Дом из пепла и стекла (ЛП) - Уэбб Силла
— Что насчёт… — я даже не могу взглянуть на огромную, неподвижную фигуру Павла.
— Мои люди это уберут, — мои ноги внезапно застывают на месте, а моё психическое состояние меняется с шокированного на возмущённое. Я упорно отказываюсь двигаться. Я вызывающе смотрю на Нико, возмущаясь тем, что он может быть таким бессердечным и жестоким. С другой стороны, он только что приказал убить Павла, так что…
— Это? — повторяю я, и Нико поднимает одну бровь, выражая сомнение в моём неповиновении. — Он мог быть ужасным, Нико, но он всё ещё продолжает быть человеком. Он служил твоей семье, рискуя своей жизнью, чтобы тебя защитить.
— Да, Синдерс, я в курсе. Позволь напомнить, что ты только что пырнула его ножом, чтобы помешать ему изнасиловать твою сводную сестру. Никакой любви здесь нет. Почему же ты вдруг разозлилась, что этот ублюдок получил по заслугам?
— Я не хотела, чтобы он умер, Нико. Я просто не хотела, чтобы он кому-то навредил. Я не хотела, чтобы он был здесь. Но всё же, он имел семью. Мать.
Нико обхватывает моё лицо своими большими сильными руками и нежно целует в лоб. Это слегка успокаивает, и я мысленно укоряю себя за то, что жажду больше его прикосновений.
— Синдерс, уверяю тебя, мать Павла будет извещена о его безвременной кончине, а о его семье позаботятся. Перестань думать о нём. Он был куском дерьма и не заслуживает твоего сочувствия.
Он берёт меня за руку и ведёт по длинному коридору к винтовой лестнице и обратно на первый этаж дома. Нико заводит меня на первый этаж, как в реальность после долгого кошмара.
Он идёт прямо к лестнице, и продолжая держать мою руку, ведёт меня на следующий этаж. Мы входим в логово, где его люди слоняются без дела.
— Мне нужно, чтобы вы, ублюдки, убрались. Мокрая работа. В подвале.
— Проблема, бос? — спрашивает один из мужчин.
Лицо Нико суровее, чем я когда-либо видела.
— Павел облажался. Вы все можете пойти и посмотреть, как выглядит неподчинение моему прямому приказу. Никто не может делать это и продолжать дышать. У него был один простой, блядь, приказ — не трогать дочерей Иветты. Он не подчинился, так что ублюдок мёртв. Посмотрите на него. Учитесь на его ошибках. Затем уберите его отсюда.
Нико не теряет времени на дальнейшие разговоры со своими людьми. Он поворачивается на каблуках и ведёт меня, потрясенную и ошеломленную, по лестнице на первый этаж, в изысканную гостиную, где Иветта и Айрис попивают чай со скучающей Ренатой.
Зоркий взгляд Иветты устремлён на наши соединенные руки.
— Что за чёрт, Нико? Это чересчур для отцовской привязанности, тебе не кажется? Я знаю, что ты станешь отчимом девочки, но ты не должен держать её за руку, как будто она пятилетний ребенок.
— Произошёл инцидент, — Нико не отпускает мою руку, подводит меня к дивану и осторожно усаживает. Он отпускает меня и поворачивается лицом к Иветте. Положив руки на стройные бёдра, он пристально смотрит на неё. — Дейзи пострадала. С ней всё будет в порядке. Джеймс отвезёт её к врачу.
— Что случилось? — требует Иветта.
— Для всех заинтересованных сторон будет лучше, если вы не будете знать подробностей, но с ней всё в порядке. Травмы более поверхностные и психические, и к врачу она идёт только из предосторожности.
Глаза Иветты сужаются, как будто она прочла между строк.
— Один из твоих людей сделал это? — её голос холодный как лёд, она качает головой. — Надеюсь ты разберёшься с ним.
— Уже.
— Я должна верить, что ты достаточно контролируешь своих людей, чтобы гарантировать это, не так ли? — насмехается она.
Её отсутствие заботы о дочери просто поразительно. Первым делом она не спрашивает, как там её дочь, какие у неё травмы, или куда её увезли. Нет, её первый инстинкт — спровоцировать ссору с Нико. Она всегда пытается найти способ утвердить свою власть и выплеснуть свой яд. Для неё это всё игра. Игра во власть, отчаянная попытка получить контроль.
— Он больше не с нами, — говорит Нико.
