Би Сяошэн - Цвет абрикоса
— Жолань, — обратилась к ней госпожа Лань. — Ты можешь вернуться домой вместе с господином студентом. Проследи за приготовлениями к похоронам.
Жолань откланялась и ушла. Чжэньнян и ее сестры, преисполненные сострадания к Жолань, просили мать:
— Матушка! Печальная девичья доля! Ведь у Жолань после смерти матери никого нет на всем белом свете.
Чжэньнян и ее сестры разрыдались. Видя бесприютность Жолань, госпожа Лань согласилась взять ее в свою семью.
Было около полудня, когда студент и Жолань пришли домой. Скоро все было готово для похорон. Студент залюбовался красотой Жолань: какая мягкая, нежная кожа, и как изящна, хотя и в простом траурном платье. Девушка походила на нефритового отрока. Ее красота влекла его, и он не мог сдержать порыва. Видя, что студент жаждет любви, Жолань обрадовалась, хотя смерть матери и омрачила ее жизнь.
— Матушку похоронят, и я останусь одна на всем белом свете. Разве не отрадно было бы отдать себя под крыло молодого господина? Но пусть он вначале подумает и решит, действительно ли его склонности ко мне хватит надолго. А если он возжелает меня, я тотчас предстану пред его ликом и поклонюсь ему как супругу. Сейчас же не могу последовать его желанию, ибо чту обряд.
Вместо ответа студент привлек девушку к себе. Наклонился к ней и нашел ее губы, сочные и красные, точно вишни. Жолань не сопротивлялась. Потом он нашел ее язык и коснулся его. Студент был охвачен желанием, он долго не оставлял ее губ, потом сильным рывком стянул юбку с бедер и прижал к себе.
— Ваша раба — девственница, как говорится, «желтый цветок». Отложим до другого раза. Минуют сто дней траура, и тогда соединим сердца. Зачем торопиться? Теперь я осталась одна, и господин решит, брать ли меня под свое крыло.
Вот уж поистине:
Когда хочешь,чтобы сто лето тебе жила добрая слава,откликнись хоть разна призыв о мольбе —протяни сто монетиз золотого сплава.
Но увы! Студент знал одно!
— Хотя и есть резон в твоих словах, зачем же чувствам ставить препоны, — ответил он и, еще теснее прижав ее к себе, наклонился над ней. Она позволила ему забраться под нижнюю юбку и нащупать цветок.[33] Он погладил створки раковины. Потом быстро вытащил янское орудие и показал Жолань. Попросил взять в руку. Но Жолань была девственницей. Она застыдилась и покраснела до ушей. Но, понуждаемая студентом, она взяла удилище в руку и погладила. Потрясенная происшедшим, в сердцах сказала ему:
— Господин Фын! Ваше орудие слишком жесткое и острое! Да разве смогу я принять его в себя? — И с этими словами она отвела его в сторону и оттолкнула студента. Студент не стал принуждать ее.
— Вашему глупому провожатому и вправду пора возвращаться.
— Простите, оттолкнула вас. Но если намерены жить со мной, как говорится, до ста лет, ваша раба согласна. Об одном прошу: минует срок траура, и тогда я разделю с вами изголовье.
Студент был ублаготворен ответом. Он улыбнулся ей и ушел. С того раза он тайком ходил к Жолань. Жолань нравились его объятия. Но всякий раз он целиком владел собой.
Вернувшись к госпоже Лань, студент представил ей полный отчет о делах, и та признала, что племянник прекрасно справился с поручением. Она была рада, что у него обнаружилась истинно деловая хватка.
Болезнь госпожи Лань не проходила, но, похоже, до конца было далеко. Дни шли за днями. И вот настала пора Середины лета. В эту пору в обычае воскурять благовония, плести из цветного шелка узлы — символ единения — и печь треугольные пирожки из клейкого риса, завертывая их в листья бамбука. Дабы почтить благородную душу поэта древности Цюй Юаня, нашедшего смерть в водах реки,[34] устраивают соревнования лодок-драконов. Мужчины и женщины отправляются на прогулку, и грохот барабанов на запруженных народом улицах является лучшим гимном во славу процветания, великого мира и спокойствия в Поднебесной. Именно так в тот год проходил праздник Дуаньу. Красавицы румянятся и сурьмят брови, а молодые повесы устраивают вечеринки, где соревнуются в сочинении стихов, приглашая на них первых встречных. Но в доме госпожи Лань курили ладан ради отвращения недуга от больной. Сестры развлекались тем, что плели шнуры из цветастого шелка, но болезнь матушки внушала им опасения, и потому их прекрасные брови, напоминающие листья ивы, были насуплены, чудесные глаза, кои можно бы сравнить разве что с осенними волнами, были полны слез, и сердца преисполнены тревогой и печалью.
Студент пришел на жилую часть дома повидать сестер и госпожу Лань. Пригубил виноградного вина, отведал пирожков из клейкого риса и основательно пропотел, сидя на циновке и проклиная летнюю жару. Потом он простился с сестрами и, выйдя из усадьбы, отправился побродить по мостам Лояна. За ним следовал слуга, держа над ним зонт для защиты от солнца. Набережная была полна народу, и над толпой плыл терпкий смрад потных тел. Куда ни кинь взгляд — везде громко галдевшая толпа. Река была забита лодками — расписными ладьями и крохотными челноками. На голубой глади бирюзовой воды белели паруса и флагштоки. Поистине вид походил на картину, созданную кистью незаурядного художника. Юэшэн и слуга взошли на мост. Постояли на мосту и полюбовались водными просторами. Гуляющих было много. Звуки свирелей и поющих голосов доносились с лодок. Но вот уже небеса потемнели. Студент был в городе один, без друзей, веселье других рождало в его душе лишь горькую досаду. И, как бы вторя его настроению, его слуха коснулась печальная мелодия флейты, неизвестно откуда принесенная ветром.
В ту пору в Лояне обреталась компания молодых повес, и среди них Цю Чунь, второе имя Вэйшу, заводила и главарь ее, готовый за богатства продать даже родину, человек храброй руки и немалого ума. Он имел обыкновение сорить деньгами, точно то был песок. От собственной гордости он пыжился, словно гора. И под видом оказания экстренной поддержки он обычно вовлекал своих приятелей в беду. В Лояне он прослыл за человека дерзкой храбрости. Лоянцы кормили и поили его, как и тысячу других, ему подобных, а красавицы были готовы обещать каждому из них вечную любовь. Этот Цю Чунь некогда имел в Лояне торговое дело и знал Сюэ Мяонян, даже более того, безмерно обожал ее. Некогда он свел знакомство с Юэшэном. Ныне он собрался съездить на поклонение в храм Золотой орхидеи, для чего нанял лодку, на которую пригласил первейшую певичку, местную знаменитость Фэн Хаохао. Та притащила подружек — так вчетвером и пришли они в лодку. Когда собралась вся компания, лодочник отчалил.
