Не надо, дядя Андрей! (СИ) - Зверева Марта

— Присядь на корточки, — сказал он. — Разведи колени.

Сначала я испугалась, что пробка вывалится из меня, но такая огромная, она держалась за счет своего объема. И когда я присела, надавила на анус и на что-то еще внутри и я даже прикусила губу, чтобы не застонать от тянущего ощущения сладости между ног.

Рука Андрея задергалась на его члене быстрее.

— Встань, — приказал он. — На четвереньки. Задери жопу и прижмись грудью к полу.

Я повиновалась ему и тяжело задышала, чувствуя, как гладкая сталь словно ласкает меня изнутри, усиливая давление и то самое ощущение.

Андрей потянулся ко мне, провел пальцами по коже на попе и вдруг шлепнул тяжелой ладонью, да так, что удар пришелся не только на ягодицы и торчащий из меня кусок пробки, но и на сочащуюся влагой щель. Я вся всколыхнулась, дернулась, сжалась и вдруг почувствовала, глубокий спазм, неожиданно сильно и тяжело разошедшийся по всему телу волной.

Попыталась удержаться, но заскребла пальцами по доскам пола и с утробным низким стоном кончила, непроизвольным усилием вытолкнув из влагалища густую смазку, тут же пролившуюся на бедра.

Распласталась на полу и перевела ошалелый взгляд на Андрея. Его закушенная губа и исказившееся лицо ничего мне не подсказали, а зря.

В ту же секунду мне в лицо ударили одна за другой несколько струй спермы.

АНДРЕЙ

Моя маленькая шлюха вошла во вкус.

Я и сам вошел во вкус. Где еще тебе предоставят бесплатную еблю в зад по первому классу с натуральными оргазмами и любой степенью унижения, будут просить еще, с готовностью подставлять жопу прямо на пороге дома, выть, стонать, дергаться, орать, но приходить снова и снова?

Я трахнул ее везде, где только подсказала больная фантазия.

В ее уютной постельке, прямо утром, еще сонную, со следом от подушки на щеке. Ее маленькие пальчики царапали простыни, она хныкала и плакала, пытаясь уползти, а я возвращал ее бедра на место снова и снова и погружался медленно, по полсантиметра, пока она дрожала подо мной. Вздернул ее голову за волосы и слизнул слезы с лица. А потом отдолбил так, что она сама попросила охлаждающий гель и обезболивающее. Сложно было не выебать ее еще раз, когда я наблюдал, как под моим взглядом она смазывала им свой анус.

Вот тогда-то я пожалел в который раз, что претендовал только на ее зад. Пора было разобраться с Рустамом и забрать еще и сладкий Лизин ротик.

Только я не успел.

Трахал я ее и в кухне, уложив животом на мраморную столешницу, повизгивающую от холода, стоящую на цыпочках, натянутую как струну. Засунул пальцы ей в рот, и она лизала и сосала их, показывая охуенные способности в этом деле. Представив, как она обрабатывала болт Рустама с таким же энтузиазмом, кончив, я вогнал в нее тяжелую пробку без подготовки и растягивания, одним движением.

Но шлюшке, кажется, понравилось. Ее глаза затуманились, она прогнулась, стараясь уложить четыреста грамм железа в своей заднице поудобнее, а рука ее сама потянулась к груди. Я опредил Лизу, оттянув ее сосок и глядя ей прямо в глаза. Она раздвинула бедра сама, я лишь раз коснулся клитора, и ее просто вывернуло наизнанку. Подсадил ее на стол, как главное блюдо, и она корчилась на белом мраморе, дрожа и испуская длинные стоны.

Я искал ее пределы. Вгонял в ее аппетитную маленькую попку вибраторы от тонких и длинных до широких и мощных. Растягивал ее колечко, загоняя туда по четыре пальца и разводя его до огромной черной дыры. И заставлял его сжиматься, щелкая электростимулятором в самом нежном местечке.

Вставлял огромные пробки-тоннели, с которыми Лиза передвигалась как беременная утка, зато можно было нагнуть и засунуть в нее хер без предварительных танцев и смазки.

Но мне скоро наскучило издеваться над ней с помощью игрушек. Только та тяжелая пробка осталась в моем арсенале. Она кончала от нее так яростно и мощно, что я ни разу еще не удержался на краю.

