Lina Mur - Fifty And One Step Bac
хочу дышать. Не могу. Я кусаю губы, только бы не
закричать. Только бы не взмолиться. Новый удар, и я
чувствую солоноватый привкус крови, а ягодицы
разрывает, изрезает таким тупым ударом.
Я сошла с ума от ударов по мне, от боли не дающей
мне жить, от страха смерти от этой боли. А они
продолжаются с такой скоростью, с такой силой, что
мои ногти ломаются от дерева, которое я сжимаю.
Губы трясёт, а внутри меня дикость. Плохая дикость
наравне с сумасшествием. Слезы уже текут из глаз, что щека катается от каждого удара и моего движения
вперёд, дабы избежать...убежать. Боже, как больно.
Глубоко больно, сердце кровоточит, я не чувствую
больше тела.
С губ срываются хрипы, и я беззвучно плачу. Всё
прекращается, и теперь я чувствую, как все горит, как
пульсирует каждый удар. Смешалось...смешалась вся
боль, мне кажется, что моё тело просто не
выдерживает этого. Я не вытерплю...не
смогу...признаться...должна...люблю...горю от боли.
— Скажи мне...Мишель, прошу, кричи...кричи, давай, — я должна услышать его мольбы, но ничего не
слышу, сильнейший шум в голове и боль. Она
пропитала меня полностью.
Новый удар по пульсирующим ягодицам, и я
подскакиваю на месте, мои ноги просто разъезжаются
в стороны, но я до хруста сцепляю зубы. Нет! Никогда!
Больно внутри от этого, и я плачу...тихо, неслышно...поглощаясь в новом ударе. Сознание
утекает куда-то, но не отпускает меня.
Николас подхватывает ленты на моей спине и с силой
резкой и грубой тянет на себя. Они разрывают своими
острыми зубами мою спину, освобождая её и принося
мне безмолвность. Моё тело так сильно
расслабляется, что я хватаю ртом воздух, только бы
не умереть.
— Скажи...скажи мне, — шепчет Николас, проводя
рукой по моей спине. — Говори!
Он с силой хватает мои волосы, поднимая голову, и я
приоткрываю глаза, но и веки трясёт так сильно, что я
снова закрываю их, облизывая губы. Кровь.
— Не я...
Одними губами говорю я, и он отбрасывает мою
голову, упавшую на мокрую кожаную поверхность.
Удар ещё сильнее прежнего...острый...разрывает
меня. Не кричу. Лишь сжимаюсь полностью. Могу.
Удар и я не могу дышать. Удары сыпятся на меня с
невероятной силой, и я кусаю кожу обивки. Разорвать
все от боли, от слабости, моментально появившейся в
теле. Кажется, что тела просто нет, ничего нет. Удары
приносят какую-то привычную боль, даже не
ощущаются. А внутри...внутри кричу, ору, молю.
Тишина и свист вокруг.
Дышать больно, жить больно. Все затихает, и я слышу, как Николас что-то бросает, шипя проклятья, подходя
ко мне и проводя ладонью по щеке хватая меня за
подбородок, и поворачивая к себе голову. Соображать
я не могу, только стала болью, растворившейся в
теле.
— За что же ты так со мной? За что? Я ведь все тебе
отдал! Себя! Отдал в твои руки! За что ты предала
меня? Почему?
Сквозь мутное зрение я вижу его губы побелевшие от
злости и дрожащие рядом с моими.
— Ты... — мне с трудом удаётся шевелить губами, находясь в какой-то прострации, в тумане, но я хочу
ему что-то сказать, не могу...не помню. — Заслужил.
Рык разрыдается из его тела, освобождая чудовище, и
он отпускает моё лицо, упавшее на место.
В следующий момент что-то прохладное льётся на
меня и моментально начинает шипеть. Невероятная
вспышка в голове, щелчок, зажигающий все чувства
заново. Чувствую!
От такой сильной боли я начинаю кричать. Щиплет все
настолько глубоко, что кажется на мне нет кожи. Я
кричу от всего, что втекает в меня, заполняет меня
сумасшествием и болезнью, ставшей моей жизнью. А
оно продолжает течь на меня, и все тело
подбрасывает. Словно тонкие горячие иглы
моментально прожгли меня до внутренностей, до
сердца, которое на момент остановилось и завелось с
новой силой, не давая мне терпеть этого.
Я чувствую, как сознание оставляет меня, оставляет
всю меня где-то далеко. Каждая рана на моём теле
пульсирует с невероятной силой, а аромат
шампанского становится продолжением израненной
кожи. Я не живу больше, не могу позволить себе
дышать. Я отключаюсь, хватая ртом воздух, которого
просто не хватает для жизнедеятельности. А тело
дрожит, его трясёт с невероятной мощью. Боль
отступает, оставляя во мне прожженную дыру, стекая
с меня каплями моей надежды и любви.
Сквозь шум в ушах, сильнейшую тошноту и слабость, я
чувствую...продолжаю это делать...мои руки
освобождаются. Меня подхватывают за талию и
поднимают на ноги, держа на весу.
— О, Мишель, — знакомый и когда-то родной голос
проникает в меня, делая боль острее. Его руки
ласкают моё лицо, убирая с него мокрые пряди волос.
А я безвольна. Я не могу двинуться.
— Мишель...крошка...— он обнимает меня, сжимая
руками волосы, зарываясь в них лицом, и целует.
Целует словно любил, словно была его. Словно он не
изранил моё тело, словно не он отнял у меня душу.
Его губы такие нежные и прохладные касаются щёк, затем губ. И он покрывает меня ими. Боже, как больно.
Безумно болит сердце, а тело просто не ощущается.
Вся боль сконцентрировались во мне, в груди и её
сдавливает от его нежности, ставшей орудием против
меня.
— Я прощаю тебя...прощаю...не предавай меня
больше, не предавай, потому что не могу без тебя.
Мне так больно, так глубоко ты во мне. Прощаю
тебя...прощаю, — его шёпот достигает меня, и
сознание возвращается, как и просыпается злость и
обида, горечь и ненависть, любовь и разрушенная я.
— Давай начнём все заново, слышишь? У нас
получится, теперь получится...— его пальцы гладят
моё лицо, а голос дрожит. Но я не обращаю на это
внимания, продолжая возвращаться к жизни.
Я приоткрываю глаза, смотря на его мокрое лицо, полное сожаления и надежды. Блеф. Все это ложь.
Никогда не прощу его. Никогда.
— Ты думаешь, я знал? Знал, что и мне будет
больно...но я очистил тебя...очистил и я
бы...никогда...слышишь? Никогда бы не сделал того, что грозился. Никогда. Ты нужна мне...так сильно
нужна...извёлся...разорвала ты меня. Я прощаю
тебя...останься со мной, моя крошка...моя Мишель.
По моим глазам скатываются слезы, ведь я никогда не
