Lina Mur - Fifty And One Step Bac
укладываются в голове. Просто не принимаю их, и не
могу дышать. Господи, как душно.
— Крошка, — Ник подхватывает меня за талию, не
давая упасть.
— Ты должен был сам ей об этом сказать, — говорит
Люси.
— Уходи, уходи отсюда и забудь навсегда, что у тебя
был брат. Убирайся из моей квартиры, убирайся. Ты
не имела права, ты предала меня, пошла отсюда, — отвечает Ник, и я слышу в его голосе явно сквозившую
боль, и жмурюсь, тряся головой.
— Ты ещё пожалеешь...
— Уже жалею. Благодари Мишель за то, что я
полноценно не стану убийцей и не придушу тебя
сейчас. Потому что она мне важнее, чем ты. Ещё
минута, и я вызываю охрану, — Ник крепче
прижимается меня к себе, ведя меняв гостиную.
А в моей голове только бьётся одно слово: «убил».
Он сажает меня на диван, и я просто смотрю в одну
точку, отходя от шока. Мне в руки вкладывается бокал
и Ник подносит его к моим губам, заставляя выпить
воду. Она течёт по подбородку и скатывается на грудь.
Я смотрю на него, с печальными глазами, ожидающего
моих слов, но их нет. Ничего нет.
— Что она...это правда? — я слышу свой охрипший
голос, и Ник отодвигается от меня, медленно кивая, одними губами говоря: «Да».
— Хоть раз за все наше знакомство расскажи мне все
честно. Потому что я сейчас...я не знаю...я не могу...я...
— Хорошо, — перебивает он мою начинающуюся
панику. — Я расскажу.
— Об этом знают только мать, Люси и Арнольд, потому он первым увидел мать, был её психологом и
помогал выйти из прошлого. Наш отец...он был
ублюдком, любящим над нами издеваться. И
однажды...мне было десять, мама сказала мне, что
она нашла вариант избавиться от него. Где-то прочла, что есть центр недалеко от нас, там помогут, заберут
нас, избавят от такой жизни, а его накажут. И ей нужно
было время, чтобы туда добраться. Я готов был на
все, чтобы больше не видеть этих ночных
представлений, чтобы больше не бояться за неё и
сестру. Она сказала мне...это был четверг. Я его
помню, до сих пор помню. В среду он сильно избил её, а меня запер, чтобы я не мог помочь. И утром...она
уходила на работу, в школу. Она долго...я смотрел, как
она замазывает синяк на скуле, как улыбается мне, обещая, что теперь всё будет хорошо. Мы ушли в
школу вместе с ней, а потом...потом я забрал сестру и
мы гуляли, долго гуляли. Я боялся возвращаться
домой, боялся, что он уже узнал обо всём. Но нам
пришлось. И он знал, но не успел задержать мать, успевшую сесть на поезд. Он решил отомстить нам за
это. Я помню эти глаза, наполненные кровью и
желанием получить от меня то, чего не мог сделать с
матерью. Без слов он начал бить меня, я успел только
крикнуть сестре, чтобы она спряталась. Все, что я
запомнил, это кровь во рту, это боль по всему телу и
отключился. Мне было холодно, очень холодно, и я
открыл глаза, а мой слух разрезали крики сестры о
помощи. Я не помню...я был...мне не было в жизни так
страшно. И я встал, пока тело отказывало мне. Когда я
добрался до спальни сестры, я видел...он пытался её
изнасиловать. Ей было шесть...всего шесть...и его
член, готовый разорвать маленькое тело, стоял перед
моими глазами. Я схватил ножницы со стола и
набросился на него, ударяя его. Не знаю...везде была
кровь, я попал в горло, бил по его телу, куда
получалось достать. Он отбивался, но из-за
неожиданности у него не было шанса ударить меня. А
я бил и бил, снова бил, а потом ещё и ещё, пока он не
упал на сестру. И я продолжал втыкать в него
ножницы, пока не услышал писк сестры под ним. Я
очнулся от этого и достал её из-под него, хрипящего и
обливающего всё кровью. Я знал одно — надо бежать, но куда я не знал и повёл сестру за собой, мы
спрятались в чулане. Мы сидели там долго, трое суток, по словам матери, пока ждали её. Я забаррикадировал
дверь и отключился снова, был как в тумане, только
сестра гладила меня по волосам и плакала. А
потом...я видел Арнольда, что-то объясняющего мне, плачущую мать, но я больше ничего не чувствовал. Я
убил отца, убил его и мои руки были в крови. С этого
момента я перестал говорить, зная, что никому не
помогу этим, а только расскажу правду. Они говорили, что когда приехали, увидели нас избитых и мёртвого
отца. Они сочинили сказку, где его убили неизвестные.
И им поверили, когда увидели в каком нас состоянии
привезли. Наши побои стали для всех важнее, чем
правда, которую я спрятал в себе. Полиция закрыла
это дело, нам предложили квартиру. Арнольд забрал
нас к себе. Но каждую ночь я просыпался, желая снова
и снова хватать что-то острое и ранить. С годами
желание не пропало, оно стало острее, я тогда ощутил
невероятный адреналин, хотя у меня были сломаны
ребра, сильно сотрясение, перелом руки. Но я ничего
не чувствовал, только силу, которая была в моих
руках. И я стал рабом этих желаний.
Он замолкает, а по моим щекам катятся слезы, и я
даже не стираю их, до сих пор слыша в голове его
слова.
— О, господи, — я закрываю рот рукой, сотрясаясь в
рыданиях. Мне так больно, так сильно, так невероятно
больно где-то в сердце, что я пытаюсь дышать, сползая на пол и сжимая руками голову.
— Мишель, — полный сожаления голос Ника
раздаётся где-то далеко, но я плачу. Ведь это было
так ужасно, так отвратительно и так честно. Мне
кажется, что я с каждой секундой схожу с ума, а
рыдания захлёстывают меня, я не могу сдержать
стонов.
— Ну, тише, — ласковые руки поднимают меня с пола.
Ник возвращает меня на диван, сжимая в своих руках, успокаивая.
— Прости...как я мог сказать тебе это...как я мог. Я
убийца, Мишель, я грязный...говорил тебе об этом. Я
не изменюсь...никогда это не уйдёт из моей жизни.
Никогда, — шепчет он, целуя мои волосы, и я
ощущаю, насколько мне сейчас болезненно каждое
прикосновение, каждый поцелуй.
— Не трогай...прошу...не трогай меня, — я отталкиваю
его, отодвигаясь на другой конец дивана.
— Мишель...
— Не сейчас...пожалуйста...не сейчас, — сквозь плач
говорю я, подскакивая с места и бегу в спальню, чтобы
сорвать с себя платье и быстро переодеться.
Я не знаю, что сейчас думать, но я в шоке. Я в полном
смятении в душе, но дышать все же могу, задыхаюсь
