Полукровка (ЛП) - Вендел С. И.
Когда они обогнули очередную палатку, в животе у Сорчи заурчало. Несмотря на то, что она была почти полна абрикосов, желудок понял, что они нашли то, за чем действительно пришли сюда. Выпечка. В этот момент она совершила бы преступление за кусок хрустящего хлеба, и невыносимо было думать о том, на что бы она пошла ради чего-нибудь, посыпанного сахаром или начиненного джемом.
— Еще всего несколько вещей, — заверила она Орека. Они уже нашли более важные припасы, в которых нуждались, например, еще одну миску, нож для чистки овощей и больше пар носков.
Орек хмыкнул в знак согласия.
Прежде чем зайти в нужный магазин, она протянула еще один кусочек абрикоса. Из-под капюшона высунулись две маленькие лапки и схватили его. Фрукт исчез в тени капюшона, и Сорча услышала тихие причмокивающие звуки, когда Даррах откусил кусочек от очередного угощения.
Она заговорщически наклонилась и прошептала:
— Я еще стану его любимицей.
Орек весело фыркнул, хотя никто другой, вероятно, не смог бы этого сказать, учитывая его все еще хмурый вид.
Сорча знала, что большинство сочло бы ее идею и настойчивость взять его с собой в базарный день в человеческий город — глупыми, Она подозревала, что Орек и сам так считал. Хотя в нечеловеческих народах не было ничего неслыханного, их нечасто видели на протяжении десятилетий, и уж точно они не появлялись на рынках страны.
Почему же она не только предложила это, но и настаивала, было непонятно даже ей. Идея пришла ей в голову накануне, и иногда, когда у нее появлялось озарение, она просто не могла от него избавиться.
Войдя в пекарню, чувствуя запах теплых дрожжей и тающего масла, Сорча подумала, что, возможно, это что-то вроде благодарности. Она понимала, что означало для Орека ее освобождение и возвращение домой — его жизнь со своим бывшим кланом закончилась. Он мало рассказывал о своей жизни в клане, но из того немногого, что он сказал, и всего того, чего он не сказал, она могла только предположить, что жизнь там была так же жестока, как и истории, которыми славились орки.
Тем не менее, его жертва не осталась незамеченной или неоцененной. Возможно, она хотела, чтобы он увидел, какой может быть новая жизнь. К людям нужно привыкать, и может потребоваться время, чтобы найти подходящую для него обстановку, но он мог начать новую жизнь на севере. Возможно, она хотела, чтобы он увидел все, что может предложить такая жизнь.
Это была важная причина, по которой она купила в пекарне два пирога с хрустящей корочкой.
Возвращаясь со своей добычей, она не смогла сдержать самодовольной ухмылки, наблюдая, как его карие глаза метаются между ее покупками, не совсем уверенные в том, куда смотреть.
— Наконец-то, это то, за чем мы пришли, — радостно воскликнула она, протягивая ему вишневый пирог.
Орек осторожно взял его кончиками широких пальцев, как будто тот мог развалиться от малейшего нажатия. Он долго держал пирог перед лицом, просто глядя на него, в то время как две маленькие хватающие лапки и шмыгающий нос тянулись за угощением из-под капюшона.
— Он не кусается, — сказала Сорча с полным ртом пирога с заварным кремом, не заботясь о том, насколько грубо это прозвучало, — если только вишни не недозрелые.
Он снова фыркнул, на этот раз с сомнением, и медленно отправил почти весь пирог в рот, оставив кусочек для Дарраха. Щенок успел облизать лапы, прежде чем Орек закончил жевать и глотать.
Сорча хихикнула над его очевидным недовольством.
— Хорошо, никаких вишен. Как насчет яблок?
Они еще раз обошли рынок, чтобы купить еще кое-что в дорогу. Все это время Сорча угощала своего спутника выпечкой, решив найти то, что ему понравится. Они быстро поняли, что у него нет пристрастия к чрезмерно сладкому, но ему понравился мясной пирог. Он съел два больших куска, за которыми последовало одобрительное фырканье.
Очевидно.
