Екатерина Владимирова - За гранью снов (СИ)
- Ты права, - вонзился в нее с силой, решительно, сокрушая. – Мне решать, - выдохнул он, толкаясь в нее с новой силой. – Только мне! - и начал непрерывное, сравнимое с марафонским движение внутри нее, резкое, жаркое, влажное скольжение.
Наращивая темп, ничуть его не снижая, а лишь ускоряясь. Удерживая ее под ягодицы обеими руками, сильнее насаживался на женское тело, вынуждая ее отвечать на свои завоевательные толчки, губами проскальзывая по горящей коже висков, шее, впадинке между обнаженных грудей, захватывая в плен рта возбужденные соски и слегка покусывая их. Не прекращая движения, слушал ее учащенное дыхание и громкие стоны. Еще несколько выпадов, и он слушает собственный гортанный стон, вынужденно вырвавшийся из груди. И к собственному изумлению стремительно, бурно кончил лишь тогда, когда перед глазами непроизвольно всплыл образ новой черноволосой рабыни. Той самой, что попала под колеса его автомобиля чуть больше месяца назад.
Она оказалась не права. Он ее запомнил. Он никогда и ничего не забывал.
И, отстраняясь от Софии, думал почему-то лишь о той, что несколько минут назад покинула комнату.
Да, она, определенно, его еще удивит. Он не сомневался в этом. Что-то в ней было, что-то такое, чего он не мог объяснить. Но что-то горело внутри ее зеленых глаз. Что?.. Гордость? Сила? Упрямство? Холодная сдержанность? Вызов?..
Подхватывая Софию, чтобы та не упала, и слушая ее учащенное горячее дыхание, касающееся его кожи, Князь Четвертого клана ухмыльнулся, сверкая глазами. Что ж, пусть считает, что он принял ее вызов. И теперь оставалось лишь ждать, чтобы выяснить – кто кого.
11 глава
Не сдаваться!
Оказывается, даже здесь, за гранью, судьба иногда дарует сюрпризы рабам. И о подобном сюрпризе я узнала уже на следующий день. Кто бы мог подумать, что мне, которой в пору было отчаяться, подвернется такой невероятный шанс!? На побег. Единственный шанс из миллиона несуществующих возможностей. Представится ли подобный шанс еще раз, стоит лишь гадать, и не воспользоваться подарком судьбы сейчас означало бы смирение безумцу, который возомнил себя моим хозяином. А на это я пойти не могла.
Меня всю трясло от одного лишь воспоминания о том, как он смотрел на меня...
Едва я вышла из комнаты Кэйвано, так противоречиво охваченная ледяным ознобом и брошенная в горячий пот, обволакивающий мое тело огненным кольцом, я поняла, что руки дрожат, а ноги едва ли меня держат, покалывая в коленях и подкашиваясь. В голове отчаянно звенело, а виски будто разрывало от боли.
Не в силах дышать, ощущая невероятную усталость во всем теле, будто скованном колючей проволокой, я прислонилась к стене и закрыла глаза, приходя в себя.
Осознание того, что произошло, приходило постепенно, врываясь в мой мозг настойчивой трелью.
Он меня не наказал, не потребовал раздеться, не унизил подобно Михаэлю. Он повел себя... странно. Не так, как должен был поступить со мной истинный хозяин, властитель, король, великий князь, вызывающий страх во всех лишь упоминанием своего имени. Разве должен он был меня просто... отпустить?!
И в тот момент у меня даже, пусть и на краткий миг, мелькнула невероятная мысль: а вдруг он лучше, справедливее и... добрее моего первого хозяина?
Но, охваченная негодованием к самой себе, я вдруг рассмеялась. От нелепости этого предположения.
Одного взгляда на Штефана Кэйвано достаточно, чтобы понять, что он за человек. И что он не прощает ошибок и проступков. Не рабам. Вообще никому.
Тогда почему же простил мне мой поступок, дерзкий, грубый, подначивающий его отомстить мне так, как того захочет хозяин в отношении своей рабыни?! Что им двигало? Чем он руководствовался? Почему он не воспользовался своим правом, а просто... простил меня? Штефан Кэйвано – простил?! Это даже на слух звучало нелепо. Не мог он так поступить. Я не была настолько наивной, многое уже повидала в этом мире, чтобы верить в то, чего нет на самом деле. И в людях я пыталась разбираться, я видела, что они из себя представляют, а потому редко в них ошибалась. Князя Кэйвано же я разгадать не могла. Но точно знала лишь одно – его нужно остерегаться. Он опасен.
Он меня пугал уже тем, что оставался для меня тихой загадкой. Все в этом мире казалось невероятным, безумным, совершенно алогичным. И в этом мире мне приходилось существовать. И в эпицентре всего этого хаоса, возвышаясь надо всеми, стоял он. Я так и не привыкла к правилам и законам, которые здесь всем остальным казались нерушимой и неоспоримой истиной. И боялась того, что законом для всех был он.
Но, когда я на трясущихся ногах, с бешено колотившимся в груди сердцем, вышла из комнаты Князя, я отчего-то совсем не думала о том, куда я попала. Все мои мысли были направлены на него! Мой господин, хозяин, вершитель моей судьбы, Князь, король. Он тот, кто станет решать, что со мной будет. И он сейчас... не наказал меня за проступок. Даже не за проступок, за откровенное своеволие, нарушение его воли, его приказа. Неужели за подобное можно простить? Просто так отпустить, приказать убираться и не наказать за проявление упрямства? Не мне ли говорили, что Князь не прощает подобного? Так почему же он допустил это сейчас? В отношении меня?
Сердце вновь отчаянно забилось в груди пойманной птичкой, и я приказала ему заткнуться и не питать иллюзий. Этот человек крушит иллюзии на корню, не давая им развития. И мои иллюзии, если я позволю им взлететь, вскоре окажутся на земле, погребенными за нелепыми и безрассудными мечтами.
Этот мир, являясь будто в насмешку чьей-то иллюзией, тем не менее не терпел проявления фантазий и иллюзий. На мечты у меня так же не было права, как и ни на что здесь. Мне приказывали, я исполняла. А если не исполняла, была наказана за неповиновение. Казалось, все было слишком просто. Для тех, кто готов был следовать этим правилам. Для других, - не для меня.
И главной силой, которая могла сломить мое сопротивление, указать мне на мое истинное место в этом мире, был именно он – Князь Четвертого клана, холодный и равнодушный негодяй! Богач, циник, словно ледяное мраморное изваяние, вылепленное из презрения, жестокости и безжалостности.
Почему же ко мне он отнесся иначе, чем к остальным своим рабам? Потому что вдруг вспомнил о нашей с ним случайной встрече на улицах Праги? Решил пожалеть хрупкую девочку, заброшенную в жестокий мир дикости и грубости? Сомневаюсь, что он был бы настолько добр. Не верю в то, что он вообще знает значение этого слова. Так в чем же причина его... милости?!
