Моя в наказание (СИ) - Акулова Мария
— Такая кр-р-р-расивая машинка, анне! Правда? Кр-р-р-расивее, чем у Леши! — Сафи по-детски пытается мне донести, что Айдар — это то, что нам нужно. Я ловлю еще один быстрый взгляд щекой и тону в отчаянье. Но к этому я давно привыкла. Умею переживать без внешних признаков. Разве что пятна на шее и щеках. Но разве Айдар их не видел? А Сафи не заметит.
Улыбаюсь. Тянусь к детской коленке и глажу.
Повторяю про себя: лишь бы ей было хорошо… И лишь бы с ней всё было хорошо…
Когда-то мне казалось, что Айдар будет великолепным отцом. Сейчас я не понимаю, где проходит водораздел его смешанных чувств. Я доверю ему свою дочку только если увижу: ее благо — его безоговорочная ценность. Пока это не очевидно.
Поэтому пусть на хищника я не тяну, но веду себя как подозрительное травоядное. Замечу неладное — схвачу и убегу. Пусть снова угрожает, пусть даже подставы устраивает — без разницы.
— Да, кызым, машинка очень красивая. И едет мягко…
— А как это, мягко едет, Айдар? — Сафи тут же снова переключается на отца.
Смущаюсь. Стараюсь не расстраиваться. Это логично. Он — новый человек. Очень интересный. Улыбчивый. Она таких раньше не видела. А теперь… Как часто будет?
Опускаю взгляд и возвращаюсь в исходное положение.
Слушаю, как разговаривают.
Отгораживаюсь от них несуществующей стеклянной стеной. Это чтобы уже себя защитить от слишком смелых надежд. В голову то и дело лезут мысли про такую же поездку настоящей семьей. Но стоит вспомнить наш с Айдаром прошлый вечер, а еще поймать на себе мужской взгляд, становится понятно — такое мне не светит.
Не знаю, что нужно, чтобы он меня простил. Да и точно ли я готова до бесконечности просить прощения у человека, который мог бы, но не хочет меня понимать?
За Салмановской болтовней и моими размышлениями мы доезжаем до чужого нам с Сафи города.
Дочке интересно все. Мне тоже, но я слишком волнуюсь. Пытаюсь быть мудрой. Не навредить, но и не дать Айдару слишком много власти над нашим ребенком. Пока рано.
Пока они просто знакомятся.
Я не готова представить его Сафи как отца. На своей шкуре прочувствовала, насколько сильную, магическую и уничижительную силу имеют эти простые слова.
Айдар тоже не делает самостоятельных попыток. Вслух свои мотивы он не озвучивает, но я благодарна за мудрость хотя бы в этом. Конечно же, такое должна сказать мама.
За всё сегодня платит Айдар. Мы с Сафи — гостьи. Я чувствую себя балластом. Лишней. Но вдвоем точно не отпустила бы. А так…
Мы заходим в Экспериментаниуем. Малышку затягивает. Ее настороженного терпения хватает на несколько экспонатов. Мы разглядываем их, обсуждаем, держась за руку. А потом она меня бросает. Ей все нужно пощупать. Все попробовать. Ей для всего нужен Айдар.
Плетусь следом, обнимая себя руками. Так даже лучше, наверное. Мне легче за ними наблюдать.
За ним.
Я борюсь с постоянным желанием себя ущипнуть. Как будто унесло в прошлое. Как будто он все такой же, каким был со мной. Терпеливый. Понимающий. В уголках его губ таится слегка снисходительная улыбка, которая не имеет ничего общего с унижением. Это он так умиляется.
Когда-то умилялся мной. Теперь — нашей дочерью.
Обо мне Сафи вспоминает время от времени. Я пытаюсь разделять детский восторг, который, очевидно, сама не испытываю. Сафие создает смерч в колбе, залазит в черепаший панцирь, крутит барабан, объясняющий роль случая в процессе определения пола будущего ребенка, понятия не имея, о чем вообще речь, играет с зависшими в воздухе скрепками и шарами-магнитами. Заставляет нас с Айдаром искажаться в кривых зеркалах. Мы все по очереди смотрим в микроскопы и касаемся шара, в котором живет молния. Я устаю на одном из первых залов, а восторг Сафи только усиливается с каждым новым.
Не знаю, откуда в ней силы. И в Айдаре откуда.
Борюсь с мыслями о том, что я здесь все же лишняя. Радуюсь каждый раз, когда дочка обо мне вспоминает.
На ее отца стараюсь не смотреть. Прямо в глаза — так вообще ещё ни разу за весь день. Ни в машине, ни здесь.
