Телохранитель моего мужа (СИ) - Ночь Ева
— Давай покончим с этим, — перебивает её Рина. — Веди уже, куда приказано.
Вета делает какой-то знак, пытается от чего-то предостеречь — так мне кажется, но Рина больше на неё не смотрит, и тогда подруга её, махнув рукой, разворачивается тылом. Идёт, покачивая бёдрами. Мы — за ней.
Это не вип-комната. Это личный кабинет госпожи владелицы клуба. Но всё здесь по высшему разряду: стол, накрытый деликатесами. Кофе дымится, источая тонкий аромат дорогого напитка.
Мужчина, что сидит напротив двери, — хозяин жизни. Холёный. Красивый. Дорогой, как бесценный раритет. Всё в нём слишком: костюм за несколько тысяч долларов, белоснежная рубашка отдаёт холодом арктических девственных льдов, причёска уложена идеально — волосок к волоску. Виски густо припорошены солью седины.
В руках он держит чашку с кофе. Длинные пальцы, овальные ногти без единого изъяна. Всё это бросается в глаза. А ещё больше — понимание: он опасен, от таких следует бежать подальше.
На меня он не смотрит. Я ему не интересен. Он пожирает взглядом Рину. Я чувствую, как она спотыкается и пытается попятиться. Только моя рука, как якорь, удерживает её от опрометчивого поступка — она остаётся стоять на пороге вместе со мной.
— Ну, здравствуй, Бабочка, — у него всё тот же приятный, как и по телефону, бархатистый глубокий голос, а у меня волосы на затылке шевелятся.
Он знает Рину? Они знакомы?..
42. Рина
Он был первым — этот холёный сукин сын, что сидел сейчас, как король, попивая кофе и пощипывая сочный, ягода к ягоде, виноград.
Он был тем, после которого я с полным удовлетворением могла назвать Алексея рогоносной тварью. Про себя, естественно. Вслух вряд ли бы я осмелилась сказать и меньшее.
Я сразу его узнала. Судя по всему, он знал, кто я. Не уверена, что помнил моё лицо. Но то, что я его увидела здесь, в кабинете Веточки, натолкнуло меня на мысль, что взорвалась в мозгу ослепительной вспышкой. Я даже на мгновение потеряла зрение — стало темно. Но в этой темноте мне было комфортнее, чем при свете дня, где сидел этот стареющий, но всё ещё очень опасный лев.
— Вот и встретились. Хоть ты считала иначе, неправда ли?
Она подсунула меня ему, — вот о чём думала я, глядя на мужчину.
Нет, идея изменить мужу с первым встречным была моя. Вета к ней никакого отношения не имела. Но я долго вынашивала её, зрела, думала, как лучше это сделать, а мыслями своими делилась с подругой в те редкие часы, что мне удавалось вырваться из дома.
Она меня отговаривала. Постоянно. Не подначивала и не подбивала. Но, как оказалось, не стала церемониться и подложила под своего хорошего знакомого. Любовника. Покровителя — сейчас я понимаю это ясно.
Я всегда знала: у Веты кто-то был. Она бы не смогла самостоятельно поднять «дело для души». И вряд ли после мужа осталось столько денег, как она любила подчёркивать.
Вета всегда умела выкручиваться. Падать на четыре лапы, как кошка. Выживать в любых условиях. Находить нужных людей. Я всегда восхищалась её вездесущностью и умением держать удар. Сейчас я думала немного по-другому.
Одно дело — задействовать собственные таланты и ресурсы. Другое — вслепую использовать людей. Тем более, близких. Неэтично и подло. Низко и обидно. Да какое там… мерзко!
Наверное, вся гамма чувств отражается на моём лице. У мужчины напротив улыбка гуляет на губах. Тонкая и всезнающая. Глаза становятся мягче, обволакивают расплавленным шоколадом.
— Ну, же, взрослая девочка, за свои поступки нужно уметь отвечать. Никто тебя взашей на улицу не толкал — сама вышла искать приключения на свои великолепные нижние девяноста.
Он прав. И мне невероятно стыдно сейчас. За все неблаговидные поступки приходится платить. И мне страшно думать, какой ценой. В ту ночь он не казался ни великим, ни опасным. Мужчина. Со своими слабостями и страхами. Я держала его за яйца — в прямом смысле. А сейчас он сидит перед нами и держит за горло только одним своим видом.
Одно неуловимое движение — и я уже за спиной Артёма. Надёжной широкой спиной, что скрывает меня от этого человека, которого я сейчас боюсь до икоты, до спазмов в желудке.
— Вы хотели поговорить? Мы здесь.
Мужчина за столом скользит по Артёму небрежным взглядом. На губах снова играет нечитаемая улыбка. Что в ней? Презрение? Усмешка? Холодная ярость?
Я не могу стоять за спиной и выглядывать, словно нашкодившая кошка. Делаю шаг в сторону. Улавливаю царственный жест: нас приглашают сесть на приготовленные заранее стулья. Их два. И нет возможности разместиться рядом, чтобы чувствовать поддержку друг друга, видеть лицо своего напарника. Стулья стоят на достаточно большом расстоянии.
— Кофе, Катерина?
Он произносит моё имя, как Алексей, и меня передёргивает, прошивает током с головы до ног. Он специально? Или так совпало?
— Нет, спасибо.
Артёму он ничего не предлагает. Я чувствую себя мышью, которой играет большой хищник. Он забавляется, этот мужчина без имени. Не представился, но, наверное, я и не хочу знать его имени. Не хочу больше видеть его и встречаться.
Пусть всё закончится, — думаю только об этом. Мы поговорим, он получит своё и навсегда отвяжется от меня, от Артёма, от всех. Если уж Алексея нет, но, может, найдём компромисс, который всех устроит?
— Ваш муж, Катерина, должен нам деньги. Много денег.
И то, как он произносит «нам» вводит меня в ступор. Есть кто-то ещё за его спиной? Кто-то более могущественный? Или он просто подчёркивает собственную значимость, говоря о себе в третьем лице?
— Если вы хорошо знаете Алексея, имели с ним дело, то должны знать: я никогда ничего не решала, деньгами не заведовала, жила строго на те средства, которые он мне выделял и без конца контролировал.
Я говорю обо всём прямо. И в глаза ему смотрю, не скрываясь. Это какое-то бешенное отчаяние, когда ещё страшно, но можно позволить себе не таясь говорить правду.
— Я никто. Ноль. И, думаю, вы прекрасно об этом знаете.
— Ну, зачем вы так? Прекрасная, молодая, красивая. Интересная во всех смыслах. Теперь, когда вашего мужа нет, появляются сотни возможностей стать кем-то. Выше. Лучше. Богаче. Намного богаче.
Он играет. Соблазняет. Ведёт только одному ему понятную игру. Легко переходит с «ты» на «вы» — я понимаю, что неспроста.
Я хочу остаться самой собой. Хочу жить и не оглядываться на каждый шорох. Мечтаю, чтобы моя семья воссоединилась. Спокойствие, никаких потрясений. И деньги Алексея мне не нужны.
— Какая мудрая девочка. Браво, Бабочка. Могла бы стать королевой, а останешься служанкой?
— Корона часто на мозги давит. Пусть она кому-нибудь другому достанется.
Я смотрю ему в глаза. Он может придавить меня ногтём, если захочет. Размазать по стенке.
— Заберите, что считаете нужным, — прошу я его. — Возражать некому. Вы же умный и понимаете толк в бизнесе. Вам ничьего разрешения спрашивать не нужно.
— Вот так просто? Без борьбы? Без сомнений? — снова улыбается он высокомерно.
— Да, — радуюсь тому, что Артём сидит молча и не вмешивается в наш разговор. Я вижу его профиль — очень резкий и неподвижный. Артём готов к броску — ждёт удобный момент. И я молюсь, чтобы он молчал и дальше, пока всё не закончится. Я бы не хотела, чтобы из-за меня он попал в переплёт или пострадал.
— Это скучно, Бабочка. Всё равно что падаль съесть.
Я теряюсь. Вздрагиваю, не понимая, почему он продолжает эту тягучую, невыносимо тяжёлую, изматывающую для нас игру.
— Тогда чего вы хотите? — спрашиваю, желая, чтобы он наконец открыл свои карты. Выигрышные, судя по всему.
— Тебя. Я хочу тебя, Бабочка, — произносит он медленно, и Земля перестаёт вращаться. Тормозит на полном ходу. И я падаю, падаю в пропасть его бездонных холодных глаз, что затягивают меня в непонятную и очень опасную трясину.
43. Артём
— Нет, — припечатываю веско и подчёркнуто громко, чтобы никто не подумал, что это ветер за окном веткой в стекло стукнул.
