.
— Так, стоп. Что сейчас происходит?
— О, я тебе сейчас всё объясню. Ты устраивала мне сцены из-за коллеги, которой я просто улыбался, утешая по телефону — заметь, улыбался по телефону! Даже не вживую! А сама залезла в машину к мужику приятной наружности по первому свистку! Явно неженатому мужику, без кольца. Ещё и тачка дорогая, костюм, часы.
— Фига се, у тебя зрение, Ткаченко! Даже я не видела, есть ли у него кольцо, — удивлённо округляю глаза.
— Я хирург-травматолог, у меня стопроцентное зрение. — Прибавляет скорости. — Получается, наш благородный завуч совсем не благородный, наш завуч, получается, финтифлюшка!
— Чего?! Что это за слово такое?
— Если не сказать больше. Наш завуч — распутница и блудница!
— Ты в своём уме, Ткаченко? Ты под операционной лампой часом не перегрелся? — закатываю глаза.
Очень громко вздыхаю, сползая по креслу. Мы летим по трассе. Не понимаю, куда он меня везёт. Ко мне и к нему совсем в другую сторону.
— Как можно было забыть про нашу встречу?! Ты — такая вся правильная и серьёзная, надёжная женщина — и чуть не уселась на его директорский х…
— Ткаченко! — вскрикиваю от обиды. — Ты, — задыхаюсь, — ты просто… У меня слов нет! Ты уже соблазнял меня, фривольно бинтовал и заглядывал в глаза, а при этом у тебя была баба, у которой на тумбе лежали ключи от твоей квартиры! Она могла спокойно зайти в твой дом в тот момент, когда ты в душе намыливал свой зад, открыть дверь и влезть к тебе за горяченьким… А я просто разговаривала с директором! Со своим руководителем! Останови машину! Сейчас же! Я поеду на автобусе. А лучше догоню на такси Марата Руслановича и пересяду к нему.