Довольная тем, что съела свой пирог, Сорча неторопливо прошла через последний прилавок, чувствуя себя немного более освоившейся. Знакомая рыночная площадь в городке, мало чем отличающимся от ее родного Гранака, вселила в нее некое подобие надежды. Никто не пялился на нее и не насмехался, называя орочьей шлюхой. Никто не пытался выгнать их из города. Это были мелочи, но она была благодарна за них.
Она отдала Дарраху один из последних сушеных абрикосов, когда ее внимание привлек заинтересованный оклик.
Сорча оглянулась и увидела торговца, стоявшего в своем ларьке и махавшего им рукой.
Орек рядом с ней напрягся от внезапного внимания.
— Эй, вы там, — настаивал мужчина.
В мужчине не было ничего особо примечательного: повседневная туника и поношенный кожаный жилет, шерстяная шапка и седая борода. И все же ей не понравилось, как сально он улыбнулся, его глаза блуждали по шее Орека.
Сорча повернулась к нему, но не подошла.
— Да? — сказала она, разглядывая множество шкурок и мягких голов животных, висящих в его будке.
— Заплачу вам справедливую цену за щенка, — предложил мужчина.
— Енота?
— Да, да. Сейчас он мал, но если кормить его всю зиму, шкура будет идеальной, — мужчина помахал рукой у себя за спиной. — Их трудно поймать в это время года. Я могу избавить вас от необходимости кормить его.
Сорче не нужно было смотреть на Орека, чтобы почувствовать исходящую от него ярость. Это было сродни тому, что она почувствовала, когда работорговцы предложили выкупить ее у него.
Ее спутник сделал зловещий шаг вперед.
— Не продается, — прорычал Орек.
Мужчина поднял руки.
— Я понимаю, что привязаться к нему легко. Будьте уверены, он будет жить в комфорте с друзьями, пока не придет время, — он махнул рукой в темный угол будки. Она не заметила раньше, но там было беспорядочно расставлено несколько клеток, набитых взрослыми енотами. Слишком большие для клеток, они смотрели на нее тусклыми, несчастными глазами.
В груди Орека зародилось рокочущее рычание, и услышала его не только Сорча. Глаза торговца расширились, и Сорча могла поклясться, что увидела, как волосы на его руках встали дыбом, когда Орек приблизился. Так близко, что торговец должен был разглядеть, что кто-то, нависший над ним, не был человеком.
Орек бросил на прилавок две золотые монеты. Они приземлились с громким шлепком, одна покатилась на ободке с оглушительным звоном в тишине, прежде чем упасть плашмя.
— За всех, — сказал Орек, и ничего больше.
Сорча и торговец уставились на него в потрясенном молчании.
Вот так, прежде чем разбить лагерь на ночь в миле от города, Сорча приняла участие в великой акции по освобождению енотов. На золото, которое Орек дал торговцу, они также купили ужасные капканы, а животных унесли подальше в лес, прежде чем выпустить.
Пятеро енотов умчались в чащу, радостно щебеча. Даррах, сидевший на своем месте в руке Орека, шмыгнул носом и начисто облизал лапы от кусочка моркови, которой ему только что скормил орк.
— Я думаю, тебе нравится освобождать бедные, плененные души, — сказала Сорча с улыбкой.
Даже несмотря на сумерки, она увидела, как он покраснел. Это согрело ее так, что защемило сердце. Она знала других людей с таким же жестоким началом жизни, изгнанных или отвергнутых, и многие превратили эту тоску в гнев на мир. Не зная никакой любви, доброты или сострадания, они сами их не имели и сеяли жестокость в мире, которому никогда не было до них дела.
На ум приходит Джеррод Дарроу.
Каким-то образом этот крупный мужчина вместо этого развил в себе больше доброты и сострадания, чем она видела у людей с совершенно нормальной жизнью. Он восполнил недостаток не насилием или презрением, а своей собственной добротой. Ему не обязательно было быть добрым. Ему также не обязательно было быть порочным — равнодушие было бы понятным следствием несправедливости обстоятельств его жизни.
Вместо этого этот мужчина был неизменно терпеливым и добрым. Это было чудо.
