Гранатовые поля (ЛП) - Перри Девни

Когда я только начинала свою ординатуру, все мои смены совпадали со сменами доктора Андерсона, чтобы он мог присматривать за мной и наблюдать. Как мой наставник и учитель, мы вместе разбирали случаи. Но по мере того, как я продвигалась в течение первого года, он давал мне больше свободы.

Теперь, когда прошло уже три года, и я была так близка к сдаче экзаменов и получению лицензии, я часто работала поздно вечером и днем одна. Это стало моим любимым временем в больнице.

Утро было суматошным. Обеденный перерыв обычно был слишком коротким. Но к четырем или пяти часам, после смены медсестер и закрытия записи приема пациентов, наступал покой.

Мой последний прием был с женщиной, которая пришла на ежегодный осмотр и маммографию. Попрощавшись, я оставила её переодеваться, а сама пошла по коридору, удаляясь от смотровых кабинетов и проходя через двери, ведущие в палаты для пациентов, остающихся на ночь.

Аромат чеснока, помидоров и макарон заполнил мой нос, когда я проходила мимо медсестры, несущей поднос с едой. Сегодня на ужин должны быть спагетти.

Я остановилась у третьей двери слева и постучала, прежде чем открыть её.

— Привет, Данте.

Лежащий в кровати подросток выглядел таким же несчастным, как и вчера.

— Привет.

На столе стоял его собственный поднос с едой. Тарелка была накрыта металлической крышкой, а стакан молока — полиэтиленовой пленкой.

— Спагетти — лучший ужин недели. Нужна помощь?

— Наверное, — пробормотал он.

Я подошла к раковине, чтобы в сотый раз за сегодня вымыть руки, а затем помогла ему открыть блюдо.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как будто у меня сломаны две ноги и рука.

Я протянула ему вилку для его не сломанной руки.

— Могло быть и хуже. У тебя могла быть сломана шея.

— Да, — Данте поковырялся в своих макаронах.

— Как твоя боль?

Он взглянул на белую доску на стене, где внизу была изображена шкала боли.

— Три.

— Зови, если будет выше пяти.

— Окей, — пробормотал он. — Моя мама злится.

— Это её работа как твоей матери — злиться.

Данте поступил вчера в неотложку с множеством переломов. Он был второклассником в средней школе. Они с приятелем встречали Новый год вместе и решили покататься на санках с крыши дома Данте сугроб на подъездной дорожке. Он отправился в первопроходческое путешествие, которое привело его на заднее сиденье машины скорой помощи, пункт назначения: Мемориальная Больница Куинси.

Доктор Мерфи дежурил вчера в этом отделении. Переломы были чистыми, поэтому он вправил кости на место и наложил шины на ночь. Сегодня, после еще одного рентгеновского снимка, который был сделан для того, чтобы убедиться, что все кости сопоставлены край в край, ему наложили гипс.

Он останется на ночь для наблюдения, но уже завтра отправится домой.

Отец Данте был пожарным в городе. Его мама была бухгалтером. Данте был старшим из пяти детей, и, согласно предыдущему рассказу доктора Андерсона, его родители по очереди дежурили в больнице. Его мама должна была родить с минуты на минуту.

— Хочешь посмотреть телевизор, пока ты ешь? — спросила я, беря в руки пульт.

— Мама сказала, что мне нельзя ничего делать, пока я не полежу здесь и не подумаю об идиотизме своих поступков.

Я втянула губы, чтобы скрыть улыбку.

— И как? Подумал об идиотизме своих поступков?

— О, да, — он кивнул. — Я тупица.

— Все совершают ошибки.

Он кивнул в сторону своих ног.

— Это большая ошибка.

В человеческом теле есть гораздо худшие вещи, которые можно сломать, чем кости.

— Они заживут. Не волнуйся. Скоро будешь как новенький.

Уголки его рта опустились. Его темные глаза наполнились слезами.

— Я пропущу баскетбольный сезон.

— Держу пари, тренер Пейн разрешит тебе сидеть на скамейке запасных и болеть за свою команду.

Тренер средней школы по баскетболу был одним из самых приятных людей в Куинси, и он любил своих игроков.

Данте вздохнул.