— Ты уволил его? Хорошо.
— Окончательно. Да, — Нико не отводит взгляд от Иветты, убеждаясь, что она понимает реальность его слов, не уличая себя напрямую.
— О, — она подносит руку ко рту. — О!
Нико кивает.
— Я дал тебе слово, что мои люди не тронут твоих дочерей. Павел ослушался моего прямого приказа. Он дорого заплатил за это предательство, Иветта. Он облажался и столкнулся с последствиями, — он щёлкает пальцами.
Лицо Иветты бледнеет, глаза расширяются, и на короткое мгновение в чертах её лица появляется выражение шока.
Нико направляется к барной стойке. Я наблюдаю, как он наливает бренди, затем добавляет сахар, лёд, 7Up20 и апельсиновые дольки. Протягивая мне напиток, он наблюдает за тем, как я делаю неуверенный глоток. Я чуть не поперхнулась. Боже, какой крепкий.
— Выпей, — он приказывает.
— Что это? — я скорчила гримасу.
— Старомодный коктейль. Только с бренди, а не виски. Это поможет.
— Почему она шокирована? — спрашивает Иветта, уже оправившись от своего минутного волнения.
— Иветта, чем меньше ты знаешь, тем лучше. Если мои враги или друзья Павла придут сюда в поисках людей для опроса, поверь мне, ты не захочешь оказаться по другую сторону допроса.
Она размышляет об этом, пока я потягиваю свой напиток.
— Конечно, если меня будут допрашивать, лучше знать, чтобы иметь информацию, которую я могу дать?
— Тебя не будут допрашивать, потому что ты женщина, ясно? Мы не рассказываем нашим женщинам всякую ерунду, чтобы они не стали мишенью для подобных вещей.
— О, хорошо. Если я не буду допрошена, то ты можешь рассказать мне. В конце концов, это касается моей дочери. Я должна знать.
— Всё, что тебе нужно знать, это то, что если ты сейчас же нахрен не заткнёшься, то я подойду к тебе, свяжу и заткну рот, — он смотрит на Иветту, делая медленные, расчётливые шаги к ней. — Павел облажался. Павел исчез. Навсегда. Я дал тебе обещание и сдержал его. Сейчас я дам тебе другое. Если ты будешь продолжать давить на меня, то следующим, кто примет мой гнев — будешь ты, — Нико наклоняет голову оценивая ее. — Испытай меня, Иветта. Я открою тебе рот с такой силой, что сломаю твою гребаную челюсть. А потом засуну тебе в рот твои грязные трусики, чтобы ты задыхалась от кляпа, пока будешь составлять компанию всем паукам в промозглой темноте подвала.
Её глаза расширяются.
— Ты не посмеешь, — её голос тихий и ошеломлённый.
— Он бы так и сделал, — отвечает Рената, её тон ровный и скучающий. — Я бы не советовала на него давить.
Я потягиваю свой напиток и отключаюсь от разговора, который происходит вокруг меня. Мой разум в приятном сне, но я чувствую себя странно. Холодно. Одиноко. Так одиноко. Окружающий мир как будто отступил, все и вся оказались за толстым стеклом, где я не могу до них дотянуться.
Всё это так странно и напоминает мне о том, как умерла моя мать. Шок. Оцепенение. После этого наступают американские горки эмоций. Страх, паника, печаль и депрессия. Хотя эти американские горки не сравнятся с потерей любимого человека. Я не буду оплакивать Павла. Но меня будет снедать страх, а ужасные воспоминания о нападении на Павла будут мелькать в моей голове, словно плёнка фотоаппарата, застрявшая в кадре.
— Мне нужно в душ, — говорю я. Мой голос удивительно ровный.
Нико поворачивается ко мне.
— Ты в порядке?
— Всё нормально.
Я стряхиваю с себя озабоченное прикосновение к руке и одним махом выпиваю оставшийся напиток. Выходя из комнаты, я слышу, как Рената говорит:
— Впечатляет. Эта девушка может быть одной из нас.
— Нет, не может, — тяжело отвечает Нико.
Их голоса раздаются в спёртом воздухе, пока я поднимаюсь по лестнице с тяжёлыми ногами. Оказавшись в своей спальне, я захлопываю дверь и раздеваюсь. Под тёплыми струями душа меня начинает бить озноб. Сначала это колючие мурашки, но вскоре переходит в дрожь. Я сползаю на пол и обхватываю руками колени.