После Экспериментаниума мы идем есть. Я не голодна, конечно же, но не спорю. Айдар выбирает какое-то заведение по рейтингу. Я пожимаю плечами.
Когда садимся и открываю меню, даже немного пугаюсь. Дорого очень. Он, конечно же, может себе позволить, а для нас с Сафи — непривычно.
Глотаю обиду. Прошу для себя салат. Для дочки — блюда из детского меню.
Мы с Айдаром сидим напротив. Мне неуютно. И тот самый салат в горло не полез бы, а он без спросу дозаказывает еще. Рыбу. Как я люблю.
Рискую все же посмотреть в лицо. Спрашиваю глазами: «зачем?». Ответа не получаю. Он игнорирует, переключается на Сафи.
Обманывает меня своей «нормальностью». Обманывает, я чувствую…
Колупаюсь в тарелке и в пол силы участвую в разговоре. Вяло улыбаюсь, когда Сафи тянется к моему лбу ручкой и спрашивает, нет ли температурки?
— Нет, кызым. Все хорошо, — целую ее ладошку, улыбаюсь и вру в любимые глазки. Щеку печет взгляд. Боюсь даже мельком в ответ посмотреть. Это все так болезненно… Сбывшаяся мечта выворачивает наизнанку.
В глубине своей трусливой души я надеюсь, что после вкусного обеда Сафи разморит, но в нее вселился вечный двигатель из Экспериментаниума. Хочет дальше гулять. Заходим в музей медуз.
Это волшебно. Даже у меня дух захватывает, укутывает осознанием незначительности моих проблем, если соотносить с размерами и делами вселенной. Мне всего лишь нужно наладить отношения с отцом рожденного от нашей любви ребенка, а не создать что-то настолько же прекрасное, как океаническое дно, кораллы, рыбки и медузы.
Не так-то сложно, Айка, согласись…
Айдар усаживает Сафи себе на плечи, потому что как бы там ни было, но маленькие ножки устали, дочка гладит стекла. Улыбается, когда к ней подплывают рыбки.
Он так просто дарит ей чистый восторг…
После музея медуз — парк. Я поглядываю на часы, но напрямую потребовать поскорее возвращаться наглости не хватает.
Это всё же впервые за четыре года. Они знакомятся. Тем более, придраться к Айдару сложно и это пугает только сильнее.
Съев одно мороженое, Сафи сразу же просит второе.
— Кызым, живот может болеть. Не надо, — я присаживаюсь и стараюсь разговаривать так, как всегда. Объяснять, почему нет.
Обычно это работает. Но сегодня — нет. Это не со зла, конечно же, и ни о чем не говорит, но мой ребенок чувствует, что можно чуть больше. И манипулировать она уже умеет.
Разворачивает голову к Айдару. Хлопает глазами. У меня у самой сердце замирает.
— Айдар, правда не будет живот болеть? — Спрашивает, в надежде заручиться поддержкой.
Меня снова жжет. Щеку и душу. Ему очень легко стать хорошим на моем фоне. Он будет ее любимым папой, а я кем? Истерзанной в клочья лгуньей?
Дыхание сбивается. Опускаю взгляд и жду вердикт.
А слышу:
— Мама сказала, что нельзя, Сафие. Мы подчиняемся твоей маме. — И даже ушам не верю.
Мы с Салмановым встречаемся взглядами в третий раз. Я снова снизу. Смаргиваю, прокашливаюсь и вырастаю.
Не понимаю, где водораздел. Не понимаю…
Он же сам сказал, что на уважение я рассчитывать не могу. То есть могу?
Путает меня… Все путает.
Ничтожное «спасибо» оставляю при себе. Сафи немного дуется — и на меня, и на Айдара, но быстро оттаивает. Отвлекается на светящиеся воздушные шары. Воздушные шары ей можно.
Айдар их покупает. Пять минут удовольствия, а дальше они перекочевывают в мои руки. Если и вспомнит — то скорее всего уже дома.
Купленный в одной из крафтовых лавок морс играет с нами злую шутку — красивое детское платье (а я выбирала лучшее, что бы Айдар себе там не думал) окрашивает сочное пятно. Сафи почему-то плачет. Я обещаю, что мы отстираем и все будет хорошо, но ее отец решает иначе.
Последняя точка сумасшедшего дня — магазин дорогой одежды. Там у нашей с Айдаром дочери появляется первая по-настощему брендовая вещь за сумасшедшие деньги. Платье, из которого Сафи вырастет уже к следующему лету.
