Господин директор (СИ) - о’Лик Франсуаза

Конечно, у многих плохие отношения с родителями. Я и сам не мог похвастать ничем в этом плане. В детстве от меня требовали быть примером для младших братьев, а я всего лишь хотел быть самим собой. Потом и вовсе родители превратили меня в их няньку. За что мне было любить таких родителей?

Но всё же если они хотели видеть меня — то звонили и просили об этом, а не посылали бритоголовых типов на парковку и не увозили домой насильно.

Рассвет я встретил на набережной. Я сидел на скамейке, привалившись спиной к большому камню, и смотрел на воду. Я давно здесь не был, но совершенно ничего не потерял. Река была по-прежнему грязно-коричневого цвета, что-то вроде Нила в Египте, а деревья рядом всё сильнее нагибались над водной гладью. Любила ли стриптизерша бывать на набережной? Я не знал.

Глядя на качающиеся ветви я, кажется, даже вздремнул. Во всяком случае, разбудил меня горячий луч солнца на щеке и голос Тани.

— Костя?

Я лениво приоткрыл глаза. Так и есть, Таня. Она шла ко мне, закованная в кожаную куртку и узкую юбку, отчего шаги ее были короткими. Мимо проходили другие люди, спешащие по делам. Кто-то пронёс мимо стаканчик с кофе, и я вздохнул. Кофе сейчас не помешал бы.

— Вот это сюрприз. Привет! — Таня радостно села рядом с мной, предварительно крутанув попой почти перед моим лицом.

Сюрприз, и в самом деле, — подумал я. Очередная попытка надавить на меня, чтобы я был с ней? Но как она нашла меня?

— Что ты тут делаешь? — хмуро спросил я, не глядя на Таню.

— Ходила на собеседование, здесь неподалёку, — спокойно ответила она, перебрасывая волосы с одного плеча на другой.

От этого жеста запахло клубникой, и я поморщился. До чего же хотелось ощутить сейчас запах стриптизерши…

— И как? — безэмоционально спросил я, стараясь не дышать.

— Чудесно! Босс такой горячий! — она вытянула губы и подвигала плечами, изображая восторг. — И он сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться.

Я кивнул. Это была хорошая новость — проблем от Тани больше не будет. Но, видимо, спросонья мой мозг недооценил ситуацию, потому что через секунду Таня взорвалась, взвившись на ноги:

— Да что ты за бессердечный человек такой?! Тебе доступны хоть какие-то эмоции?! — она склонилась к моему лицу, заглядывая с яростью в мои глаза. — Как ты можешь быть таким безучастным после всего, что у нас было?!

Как? Да очень просто. Когда наплевать на человека, ещё и не таким безучастным можно быть.

— А что у нас было? — я пожал плечами.

— Мы больше года спали вместе! — она повысила голос.

— Мы ни разу не спали вместе. Мы только трахались, — поправил я Таню.

Не стоит путать понятия.

— Да называй как хочешь! Я все равно не понимаю. Тебе реально на меня плевать?! — она упёрла руки в боки и требовательно смотрела на меня.

— Мы заключили договор, — вздохнул я, объясняя. — И каждый из нас мог аннулировать его в одностороннем порядке.

— Да, но я не думала, что ты сделаешь это первым, — сказала она, отворачиваясь к реке.

Ах вот оно что. Значит, всё же никаких разбитых сердец и растоптанных чувст, как она заявляла. Всего лишь уязвлённое самолюбие. Ну, от этого ещё никто не умирал.

— Почему? — спросила она, стоя ко мне спиной. — Что я сделала не так?

Я прикрыл глаза. Что она сделала не так? Да много чего — опекала меня, считала своим, пыталась руководить. Но, строго говоря, не это главное. Я бы живо поставил ее на место, если бы захотел, и всё вернулось бы на свои места. Но я не хотел.

— Я люблю другую.

Мой ответ прозвучал глухо и опять безэмоционально. Но для Тани он был сродни громыхнувшему выстрелу. Она вздрогнула и прижала руки к груди, круто повернувшись ко мне. Несколько секунд она ошарашенно рассматривала меня, хлопая ресницами. Видимо, пыталась осознать. Что ж, не ей одной было это нужно. Я и сам пребывал в некотором ступоре. Я? Люблю? Это любовь? Вот это? Когда так хочется беречь и защищать, и когда так больно от невозможности это сделать?

