Ты меня не заставишь (СИ) - Лав Натали
Поджимает губы, хмурит брови. Недоволен.
-Ты регистрировала ребенка? - задает следующий вопрос.
-Нет. Я боялась, что меня найдут. Как ты вообще допустил такое? - вырывается из моих уст упрек. который я долго прятала в себе.
-Что допустил? - с Рустама на мгновение слетает его сдержанность, - Чтобы ты меня продала?
-Я? Тебя? - я перестаю вообще что-либо понимать.
Давид заходится плачем, выворачивается у Рустама из рук.
Муж прикрывает глаза, делает глубокий вдох.
-Давай всё же отложим разборки. До дома, - говорит он, открыв глаза через несколько секунд. Теперь также отчужденно, как и до этого.
-Хорошо. Дай я возьму его, - тяну я руки к сыну, - Он сейчас успокоится...
Рустам отдает мне сына без возражений. Чуть покачиваю Давида, ласково уговариваю. Он отвлекается на мою болтовню и перестаёт плакать.
-Пошли, - ладонь Рустама ложится мне на поясницу.
Её тяжесть заставляет меня вздрогнуть. Он это замечает и смурнеет еще сильнее, только ничего больше не говорит.
Помогает мне сесть в машину. А сам... Сам уходит в другую. Это больно царапает меня, хоть я и стараюсь держаться, напоминая себе, что ждала совсем не этого. Того, что он просто меня придушит. А так... Его ведь тоже можно понять. Не знаю, как вела бы себя на его месте. Просто надеюсь, что никогда не окажусь на нем.
Первые два часа пути проходят довольно спокойно. Ребенок смотрит то на меня, то в окно, произносит какие-то звуки. А потом... Давида как подменяют. Никогда у него не было таких истерик. Он принимается кричать, отказывается принимать грудь. Водитель и охранник всё время оборачиваются. Я понимаю, что так ехать тяжело, но ничего с сыном поделать не могу. Даже памперс постоянно проверяю. Ребенок чистый и сухой. Через 2 часа сплошного плача, машина, наконец, останавливается.
Подходит Рустам.
-Что?! - голос звучит встревоженно.
Я не могу ему ничего объяснить.
-Плачет, - говорит за меня охранник.
Мы остановились у какой-то заправки. Выглянуло солнце. На улице не очень холодно. Я хожу возле машины и пытаюсь утихомирить Давида.
-Дай я попробую, - предлагает Рустам. Я уже не знаю, что предпринять, поэтому отдаю ему сына.
Минут 10-15 у Рустама ничего не получается, но затем он начинает ходить туда-сюда и петь песню на чужом языке. Через непродолжительное время Давид засыпает.
Рустам с сыном на руках садится в машину. Я залезаю следом.
-Он не заболел? - спрашивает муж.
Осторожно дотрагиваюсь до детского добика.
-Вроде бы - нет. Скорее всего, смена обстановки. Да и замкнутое, тесное пространство долгое время тяжело переносится. Хотя дети все по-разному реагируют. Большинство в машинах спят без задних ног.
Ребенок уснул. Его держит Рустам. Меня тоже начинает клонить в сон. Да так, что глаз разлепить не могу. Чувствую, что меня обхватывает сильная рука, прижимает к крепкому торсу.
-Спи, - вроде бы слышу я.
Только, наверное, мне это снится. Рустам меня теперь ненавидит.
Следующие пару часов я сплю. Пока меня осторожно не встряхивают за плечо.
-Оль! Давид проснулся... - голос у Рустама с хрипотцой.
И я на самом деле лежу у него на плече. Значит, не приснилось? Во мне впервые за всё это долгое, страшное время просыпается надежда, что всё еще можно вернуть. Ведь может быть такое?! Я ведь ... его не разлюбила.
Машина стоит на парковке перед гостиницей.
-Пойдём. Давида надо покормить, переодеть. И самим отдохнуть. Нам еще несколько часов ехать.
Это хорошая идея, поэтому я не спорю, а иду за мужем, который несет сына на руках.
Глава 39
Глава 39
Ольга
Время в гостинице пролетает быстро. Заботы о себе и Давиде не позволяют мне думать. Тем более, что в номере только я и ребенок. Да люди Сатаева за дверью. Куда делся Рустам, не представляю, а спрашивать неудобно. Сын ведет себя, как обычно. И о том концерте, который он устроил в машине, ничего не напоминает. В номер приносят обед, причем всё то, что подходит для кормящих. Рустам позаботился? Ну, а кто же еще...