Крыша ехала просто на ура. Работать было невозможно, я загнал в кабинет практикантов и отменил все сложные случаи, которые мог, оставив парней на чистку и элементарные пломбы. Хер стоял почти круглосуточно, перед глазами плыли круги.

Разозлившись сам на себя, я почти насильно присунул одной пациентке, пятидесятилетней потасканной бабе, которая уже полгода регулярно моталась ко мне из города якобы по совету какого-то там светила. То лечила пародонтоз, то требовала на старости лет поставить ей брекеты. А сама с каждым разом надевала юбку все короче и декольте все больше, пока я окончательно не увидел ее увядшие прелести во всей красе.

Любую другую пришлось бы уламывать или подготавливать, но эти, со своей последней молодостью, так понятливы, что мне не пришлось говорить ни слова после того, как я запер кабинет на ключ. Она сама открыла рот и сама заглотила хер вместе с яйцами с таким энтузиазмом, что я испугался, что сожрет ненароком.

А потом прыгала на мне, звонко повизгивая и тиская свои силиконовые сисяндры, которые пора было менять на новые еще в прошлом веке.

Под конец она умоляла отхлестать ее по щекам, что я и проделал с наслаждением. Но не потому, что у меня стояло на нее, а потому что хотелось убить эту мерзость.

Ворвался потом на второй этаж, стащил Лизу за волосы в клинику и драл ее нещадно прямо на том же кресле, то ставя раком, то загибая ноги за уши, то заставляя сворачиваться в калачик.

За всеми этими делами толком не замечал происходящих странностей. Олег с Глебом не объявлялись, другие друганы тоже молчали, партнеры пару раз намекнули, что пора бы пересмотреть договоры в неформальной обстановке, но кроме этого раздавались странные звонки. В трубке молчали. Иногда на заднем плане шумело то ли море, то ли шоссе.

Но я быстро забывал об этом. Отправлял в спам странные письма, похожие на спам, в которых мне обещали скорые вести.

Однако стоило мне увидеть Лизу в одной футболке с торчащим из задницы силиконовым хвостиком новых анальных шариков, как вся эта херота вылетала из башки напрочь.

Потом я сильно об этом пожалел.

ЛИЗА

Когда перестало быть больно и перестало быть страшно, я почувствовала свободу.

Иногда мне было жарко, иногда стыдно, иногда сладко, но с каждым днем все темнее. Я словно шла с солнечной поляны в глубину огромной пещеры. И все дальше был свет, и все чаще окутывала тьма. Но раньше я ее боялась, а теперь хотела.

Андрей мучил меня и мучился сам.

Я думала, он дойдет до края и оставит меня как секс-игрушку. Вставлять, чтобы слить, быстро трахнуть и уйти. Но часто он даже не кончал, придумывая, как поинтереснее измучить меня. Когда мы были вместе, он не отвечал на телефонные звонки, бесился, когда его кто-то прерывал, возвращался с работы все раньше. Облизывал губы, глядя, как я сижу голой попой на кухонной табуретке и ем салат, ерзая из-за очередной причудливой приблуды, забитой в меня.

Он хотел, чтобы я плакала, но мне больше не было больно, только зудело и влекло кошмарной тьмой в глубину пещеры. Туда, где меня ждало что-то, от чего сжималось внутри, поджимались пальцы и пульсировало между ног.

Самое страшное случилось не тогда, когда он вгонял в меня шипастый члены или руку почти по локоть, и даже не тогда, когда однажды вечером он позвал меня еще с лестницы, как любил это делать в последнее время, вынул очередную затычку и без усилий вогнал член… и скривился.

Сказал:

— Все, пиздец, разъебал я тебе жопень, стала как ведро.

Мне снова стало страшно. И больно. Он повозил внутри членом со скучающим видом, вынул и отшвырнул меня от себя. На лице его было отвращение.

— Дядя…

— Что ты ноешь? В тебя теперь можно огнетушитель вогнать, ты не почешешься.

Я съежилась на краю ступенек, натягивая на задницу футболку. Унижение выжигало меня изнутри хуже перцовой смазки, которой он так любил развлекаться.