Любовь цвета боли (СИ) - Жилинская Полина

Вспыхиваю и отвожу взгляд, полностью выдавая себя. И откуда он такой всезнающий взялся на мою голову?

Осторожно высвобождаю ладонь и, не поднимая глаз на мужчину, слезаю со стула. Беру тарелку с недоеденным ужином и направляюсь к мойке. Мне нужна минутка. Пауза. Привести мысли в порядок и унять грохочущее в груди сердце. Выбросив остатки ужина в мусор, открываю кран и с грохотом роняю тарелку в мойку, так как каким-то шестым чувством ощущаю приближение мужчины. Прижавшись ко мне грудью и ладонями, Макар медленно ведет по рукам от локтей до пальцев, сжавших тарелку. В горле сразу пересыхает, и я не свожу взгляда с наших рук в мойке. Его — большие, загорелые и мои — маленькие и бледные, вцепившиеся в тарелку, как в спасательный круг.

— Я справлюсь с посудой, — слышу тихий голос у уха.

От горячего дыхания по телу пробегают толпы мурашек. Выпускаю тарелку и замираю. Чтобы я смогла отойти, нужно или мне обернуться, или Макару выпустить меня из кокона своих рук. Оборачиваться я не решаюсь, а он не отпускает; так и стоит, зарывшись носом в волосы чуть выше уха, опаляя вмиг ставшую чувствительной кожу своим дыханием. Затем его руки медленно ведут по моим обратно, сжимают легонько плечи. Одной ладонью зарывшись мне в волосы, тянет несильно, побуждая откинуть голову на его плечо. Вторая ладонь проходит по скуле, большим пальцем задевая губы. Спускается на шею, огладив, ползет ниже к груди, талии и, распластавшись у меня на животе, слегка надавливает, прижимая к себе. Сглатываю и поднимаю руку, обхватывая его ладонь у меня на животе.

— Отпусти, пожалуйста, я очень устала и хочу отдохнуть.

Макар жадно втягивает воздух в моих волосах и разжимает руки, но не отступает. Выскальзываю и, не оборачиваясь, иду к выходу из кухни. Поднимаюсь по ступенькам, прохожу по коридору и захожу в свою комнату, тихо прикрывая дверь. Обессиленно приваливаюсь к ней спиной. Сердце выпрыгивает из груди, руки немного дрожат. Разве так бывает? Чтобы от одного касания, от будоражащего сознание взгляда, пронизывало до обжигающей лавы по позвоночнику. Зажмуриваюсь и легонько стукаюсь затылком о дверь, приводя себя в чувство.

А в памяти помимо воли вспышками одна картина, за другой. Как нависает надо мной. Как жадно водит руками по телу. Как целует… Его слова, брошенные в эмоциональном порыве, которые въелись в подкорку сознания и понеслись дальше подхваченные цепной реакцией. Так остро, чувственно, волнующе.

Как мне воспринимать те слова, сказанные на трассе? Я ведь не наивная дурочка. Правда? Верю в то, что, возможно, он увлекся мной, а может, просто решил развлечься. Может, не привык мужик к отказам от домашних зверушек. Пусть Макар и возится со мной, а в карих глазах я всё чаще вижу неподдельный интерес, не нужно упускать из виду, кем он является на самом деле.

Я видела его настоящего. Видела и прочувствовала его тьму. Пусть я не боюсь его так, как раньше, но я слишком слаба и вымотана. Уязвима. Завладей он моим телом, от меня прежней вообще ничего не останется. Я потеряю саму себя. Буду казнить и презирать себя за слабость. Да и вообще, нормально ли после всего, что этот человек сотворил со мной, с моей жизнью, чувствовать влечение к нему?

Запираю замок, отхожу от двери и прохожу в ванную комнату. Умываюсь холодной водой. Поднимаю взгляд на свое отражение. Щеки розовеют, глаза блестят нездоровым блеском, волосы растрепаны. Я не узнаю незнакомку из зеркала. Отворачиваюсь и выхожу из ванной. Взгляд падает на ворох пакетов на комоде. Осматриваю себя. М-да… Платье всё в разводах, ноги не чище. Сколько я босиком проходила сегодня. Вздыхаю и стягиваю одежду, оставаясь в одних хлопковых трусиках.