Усаживаю Давида на кровати, обкладываю подушками, достаю разноцветные тряпочки нанизанные на веревку, любимую игрушку моего сына. Игрушку, которая была мне доступна, даже не из-за экономии, а потому что купить что-нибудь у меня не было возможности. В деревне игрушками не торговали. Там даже магазина не было. Пару раз в неделю приезжала машина, в которой можно было купить самое необходимое. В ближайший город я поехать не могла, потому что у меня маленький ребенок и меня искали. Это я точно знала.
Давид начинает развлекать сам себя, я ем. После так, как никто за мной не приходит, ложусь на кровать возле ребенка. Малыш тянется к моим волосам, запускает в них руки.
-Ай-яй-яй! - грожу ему пальцем, осторожно вынимая маленькие ручки из своих волос.
Он начинает заливисто смеяться.
В этот момент и заходит Рустам.
-Поехали, - говорит сухо.
Я собираю ребенка и себя. Гадать, что и как будет, я уже устала. Мне нужно ему рассказать, как всё было. А после... У него есть право выбора.
И снова машина. Замкнутое пространство. На этот раз Рустам едет с нами. Это почему-то воспринимается мною еще тяжелее. У меня такое ощущение, что между нами бетонная стена, которая с каждой секундой делается выше и толще. Но развлекать ребенка вдвоем проще. Этого не могу не признать.
Время не стоит на месте. И вот мы уже подъезжаем к городу. Но едем другим маршрутом. Не к квартире. Не спрашиваю ничего, пока не заезжаем на территорию дома, огороженного высоким забором. Участок охраняется. Это я успела заметить.
-Что мы тут делаем? - задаю вполне уместный вопрос.
-Я здесь живу, - поясняет Рустам.
Больше не задаю никаких вопросов. Захочет - расскажет сам.
Меня отводят в комнату. Время уже позднее, Давида пора укладывать спать. К комнате примыкает ванная. Там все приспособления для купания ребёнка. Справляюсь с этой задачей. А вот со сном у нас не ладится. Давид на новом месте, его это нервирует. Поэтому на то, чтобы уложить сына, у меня уходит пара часов.
Несколько раз заглядывает Рустам, но надолго не задерживается, так как Давид на него отвлекается.
В последний раз Рустам приходит, когда сын уже уснул. В руках у него радионяня, которую он оставляет возле ребенка.
-Идем. Если проснётся, то мы услышим, - а я вдруг осознаю, что хочу отложить этот тяжелый разговор на неопределенное время.
Чтобы сохранить призрачную надежду на невозможное.
Только Сатаев не расположен ждать.
-Идём, Ольга, -повторяет он уже настойчивее.
Плетусь за ним по коридору. Он заходит в кабинет. Дом - роскошный. И опять же - какой-то теплый. Такой же, какой была квартира, которую он мне подарил. Интересно, что он с ней сделал?
-Я слушаю, - раздается холодный голос мужа.
Вот и всё... Пути назад нет. Сажусь в огромное кресло, подбираю под себя ноги и, разглядывая ковер на полу, принимаюсь рассказывать. На Рустама не смотрю специально. Не хочу видеть, какие эмоции вызывает в нем мой рассказ. Не уверена, что смогу говорить, если замечу на его лице ненависть.
-Я поехала в клинику, где наблюдалась. Не знаю, как это у них, тех людей, которые всё затеяли, получилось, но меня вывели оттуда через черный ход. Куда делись твои люди, я не знаю. Привезли на какой-то склад. Там был мужчина. У него шрам на левой щеке. Глубокий, но небольшой. Он сказал, что я - дура, и что совсем тебя не знаю. Что ты... был киллером. И что я зря с тобой связалась. Потом он сунул мне в руки мой телефон, который они до этого отобрали, и сказал, что я должна написать тебе сообщение, чтобы ты приехал на склад. Я отказалась... Тогда он приставил нож к моему животу и пригрозил, что воткнет мне его, если я не сделаю, как он велит. Я... Он так смотрел... Он бы сделал это, не раздумывая. Я спросила, зачем ты им нужен. Мне ответили, что это не моё дело. Мужчина надавил на нож... Слегка. Порезал меня...
