Грешники. Внебрачная дочь (СИ) - Николаева Елена
— Это не редкость. Практически каждый ребёнок рисует, где ему вздумается. И что? В этом ты видишь трагедию? Серьёзно?
— Если ты не возьмёшься за её воспитание, тогда возьмусь я! — твёрдость его низкого голоса даёт понять, что он ни хрена не шутит.
Закончив, Арс отпускает руку.
— Я лучше пойду. Не хочу с тобой ссориться. Если бы это была твоя родная дочь, ты бы так не говорил! — выпаливаю в сердцах, направляясь на выход.
— Аня!
— Спокойной ночи, Арс.
— Прекрати, слышишь?
Захлопываю дверь. Наскоро достаю из чемодана ночную шёлковую сорочку. Надеваю её, прихватываю мобильный и ухожу на балкон. Здесь веет морской прохладой. Подышу перед сном влажным воздухом и уйду спать.
Дома давно за полночь. Но тётя не спит. Полчаса назад прислала мне смс:
«У нас всё отлично. Можешь не волноваться. Приятного медового месяца!»
Решаю позвонить ей по Вайберу. Она в сети.
— Привет. Не спишь? — грустно улыбаюсь.
— Нет. Сегодня у меня бессонница. За тебя переживаю, Анька. Ну, как там твой Мойдодыр? Не сильно психовал насчёт платья?
Она как чувствует, что мы с Арсом поругались. Вернее я. Арс всего лишь выразил своё недовольство. Он редко так делает, но метко.
— Кать, почему тебя Тарасов так нервирует? — пытаюсь понять, какая между ними кошка пробежала.
— Потому что я не вижу вас вместе, — выдыхает устало. — Но это твой выбор, девочка. Делай, как велит тебе сердце. Он неплохой. Но дочка к нему не тянется. А ты рано или поздно с ним завоешь от скуки. Огня в нем нет. Робот. Хоть и надёжный. Хотя кто ж знает, что в жизни лучше. Надёжный робот или…
Она замолкает. Не договаривает. Я без слов понимаю, о каких мужчинах идёт речь. У меня на таких поставлено табу.
— Ладно, Кать. Понимаю, что ты не со зла. Но хоть чуточку прояви к нему снисходительность.
— Ты знаешь моё мнение. Четвёртый год за бугром ничего не меняется. Неспроста, Ань. Он всё ещё один. Знаю! Знаю! — повышает голос, чтобы я её не прервала. — Я была против ваших отношений, и он сильно накосячил… Только Богу известно, что было у грешника в голове. Но Арсений не сможет полюбить Нику, как родную дочь. Это чувство у мужика либо сразу проявляется, либо никогда. А девочке нужен отец. Такой, чтобы к груди приложил, и она растаяла как конфетка…
— Кать? — сердце под рёбрами замирает, предчувствуя неладное. — Ты что? Общаешься с ним?
— Нет! Конечно же нет! С тех пор, как уволилась с работы, с мудаком-царевичем больше не пересекалась. Редко созваниваемся с его матерью. Я для неё, что-то типа личного психоаналитика. Тяжко ей. Переживает так же, как и мы с твоей. Каждый за своё…
— Ясно.
— Ничего тебе не ясно. Как и всем нам ни хрена ничего не ясно! — вздыхает. — Никому чужие детки не нужны. За Никушку переживаю. Если твой Мойдодыр хоть пальцем её тронет или словом обидит, я ему все краны итальянские повыдёргиваю вместе со смесителями! Так и знай!
— Ладно, тёть Кать, пойду я, наверное, посплю. Устала очень. Не хочу больше думать ни о чём. У меня к тебе просьба. Больше никогда не вспоминай при мне отца Доминики. При ней, тем более. Всё давно в прошлом. И то, как он поступил… Такое не прощают.
— Целую тебя, девочка. Забудь, что я наговорила. Хочу, чтобы ты была счастлива.
— Тогда прекрати подшучивать над Арсом.
— Постараюсь. До завтра, Ань.
— Пока.
Заканчиваю разговор. Отключив экран, опираюсь на стеклянные перила. Смотрю в даль.
Вокруг тёмно-синяя гладь. Ночное море красивое. Спокойное. В бухте припаркованы белоснежные яхты. Разные. На любой вкус. Город под покровом ночи будто магмой залит. Светится золотистыми огоньками. Словно дрожит.
Вдыхаю воздух. Расслабляюсь ровно до тех пор, пока до меня ветер не доносит запах табака. Морщусь. Кто-то в соседнем (смежном) номере вышел покурить на балкон.
На перила опускается мужская рука. Между пальцами зажата тлеющая сигарета. Я смотрю на кисть. Красивая. С длинными ухоженными пальцами. С виднеющимися прутьями вен. На покрытом светлой порослью запястье дорогие часы. Поблёскивают в тусклом свете веранды. Такие же красивые руки были у Святого. Когда-то я сходила от них с ума. Любовалась ими.