Вновь иду в ванную. Кручу краны, настраивая нужную температуру, и с нетерпением жду, когда ванна наполнится хоть наполовину. Не будь я такой замаранной, сейчас с удовольствием завалилась бы на кровать и не вставала бы с нее, по ощущениям, с неделю. Ванна, наконец, набралась, и я с наслаждением погружаюсь в горячую воду. Взгляд падает на батарею баночек. Протягиваю руку и беру одну. Молочко для тела, гласит надпись на обертке довольно дорогой уходовой косметики. Ставлю на место и пересматриваю другие баночки. Судя по всему, у меня в ванной вся линейка люксового бренда. Странно, когда только успел? Еще утром их точно не было здесь.

Вдоволь повалявшись в горячей воде и намазавшись всем, чем можно, окончательно вымотанная событиями дня, осторожно поднимаюсь и выхожу из ванной. Заматываюсь в полотенце и иду в спальню, чуть ли не засыпая на ходу.

— Ты что здесь делаешь? — сонное состояние улетучивается, замираю не месте, шокированная дерзостью мужчины.

Развалившись в кресле, лениво поворачивает голову, скользя по мне неспешным взглядом. Поднимаю руку и сжимаю узел полотенца на груди, чтобы, не дай бог, не разошлось в стороны.

— Выполняю рекомендации доктора, — невозмутимо кивает на папку у себя в руке.

— По-моему, это уже слишком! Я вообще-то запирала дверь. Как ты вошел?

— Через дверь, Оля, — неспешно поднимается с кресла и проходит к кровати.

Кладет раскрытую папку на кровать и высыпает содержимое бумажного пакета с логотипом аптеки на покрывало. Вчитываясь в название и сверяясь с листком, половину откладывает, остальное закидывает обратно. Убирает все пакеты на комод, разворачивается ко мне и приглашающе кивает на кровать.

Угу, сейчас прямо. Бегу и падаю.

Упрямо поджимаю губы и складываю на груди руки, скрывая напряженные соски, на которые то и дело устремляется мужской взгляд.

— Ложись на кровать, — буравя меня взглядом, произносит Макар. — Можешь представить, что я доктор, если тебе так будет легче.

— Нет!

Он устало вздыхает и подходит ко мне.

— Малышка, ты же понимаешь…

— Понимаю! Либо сама, либо ты заставишь! Понимаю! Но давай кое-что проясним! Насколько мне помнится, ты приглашал меня погостить в твоем доме, а не беспрекословно подчиняться приказам! Я не зверушка, я человек! Я женщина, в конце концов! Так кто я в этом доме? Бесправная рабыня или гостья?

Сверлит своими глазищами черными, зрачки расширились, и я, кажется, вижу в них всполохи адского пламени. Отбрасывает тюбики и в мгновение ока оказывается вплотную ко мне. Инстинктивно отступаю на шаг и упираюсь лопатками в запертую дверь ванной.

— Оля, — шепчет жарко прямо в губы, упираясь руками в дверь по обе стороны от моей головы. — Я дико устал, малышка. Ты, ведьма голубоглазая, вытрясла из меня всю душу сегодня. И я держусь из последних сил, чтобы не сорвать это чертово полотенце и не вытрахать всю дурь из твоей белокурой головки. Ты женщина, Оля! Бесподобно сладко пахнущая и мокрая после душа гостья! А теперь ложись, пожалуйста, — делая упор на последнем слове, сжимает полотенце у меня на животе и слегка дергает к себе, — на чертову кровать, я помажу твою спину мазями, натяну бандаж, пойду, приму холодный душ и лягу, наконец, спать!

Моргаю пару раз, переваривая его слова. И чего он так завелся?

— Я сама себя намажу и надену пояс. Иди, ради всего святого, занимайся своими делами.

Он немного отстраняется, с неким удивлением разглядывая меня.

— Интересно, как?! — резко подается вперед и шипит в тихом бешенстве. — Ты вдохнуть нормально не можешь и пятидесяти метров пройти. Ты меня достала уже так, что и трахать тебя не хочется. Поэтому ложись, пожалуйста, на кровать и не трепи мне нервы, ослиха ты упрямая.

Почему-то становится обидно до слез. Вскидываю руку и отталкиваю мужчину от себя. Под грозным взглядом из-под хмуро сведенных бровей шествую к кровати. Развязываю узел на груди и ложусь на живот. Пусть намажет спину и катится ко всем чертям. Достала я его, видите ли. Отвез бы меня домой и не мучился так.

По комнате разноситься облегченный вздох. Макар, наклонившись, собирает тюбики с мазями с пола. Выпрямляется, пересчитывает, довольно кивает и двигается ко мне с таким выражением на лице, будто он хирург и ему предстоит многочасовая сложнейшая операция.