Злодейка и палач (СИ)

Он тронул ее лоб и тихо цокнул языком.

— Кажется, действительно температура. Завтра ты придешь в себя и предложишь на первом свидании отделать меня кнутом, на втором отдать своё оружие, а на третьем принести голову невесты.

Боги. Зачем ей голова его невесты? Ясмин попыталась встроиться в логику этого мира, чтобы понять смысл кровавой жертвы от любовника, но не смогла. Наверное, она действительно была слишком другой. Странной, как сказал Абаль.

— Я хочу спать, — без особой вины сказала она. — Я должна.

Кажется, Абаль ответил ей. Но она уже не услышала.

На этот раз она сидела в темной узкой комнате, которая до заворота кишок напоминала допросную. Она провела в такой половину своей карьеры. Ее фишкой было предлагать будущим заключённым кофе и спрашивать о самочувствии. Мол, как ваше ничего?

Однажды у нее в подопечных был такой чудный мистер по кличке «Англичанин» — всегда в смокинге, при бабле и в лакированных ботинках. Лощённый и самодовольный, как кинозвезда после первого успеха. Успех в его жизни был только один, что он сам и признавал, без всякого пиелита. Успеху было тридцать пять, полгода из которых он провел в жизни Англичанина в качестве его якобы подружки. Все друзья уверяли, что она расчётливая стерва и умерла от интоксикации. Типа, переизбыток яда в организме. А когда им совали под нос протокол вскрытия, где причиной была указана асфиксия — не верили. Англичанин был обаятельным. Обаятельнее протокола.

И был немного похож на Верна.

Тогда ее звали Амина, что было просто издевательством. Жаркое восточное имя не шло ее блеклой внешности, и Англичанин с удовольствием рассуждал на эту тему. Все что она могла сказать в первые дни допроса — он просто тащился от самого себя. Доказательств нет, людей, обвиняющих его, тоже нет, а подружка была стервой, мало ли кто ее… Он запорол трех психологов, первую и вовсе довёл до слез. Ясмин — Амина — держалась на чистой воле.

Сергей Владимирович — в миру просто Серый — хотел его посадить. Буквально голубая мечта. А Альбина Петровна подвести к экстрадиции обратно в США, где он так насолил, что асфиксия светила ему самому. Та ещё мечта. Амине было плевать, что они ей нашептывали. Она сидела с Англичанином до ночи, расспрашивая о его жизни. Кем была его мать (цветовод, одна из лучших, постоянно на выставках и в разъездах), отец (чтоб он сдох, скотина), сестра (хорошая, но дура редкая, в детстве он зашивал ей колготки). Они жили бедно, как все в Блетчли, но с голоду не умирали. Просто бедно. В шестнадцать он свалил в Нью-Йорк. Наверное, думал там его ждёт слава.

Амина, как опытный терпеливый рыболов, удила в темноте его душе, грамотно подсекая и давая правильную наживку. Она не хотела его посадить и не собиралась убивать.

Она хотела его наказать.

Чтобы он почувствовал то, что однажды почувствовала его жертва, ощутив его руки на своём горле. Англичанин был весел и циничен только пока не видел в ней человека. Работой Амины была заставить его увидеть.

Она хорошо делала свою работу.

— Расскажите про сестру немного подробнее. Что она ест на завтрак?

— Тебе зачем, дура? Ну… яйца.

— Хорошо. Я тоже беру на завтрак яйца.

Она улыбалась, представляя себе светловолосую девчонку (она видела ее мельком около здания тюрьмы), которая как все нормальные люди ест яичницу. Самым странным в ней была внешность — такая же блеклая, как у самой Амины. Ни малейшего сходства с братом.

— Чем увлекается? Послушай, психолог ты там или кто, ничем она не увлекается, ясно? Ищет парня побогаче.

— Нашла? — с живым интересом уточнила Амина.

— Пазлами, — после продолжительного молчания ответил Англичанин. — Я доставал ей несколько раз такие… Сложные, в общем.

— Здорово, — восхитилась Амина. — Я тоже люблю пазлы. И вы знаете, что Малика тоже увлекалась пазлами?

— Кто это? — удивился Англичанин, потом вспомнил. — А, Малик… Не знал. Она никогда не доставала при мне пазлы. Она все больше по бижутерии.