Встряхиваю головой, прогоняя наваждение. Если мне и дальше начнёт мерещиться Итан, придётся обратиться к психологу.
Возвращаюсь в спальню.
Арс снова весь в делах. Полулежит на кровати. В руках планшет. Забираюсь под одеяло и отворачиваюсь к нему спиной. Засыпаю, рисуя в памяти руки незнакомца. Это всё же лучше, чем спорить с Арсом о характере моей дочери.
Глава 3. Наваждение
Итан
Около четырёх лет назад…
— Что сказал врач? — интересуюсь, вспомнив о визите Матильды к гинекологу.
После ранения в спину я впервые приезжаю на семейную виллу. Моей бывшей, а теперь уже и вдове моего отца, понадобилось забрать кое-какие вещи для дочери. Я же решил вернуться в бунгало, освежить память и немного побыть в тишине. Хотя бы на несколько часов скрыться от всех и от излишней заботы матери. Я очень её люблю. Но ей тоже нужно отдыхать и пополнять свои силы после инфаркта.
— Плод в матке не развивается, — говорит она грустным голосом, подходя ко мне. Последствия нервного срыва. — У меня замершая беременность. Будут делать чистку.
— Мне жаль, Мэт, — беру её за руку, чтобы выразить сочувствие.
— Итан… — замолкает, вскидывая на меня полные грусти глаза. Я уже и забыл, какие они у неё красивые. — Я не хочу быть одна. Мне страшно…
— У тебя есть Лиззи. Ты ей нужна. Мэт, всё будет хорошо. Ты никогда не была одна.
— Ты не понимаешь… — она подносит руку к моему лицу. Очерчивает пальцами скулу. — Жорж погиб. Он больше не вернётся. Я не хочу быть одна, Итан. Как женщина…
— Матильда, прекрати, пожалуйста, — тяжело вздохнув, перехватываю её тонкую кисть. Снимаю со своего лица руку бывшей. То, на что она намекает, невозможно. Абсолютно никак.
— Его тело не нашли, — подчёркиваю я. — Он считается пропавшим без вести. Ты не можешь… — к горлу подступает ком. Беру короткую паузу. Внутри всё пылает огнём. Место ранения всё ещё ноет тупой болью. На душе хуево. Настолько, что хочу тупо напиться и забыться на какое-то время. Отключиться от всех гребаных проблем. — Мы не можем. Это безумие, которому нельзя давать ход.
— Но я вас обоих люблю, — шепчет она задушенно. На глаза наворачиваются слёзы.
Блять, какого черта давить на жалость? Я давно очерствел. Даже если не полностью. Меня всё равно этим не прошибешь. Не хочу я больше этого дерьма. Нахлебался сполна.
— Мэт, ты сделала свой выбор много лет назад. Родила чудесную дочь. Для него. Даже если бы я и хотел что-то поменять в своей жизни вместе с тобой, я не стану этого делать.
— Но почему? Почему, Итан? Скажи, почему? — обхватывает ладонями моё лицо. В глаза пытливо заглядывает. Преданно смотрит. Как когда-то. Перед тем, как всадила в спину нож своей изменой. — Неужели влюбился в девчонку? В племянницу нашей домработницы. Поэтому не даёшь нам шанса? Из-за неё?
— Ты потеряла свой шанс, когда легла под моего отца.
— Но его уже нет! — повышает на эмоциях тон. — Полтора месяца, как нет. Итан, он больше не вернётся. Что нам мешает быть вместе? Анна? Она очаровала тебя? Серьёзно? Ты её любишь? Скажи мне правду. Пожалуйста, только не ври мне. Ты всегда был честен со мной. И в этот раз ответь, как есть. Любишь её? Любишь, Итан?
***
— Не люблю.
— Тогда что тебя останавливает?
— Мэт, у тебя совсем нет чести? — стряхиваю с себя её руки. Отступаю на шаг. Эмоциональную нестабильность бывшей связываю с нарушением гормонального баланса, с потерей беременности, со стрессом. Иначе мне сложно объяснить её неуважительное, я бы даже сказал, аморальное поведение по отношению к погибшему мужу. Либо у Мэт капитально поехала крыша, либо я был слеп ровно до сегодняшнего дня.
— Мне плевать на людей и на их мнение! Я хочу быть счастливой, Итан! И ты тоже этого хочешь. Ты всё ещё любишь меня. Я же вижу. Чувствую. Какое-то время мы можем не афишировать наши отношения. Через пару лет всё утрясётся. Если бы я не залетела от Жоржа, я не вышла бы за него замуж. Я ошиблась по поводу него. Ты никогда не ошибался?
