Строптивая сиротка для Айсберга (СИ) - Верта Мила

— Вот как. — Алексей Вячеславович разворачивается вместе с креслом и пристально следит за реакцией сына — Что на это скажите, Кай Алексеевич?

Я чувствую себя ужасно неуютно. Как кролик перед удавом. Снова тошнит, слюна становится вязкой, сглатываю. Не знаю, куда деть руки, скрещиваю их на груди. Я максимально закрыта и стараюсь не дрожать.

— Маш, я был у тебя в квартире. — вдруг выдаёт Кай, делает паузу и моё сердце тоже.

Он был у меня дома? Так он ко мне сорвался из аэропорта? Чёрт, у него же есть ключи.

— Не мог уехать, не попрощавшись, ты не берёшь трубку. Я сума схожу два дня. Прямо из аэропорта рванул к тебе. А там…

Кай нервно теребит волосы. Вот почему у него такой шухер на голове.

— Я мыл руки в твоей ванной, я их видел, Маш! Два положительных!

Что? Он с ума сошёл? Причём здесь моя ванная? Меня пробивает на холодный пот, потому что в ванной на стиралке по-прежнему валяются два положительных теста и именно на это сейчас намекает Снежинский. Ну как намекает, прямо в лоб сказал.

Господи, ну почему я их не выкинула? Кто же знал, что он ко мне попрётся?

Мне прямо сейчас надо что-то сказать? Я не хочу, не могу, мне и так тошно.

Кай внимательно смотрит. Меня ощутимо потряхивает, ну и пусть, он выглядит не лучше. На голове бардак, небритый, помятый весь, растерянный не меньше чем, я.

Снежинский делает ко мне пару шагов, и я машинально отступаю. Ему не нравится моя реакция, кадык дёргается, кулаки сжимаются, громко тянет носом воздух.

Внутри меня что-то обрывается, потому что ему тоже плохо. Ему больно и мне очень, больно. И тоскливо оттого, что я знаю, как это лечиться. Его объятиями. Стоит только уткнуться носом в местечко между плечом и шеей. Вдохнуть родной запах и, кажется, всё непременно наладиться.

Я так скучаю по нему, это ужасно скучать по человеку, который больше этого не заслуживает. Я не могу, просто не могу рядом с ним! Андрей прав, надо валить из города.

Стараюсь улыбнуться, но наверняка выходит оскал. Отец Кая внимательно следит за нашими гляделками, вот уж кто порадуется этому разрыву.

— Не знаю, что вы там видели, Кай Алексеевич, да это и неважно уже. Алексей Вячеславович, вы подпишете заявление? Или мне написать новое на увольнение?

— Не смей! — рычит Кай, но старшего Снежинского не так легко запугать, он размашисто ставит подпись на моём заявлении.

Затем неуловимым движением выдвигает ящик стола, чем-то шуршит, на бумагу сыпется горсть карамели, усмехаясь, двигает в мою сторону.

— Вот мятные, говорят, неплохо помогают, когда два положительных.

Моё лицо пылает! Это удар ниже пояса, по самому сокровенному! Ненавижу! Напыщенные индюки! Один устроил личные разборки при отце, который меня терпеть не может, второй упивается своей властью и превосходством! Пусть подавятся этими конфетами!

Резко хватаю заявление, карамель летит на пол.

— Какого хрена ты делаешь? Я же нормально попросил! — орёт Кай на отца.

— Кай, оставь её! Тебе русским языком сказали, что нужно решить проблему! Пускай сама и решает. Спасибо потом ещё скажешь. Ты чем думал вообще? Совсем рехнулся плодиться с детдомовкой?

Ну конечно, глупо было надеяться, что этот старый хрен не поймёт о чём речь. С его-то маниакальным желанием обзавестись новыми детьми.

— Да заткнись ты! Маша, подожди!

Я вылетаю из кабинета, и от души хлопаю дверью! Меня колотит, хочется разреветься и проржаться одновременно, абсурдность ситуации зашкаливает. Детдомовка! Аааа, ненавижу их всех. Добежав до лифта, остервенело, бью по кнопке, но он, как, назло не едет.

Во мне всё бурлит, кипит и переливается. Мечусь из стороны в сторону, решаю спуститься по лестнице. Ступеньки мелькают, непрошеные слёзы мешают проморгаться. Детдомовка! Этот старый козёл назвал меня детдомовкой!

Сука, а Айс это схавал! Даже не вступился! Как будто это моя вина в том, что я оказалась в детском доме, будто я сама себе выбрала такую жизнь!