Это был очень тонкий момент. Очень важный. Он расслабился и упоминание подруги больше не вызывало у него приступ гнева.

— Почему?

— Да что почему?

— Почему не доставала пазлы? Их не было в доме? Она увлеклась чем-то другим?

— Опять ты за свое. Ждёшь, что я признаюсь, как задушил ее, что ли… На меня целая адвокатская контора работает, так что не жди, дуреха.

— В мыслях не было, — искренне ответила Амина. — Я просто хочу понять, почему Малика, которая зарабатывала на жизнь рисованием и печатью пазлов вдруг резко потеряла к ним интерес.

Конечно, она знала ответ. В доме не было пазлов. Кистей. Красок. А из дома она не выходила. У неё не было интернета, книг и красивой одежды, она полгода не делала маникюр и потеряла семь килограммов. В конце концов Англичанин завёл подружку вовсе не для того, чтобы она куда-то там ходила и чем-нибудь увлекалась.

Ясмин огляделась. Она больше не чувствовала себя Аминой, и не очень понимала, зачем сон перенёс ее в эту комнату. Англичанин давно мёртв. Кажется, следующая подружка не стала дожидаться, когда ее задушат. Ну или, что вернее, он просто снова куда-то вляпался. Обычное дело при такой-то вспыльчивости.

Ясмин оглядела пустые стены, а когда обернулась, ей в лицо светила круговая лампа. Она сама заняла ее у знакомого фотографа, потому что в допросной остался только общий свет.

За другим концом стола кто-то сидел, и ей ничего не оставалось, как сесть напротив. Свет бил в лицо, и Ясмин не могла разглядеть кто это.

— Ты выполнила своё обещание, Амина, — сказал знакомый голос.

Теперь она слышала его отчётливо и без помех. Этот звонкий насмешливый голос вызывал протест — она уже привыкла быть Ясмин. Амина — это кто-то другой. Какой-то просроченный человек, оставшийся в страшном майском дне две тысячи двадцатого года.

— Я прошла испытания, — она с трудом заставила себя произнести эти слова.

— Чудесно, — голос радостно засмеялся.

Но это был неприятный смех. Смех человека, которому удалось провернуть аферу и остаться безнаказанным.

— Почему ты не прошла их сама? — спросила Ясмин. — Я была тобой, когда проходил Суд, и не солгала ни словом, ни делом.

— Разумеется, ты не была мной, Амина, — тепло напомнил голос. — Ты — это ты, я — это я.

Ясмин ворочалась внутри своего окаменевшего, скованного отвратительным сном тела. Она больше не была Аминой. Свет слепил глаза.

— Я вернусь домой? — пересохшими губами спросила она.

— Ты получишь плату, — жестко сказала Ясмин.

Стало как-то сразу и резко понятно, что это она сидит напротив и допрашивает ее, как преступника.

— Не помню…

Не помню, какое желание я хотела исполнить настолько, что жарюсь под круговой лампой в собственном сознании.

— Видимо, переход из твоего мира в этот оказался слишком болезненным. Твой разум отключил твои воспоминания для адекватной адаптации.

Теперь голос у настоящей Ясмин был озабоченный и напряженный.

— Ты оказалась сильнее, чем я полагала. Но ты выполнила договор, поэтому пройди Долину и получи свою награду.

Свет выключился, и Ясмин проснулась.

Открыла глаза и несколько минут тупо смотрела на тусклый песочный бархан, вставший прямо перед ее носом. Песок?

Она резко поднялась и тут же шатнулась вбок, осела на что-то тёплое и живое. Опустила взгляд и поняла, что всю эту ночь так и лежала на коленях у Абаля. Но это ее это не нервировало. Ее нервировало кое-что другое.

— Ты притащил меня обратно в пустыню, — зашипела она едва ли не по-кошачьи.

Рядом проснулся и завозился в песке Верн.

— Ты очнулась, мастер!

Он вскочил и в два шага схватил ее за плечи. Выглядел он отвратительно бодро для человека, умирающего от депрессии. Просто энергоджайзер.

— Ночевать в Долине Воспоминаний было бы ошибкой, — сказал Абаль.

Уставился на неё безднами глаз. Высокомерное лицо, презрительно сжатый рот. И этот человек ночью спрашивал ее о любви? Ясмин отвернулась. Галлюцинации, как они есть.