— Да. Наверное.

— Ешь свой ужин, — сказала я, включив телевизор. — Я скажу твоей маме, что немного телевизора было назначено врачом для снятия стресса и обезболивания.

Слез в его глазах, казалось, только становилось больше, пока он накручивал спагетти на вилку.

Бедный ребенок. На этой неделе он получил тяжелый урок.

— Не возражаешь, если я посижу с тобой? — спросила я, сверяясь с часами. Работы всегда хватало, но я побуду здесь до прихода его мамы.

— Я не против, — он пожал плечами и съел ещё кусочек.

Я пододвинула стул для посетителей.

— Что ты хочешь посмотреть? ESPN[8]? Дисней? Cartoon Network?

— ESPN.

Я пролистала путеводитель и нашла нужный канал.

Внимание Данте мгновенно переключилось на маленький экран и спортивные новости.

ESPN не был каналом, который я смотрела, в основном потому, что у меня не было желания следить за профессиональным спортом. Но также и потому, что это было связано со слишком высоким риском увидеть Фостера по телевизору.

Мама Данте была права. Нам не стоило смотреть телевизор.

Как будто Вселенная знала, что я настроена на эту волну, дикторы сменили тему с футбола на UFC. В программе показывали интервью, где репортер подносил микрофон к лицу мужчины.

Мужчина был одет в треники и майку, его мускулистые руки были покрыты татуировками. Между запикиваниями, которыми они прикрывали его ругательства, он говорил о драке.

— Скотт Сэвадж надерёт задницу этому бип парнише. Ты бип слышишь меня? Он старый. Ему пора заканчивать. Скотт Сэвадж отправит его на пенсию.

— Этот парень такой придурок, — насмехался Данте. — Он всегда говорит о себе в третьем лице. С обоими своими именами. Кто так делает? Надеюсь Фостер Мэдден надерет ему задницу.

Этот Скотт Сэвадж был противником Фостера в предстоящем бою? Я уже ненавидела его. Самоуверенный ублюдок.

— Я тоже.

Лицо Фостера появилось на экране, всего на минуту, пока диктор рассказывал о дате боя и статистике каждого.

Фостер, на ESPN.

Это было нереально — видеть его на экране. Я всегда верила, что он добьется больших успехов. Верила в него так сильно, что потеря этой веры только увеличила пустоту, когда его не стало.

Я опустила взгляд на пол и абстрагировалась от телевизора. Это было легко, словно надеть на уши наушники.

У него была дочь.

Прекрасная девочка, которая была зеркальным отражением Вивьен, от ее шоколадных глаз до оттенка ее волос — коричневых с рыжими прядками, которые блестели на солнце, словно медь.

Я прижала руку к сердцу. Как бы сильно я ни нажимала, боль не проходила. На глаза навернулись слезы.

Каденс. Милое имя для милого ребенка.

Имя, которое я бы знала, если бы поискала его в социальных сетях.

Может быть, мне следовало посмотреть, как он, много лет назад. Но мне определенно следовало провести инспекцию, когда он приехал в Куинси. Прежде чем впустить его в свой дом. В свое тело.

Боже мой, я была идиоткой. Такой, блять, идиоткой.

Конечно, у них был ребенок. Дети? У них было больше одного ребенка? Они были женаты достаточно долго, чтобы завести семью.

Фостер и Вивьен. И Каденс.

Мэддены.

Мое сердце снова защемило.

— Ты в порядке? — Данте смотрел на мой профиль, вилка повисла над его тарелкой.

— Всё хорошо.

Я подняла пульт и прибавила громкость. Затем вытерла уголок глаза и села прямее, оставаясь на месте, пока его мама не ворвалась в комнату, ничуть не заботясь о том, что он смотрел телевизор, главное, что он ужинал.

Боль в груди не проходила до конца моей смены. Когда я стояла в раздевалке и смотрела на счетные отметки на внутренней стороне своего шкафчика, боль только усиливалась.

Какой смысл вести учет хороших дней? Должна ли я стереть эти линии? Выбросить маркер в мусорное ведро? Я так хотела покорить медсестер, своих коллег и наших пациентов. Доказась всем, что я заслуживаю находиться здесь.