Снова чувствую себя брошенной маленькой девочкой, что неделями рыдала по ночам и устраивала голодовки. Ненавижу, ненавижу их всех! К концу пролёта реву в голос, комкаю в руках заявление. Надо его порвать и написать на увольнение, но нет ни физических, ни моральных сил возвращаться в этот серпентарий. Дыхание совсем сбивается от бега, останавливаюсь на минутку глотнуть воздуха. Живот сводит. Чёрт, чёрт!

Мне нельзя нервничать! Стоило только появиться Каю и на тебе, пожалуйста. Стараюсь выровнять дыхание.

Рядом останавливается новая стажёрка, Вера, кажется.

— Вам плохо? Помощь нужна?

— Нужна! Вот этот документ отнеси в отдел кадров. Спасибо!

Сую ей в руки мятое заявление, лечу дальше вниз по ступенькам. Забежав в отдел, хватаю сумку и пальто, ребята сегодня «в полях», Вани тоже нет на месте. Слава богу, некому мучить меня вопросами.

На улицу выбегаю через минуту, никогда не думала что я такая быстрая, но земля буквально горит под ногами. Мне страшно не успеть, потому что я уверена, закончив разборки с отцом, Кай примется за меня.

Ни видеть, ни слышать его не могу! Сейчас он мне противен и больше всего мне хочется как можно быстрее свалить из этого чудного места. Пусть сами варятся в своём дерьме.

Как по заказу из здания выходит парень в фирменной одежде, крутит ключи на пальце, садится в Приору с логотипом известной в городе пиццерии. Это знак. Стрёмно, конечно, но отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Открываю заднюю дверь и приземляюсь.

— Здравствуйте, поехали, пожалуйста, быстрее! Я вам заплачу!

Курьер возмущённо оборачивается.

— Эй, сударыня, вы ничего не перепутали? Я вам не такси!

— Даже за пять тысяч рублей? Это вопрос жизни и смерти! Ну, пожалуйста!

— А, ну так бы сразу и сказали! Адрес говорите.

Глава 28. Кай

— Да, жду ваше предложение на почту, как определюсь, наберу Вадиму как и договаривались. — отбиваю звонок, телефон дымится батарея практически на нуле.

Растираю руками лицо, допиваю холодный кофе. Машина в последнее время стала моим пристанищем, ем в ней, веду переговоры, бесконечно куда-то еду и решаю миллион вопросов.

Ровно четырнадцать дней, так мне показывает календарь. Две недели, как Маша уехала решать «проблему». Она звонила Ване, именно от него я знаю, что она в Болгарии с этим докторишкой. Живёт в его квартире. И наверняка уже решила «проблему». Спросил у бывалых, говорят, это занимает дня три, а прошло две недели. Что она там делает?

Четырнадцать дней, а будто целая жизнь. Скандал с отцом, увольнение, продажа квартиры, переезд. Я давно хотел валить из компании, сил уже не было терпеть вечный гнёт папаши, да и работать в рекламе не предел моих мечтаний. Не зря же я закончил назло отцу физкультурный.

Всегда хотел работать в индустрии спорта. Но чтоб стартануть нужны большие деньги, пришлось быстро продать квартиру. Потерял в цене, конечно, но ждать месяцами не мой вариант. Макс и Ваня тоже вложились. Мутим бизнес на троих. Кто бы знал, как это нелегко начинать всё с нуля. Но мне нравится. Наконец-то я сам себе хозяин. Сам нашёл помещение, ремонтников, выбираю инвентарь, поставщиков и прочее. Всё сам.

Чтобы выжить и окончательно не слететь с катушек. Отвлечься и переждать время до её возвращения. Герда вернётся, в этом я не сомневаюсь. И мы поговорим.

Две недели назад я узнал, что Маша беременна. Что почувствовал? Шок-это по-нашему. Пялился на эти полосатые тесты как олень. В голове куча вопросов. Как? Когда? Какой срок? И какого хрена я вообще поверил в её бесплодие? Ведь мутная же история, какая-то непонятная врачиха, сомнительный диагноз.

Ладно, Соколовой восемнадцать, но мне-то нет! Надо было ещё после первого раза настоять на походе к нормальному врачу. Много чего надо было сделать, а хотелось из кровати не вылезать, чем мы и занимались. С бесплодием этим можно было трахаться без защиты, и это оказался такой кайф, как наркотик попробовал раз, и хочется снова и снова.