— Ох, — только и выдохнула Таня, вновь присаживаясь рядом.

На этот раз обошлось без прокручивания попой.

— Но… что-то случилось? С ней? Поэтому ты тут сидишь такой помятый?

Вопросы посыпались из ее рта, прежде чем я успел бы на них ответить. Впрочем, в них даже присутствовала нотка заботы.

Но мне не хотелось отвечать. Не Тане, не о стриптизерше. Я неопределенно пожал плечами.

— Тогда… — Таня вздохнула. — Тогда, я полагаю, мне следует уйти.

— Да, — просто ответил я.

Она встала и, нерешительно потоптавшись на месте, сказала:

— До свидания, Костя.

Я кивнул. Таня ждала ответа, но у меня уже слова для неё закончились. Так что, когда она ушла через пару минут, я мог наконец вновь уставиться на реку в тишине и одиночестве.

Сколько я так просидел? Полчаса или час? Не знаю. Я прокручивал в руках телефон, вынутый из кармана. Полицейские по-прежнему не звонили, это значит, что спасение стриптизерши все ещё откладывалось. Как она? Что с ней? Может ей плохо? Может ее мучают? А я вынужден сидеть и ждать звонка полицейских. Как же это нервировало.

— Здорово, братиш, — раздался насмешливый голос Егора, и вскоре рядом на скамейке приземлился брат.

— Иди к черту, — буркнул я.

Он, конечно, опять специально назвал меня «братиш», но мне было абсолютно лень реагировать на это.

— Твоя ассистентка позвонила, сказала, что ты тут сидишь, депрессируешь, — сказал он, протягивая мне пакет из БургерКинга.

Я достал из пакета вкуснопахнущий бургер и сказал, впившись в еду зубами:

— Стриптизерша пропала.

— В смысле настоящая стриптизерша? Или та, которую ты называешь стриптизершей, а на самом деле… — я посмотрел на Егора самым убийственным взглядом, на какой был способен. — Всё, понял-понял, просто уточнял, — Егор поднял руки в примирительном жесте. — А что случилось?

Я вкратце описал ситуацию, заедая сказанное бургером. Брат выслушал меня, нахмурился и почесал затылок.

— Херово.

Я не мог не согласиться. Егор задумчиво потёр переносицу и принялся накидывать идеи по спасению стриптизерши, но все они были слишком посредственные и слабые. Я отмахнулся и сказал, что надо ждать действий полицейских. Егор молча кивнул, принимая мое решение. А потом протянул мне ещё один бумажный пакет, на этот раз ничем не пахнущий и плоский.

— Что это? — спросил я, открывая пакет.

— Фото. Те, которые ты сделал тогда в студии.

У меня в руках оказалась пачка фотографий, с которых на меня смотрела стриптизерша. Соблазнительная, притягательная, нежная.

— Я распечатал лучшие, — продолжил Егор. — Они все хороши, но последняя просто огонь, командос. Я хочу выставить ее на ближайшей выставке.

Я с удивлением посмотрел на него.

— Но это же не твоя фотография.

— Да плевать, — Егор качнул головой. — Я укажу твоё авторство, если хочешь. Но там такие эмоции, что эту фотографию должен увидеть свет.

Я задумчиво перебирал в руках кадры, пока не добрался до последней фотографии. Егор был прав. Эмоции зашкаливали. Это был последний снимок перед тем, как я рванул к стриптизерше. Она запустила руку в трусики и с такой мольбой смотрела в кадр, что у меня невольно напрягались все мышцы, желая рвануть к ней скорее. На фоне кирпичной стены, большого чёрного станка и свисающих позади цепей стриптизерша — тоненькая и в серебристом комбинезоне — выглядела настоящим миражом. От сочетания нереальности ее вида, интимности движения ее руки в трусиках, мольбы во взгляде и голодной позе всего тела хотелось немедленно наброситься на неё и утолить этот ее голод. Что я и сделал тогда, в студии.

Я сунул снимки в пакет, встал и неспешно повернулся к брату.

— Этот. Снимок. Никто. Не. Увидит.

Я сказал это нарочито спокойно и медленно. Егор должен понять эту мысль на все 100 процентов.

— Да ладно тебе, — Егор прищурился, глядя на меня. — Это же шедевр! За него можно срубить такие деньги!

Я склонился к нему и практически прорычал: