Джейн Дэвитт - Привяжи меня
Стерлинг натянул через голову футболку и сел в другое кресло.
— Я хочу, чтобы вы знали, я спрашиваю не потому, что хочу поторопить вас или что-нибудь вроде того. Видит бог, если бы до колледжа кто-нибудь сказал мне, что я буду просить, чтобы меня трахнули, я бы смеялся до колик. — Он коротко улыбнулся Оуэну, надеясь, что тот улыбнется в ответ, чтобы подбодрить его.
Ему пришлось разочароваться. Было такое ощущение, что Оуэн вот-вот выйдет из себя, его губы были поджаты, на лице выступил легкий румянец. Секунду спустя он открыл рот и процедил ледяное:
— Благодарю за это красноречивое заверение в том, что тебе удалось избавиться хотя бы от одного из твоих недостатков. А теперь, может, поработаешь над остальными? Например, научишься подчиняться единственному требованию, на которое согласился, когда все это началось, без вечных жалоб, уговоров, нытья и попыток заставить меня передумать. Потому что, честно скажу, ты меня утомляешь.
Стерлингу казалось, что ему в лицо плеснули холодной водой. Внутри все скрутилось узлом, потому что он знал, что Оуэну быстро надоедают его сабы, но как-то смог уговорить себя, что с ним все будет по-другому, что он не станет того утомлять.
— Я не ною, — возразил он. — И я не понимаю, что из того, что вы сказали, является объяснением или как это должно помочь мне понять причину этого условия. Вы знаете, что я хочу следовать правилам. Хочу все делать так, как надо. Мне просто нужно понять.
— Некоторые Домы сказали бы, что тебе нужно лишь делать то, что я тебе говорю, раз уж ты мне доверяешь, — вымученно произнёс Оуэн. — Но поскольку я всегда поощрял тебя задавать вопросы, ты, должно быть, догадался, что я не разделяю подобной точки зрения, хотя толика правды в ней есть. Я выбираю сабов за их ум, а не хорошенькие задницы и улыбки, и мне нравится считать, что у них есть мозги, чтобы самим додумать некоторые вещи.
Они смотрели друг на друга через комнату, и Стерлингу хотелось одного — снова оказаться обнаженным на коленях рядом с Оуэном — хотелось так сильно, что он с трудом усидел в кресле.
— Так скажи мне, Стерлинг, ты можешь придумать причину тому, почему я веду себя так, мать твою, безрассудно?
— Нет, но вы не желаете объяснять, — сказал Стерлинг. Нужно было заткнуться, он знал это, извиниться, попросить прощения и заверить Оуэна, что больше никогда об этом не заикнется, но, черт возьми, он взрослый человек, и в этих отношениях имеет право голоса. — Я просто хочу понять. Почему это так важно? — Это ошибка, ужасная ошибка. Он все испортил, потому что не умеет держать язык за зубами, а теперь он ничего уже не может сделать, слишком поздно.
Оуэн поднялся на ноги, в голосе его звучала горечь:
— Потому что, помимо нарушения очевидных правил безопасности, худшее для любого Дома — это колебания, нерешительность и сомнения. Потому что это простое условие — которое, должен признать, я придумал, скорее чтобы вынудить тебя оставить меня в покое, чем потому что имел что-нибудь против секса с тобой, — это основа нашего соглашения. Потому что ты был не готов к этому, помнишь? Потому что ты был — и остаешься — студентом колледжа, в котором я работаю. Потому что, наверное, во мне больше от мазохиста, чем я считал раньше. — Он сделал глубокий вдох, и его голос снова стал спокойным, хотя руки, прежде чем он засунул их в карманы джинсов, дрожали. — Об этом ты не подумал? В самом деле? Ты ведешь себя, как испорченный мальчишка, который подкатывает ко мне после эмоциональной сцены, требуя, чтобы я забыл о своем разочаровании из-за того, что мне не удалось добиться лучшего от моего саба, и начал плясать под его дудку.
Оуэн подошел к нему, и Стерлинг вздрогнул, когда пальцы сжали подбородок и заставили поднять голову — первое грубое прикосновение этой руки. Она шлепала его, завязывала веревки, защелкивала наручники на запястьях и лодыжках, держала паддл, который оставлял на его коже синяки, но сейчас она впервые причинила ему настоящую боль.
— А я не желаю больше под нее плясать.
— Оуэн… — Стерлинг беспомощно смотрел на него, жалея, что не может повернуть время вспять. Еще пара месяцев ожидания, и он мог бы получить все, но нет, ему надо было надавить и потребовать большего, надо было показать свое нетерпение. Твою мать!
Разозлившись на себя, а заодно и на Оуэна, он вскочил на ноги, оттолкнул его руку и встал с ним лицом к лицу, сверкая глазами. Сначала он молчал, просто смотрел на мужчину, который, как он думал, будет принадлежать ему.
— Знаете что? Отлично. Мне плевать. Думаете, мне это нужно? Вы ошибаетесь. И просто к сведению, я больше не ваш студент, и если вы считаете, что сотни и тысячи пар не начинали когда-то с того, что, может, им не стоило быть вместе, то вы просто свихнулись. Никому нет до нас никакого дела!
— Если ты не можешь уважать мои желания… не можешь подождать… — Губы Оуэна сжались в тонкую линию — он явно пытался вернуть себе спокойствие, которое, Стерлинг считал, было у него в крови. — Это не поможет ни одному из нас, наоборот — разрушит то малое, чего мы достигли. Думаю, нам лучше…
— Сделать перерыв, — закончил за него Стерлинг. — Я думаю, нам нужно передохнуть, потому что то, что вы за главного, меня устраивает, то, что вы приказываете мне, что делать — тоже, но меня не устраивает, когда я не понимаю почему, и сколько бы я ни просил, вы ничего не объясняете. А значит, вы меня не уважаете. — Именно эта мысль бесила больше всего… он думал, что Оуэн его хотя бы уважает, но очевидно нет, и сейчас, зная это, Стерлинг не мог даже смотреть на него.
— Я объясняю, но ты не слушаешь, — устало сказал Оуэн. — Ты на все смотришь сквозь призму своих желаний и нужд и крайне редко думаешь о чьих-то еще. Ты незрелый, и это никак не связано с твоим возрастом; дело в отношении. Я думал, что смогу научить тебя этому… и может быть, смог бы, но ты хочешь всего и сразу, незамедлительного вознаграждения, а так не бывает. — Теперь он рассерженно мерил шагами комнату и походил на кота, который вот-вот зашипит и вопьется острыми когтями в нежную плоть. — Хочешь перепихнуться по-быстрому и кончить посильнее? Это просто. Сходи в любой клуб или бар, с твоей внешностью ты наверняка найдешь какой-нибудь классный, твердый член, чтобы поиграть и отсосать, и парня, который не поверит своей удаче, пусть и не поймет до конца, почему тебе обязательно нужно говорить что делать. Но это успокоит зуд лишь ненадолго.
Или пойди в клуб, где мы встретились, и гарантирую, ты уйдешь оттуда не один, но это будет легко, так, черт побери, легко, а часть тебя не желает, чтобы было легко. Это часть тебя, которую я… — Оуэн замолчал и повернулся к Стерлингу, серые глаза казались непроницаемыми, бесстрастными. — Я мог бы приказать тебе раздеться, подняться в мою комнату, нагнуться и дать тебе все, чего ты хочешь. Бывают ночи, когда единственный способ заснуть для меня — это сперва подрочить, представляя это, потому что ты завел меня до такой степени. Но если я это сделаю, это положит конец всему, это будет означать, что у нас ничего не выйдет, и я не стану. Не стану.
