Время расплаты (СИ) - Еленина Юлия
— Конечно. Вы правы, — поднявшись и пожав потную руку Леонида Олеговича, попрощался я с улыбкой.
Пусть думает, что я ничего не заметил. А что-то определенно есть. Но в военных частях сор из избы не выносят. И настаивать бесполезно. Проще поговорить с теми, кто знал Горецкого вне работы.
Выйдя из части, я поехал к Лиле. Да, у меня снова зависимость от нее. Я расстался с ней на полдня, а ломает так, как будто все кости через мясорубку.
Возвращение к тому, с чего все началось. Я будто снова двадцатилетний пацан, готовый сидеть перед ее подъездом. Но пока я думал, что буду делать, Богданов решил за меня…
Недостаток сна и усталость сказались на реакции, когда я пропустил удар. Увернулся в последний момент, когда лезвие вроде бы лишь царапнуло кожу, но крови полилось будь здоров. Хотя тут только идиот заговорил бы о здоровье.
— Не на того нарвался, — слова, прозвучавшие за спиной, когда бок пронзила боль.
Я терпел боль намного хуже, но тогда не было такой кровопотери, от которой холодели пальцы, мутилось сознание…
И рядом со мной был врач.
Дойти, только бы дойти…
Я прижимал руку к ране, понимая, что только шок помогает мне двигаться дальше.
Вышел покурить, блядь!
Пас меня толковый человек, я даже не успел заметить, куда он пошел. Я понимал, что пока мыслю здраво и хожу нормально только из-за шока — уже проходил через это. За руль нельзя. К Арсену нельзя. Только один выход…
Я, превозмогая боль, которая начала пробираться не только в тело, но и травмировать мозги, поднялся наверх. Будь дома, Лиля, иначе я сдохну как собака на твоем коврике.
Она открыла дверь, я переступил через порог и понял, что все… Это пиздец. Оперся на стену, понимая, что сейчас запачкаю все здесь кровью.
— Женя, тебе надо в больницу!
Она была в панике, в голосе такое волнение, как будто я ей не безразличен.
— Лиля… Ты врач…
Я говорил так, как будто был пьяным. Дошел до дивана — последний рывок, на который я был способен.
Она сидела передо мной на полу на корточках, ее руки были в моей крови, и Лиля сказала с истеричными нотками в голосе:
— Женя! Я психиатр, а не хирург. У меня был курс, но…
— Ты сможешь!
— У отца должна быть полная аптечка. Он предусмотрительным… был…
Лиля поднялась и начала искать, а я стянул куртку, уже превозмогая такую боль, которой раньше не чувствовал.
Блядь! Это же невыносимо!
— Женя, тебе все-таки надо в больницу.
Она, найдя аптечку, снова опустилась передо мной на колени и посмотрела на рану.
— Ты можешь просто зашить? — спросил я.
— Наверное. Но может быть воспаление или…
— Зашивай.
— Тогда раздевайся.
Черт возьми, я не хотел, чтобы она это видела. Дополнение к моей татуировке явно не придется Лиле по душе.
Я поднял до груди свитер и спросил:
— Так пойдет?
Глава 8 Лиля
Я была в панике. Она не давала думать и сосредоточиться, заставляла бессмысленно метаться и вспоминать анатомию.
Женя выглядел плохо, да и я, наверное, не лучше. В больницу он ехать не хотел, от вызова скорой тоже отказался. Я не знала, как обстоят дела в России, но, скорее всего, врачи тоже должны обратиться в полицию. Хотя рана такая, что можно списать на что угодно — не огнестрельное же.
Черт!
Я один раз накладывала швы, когда училась, и то трупу. Практика, мать ее!
— Лиля, соберись, — сказала сама себе.
Рана кровила сильно, но, судя по ее расположению, внутренние органы не задеты. Правда, и большая потеря крови еще никому на пользу не пошла. Зажать. Открыв шкаф, я достала полотенце и прижала к ране. Женя дернулся и выругался сквозь зубы. Мне самой как будто больно стало.
— Держи, я сейчас.
Взяла его окровавленную ладонь и приложила к полотенцу. Так, где у отца может быть аптечка? Ничего не соображаю.
Кое-какие лекарства я видела в холодильнике, но чем шить? И есть хоть что-нибудь, чем можно обработать рану?
Я перерыла боковые полки холодильника, а потом и все шкафчики в кухне. Отец как будто готовился к глобальной пандемии. Но это и хорошо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Спасибо, папа, — снова заговорила я сама с собой.
Кажется, мне придется после сегодняшнего вечера искать психиатра. Что я могу сделать, когда руки так дрожат? Я даже вряд ли укол обезболивающего поставлю.
Вернувшись в зал, я опустилась на колени перед диваном, разложив на полу все, что могло пригодиться.
— Водка есть? — тихо спросил Женя.
— Я обработаю хлоргексидином.
— Выпей и успокойся. Не сдохну.
Я посмотрела на свои подрагивающие руки с пятнами подсохшей крови и поняла, что Женя прав. Запасы элитного алкоголя у отца всегда стояли в… Я посмотрела на секцию и, поднявшись, открыла дверцу. Водки не было, зато нашлась начатая бутылка виски.
Алкоголь обжег горло, я закашлялась, но сделала еще несколько глотков, чувствуя, как напряжение спадает. Виски не мог подействовать так быстро — это самовнушение. Но оно помогло. Я снова опустилась на пол и, вспоминая последовательность действий, молча начала штопать. Не самый красивый шов получился, но все же лучше такой, чем лужа крови. Заклеив его, я снова потянулась к бутылке, спросив:
— Почему ты не захотел снимать свитер?
Наверное, для начала стоило спросить, что случилось, но почему-то сейчас меня волновал этот вопрос.
Женя молчал, а потом ответил не очень убедительно:
— Руки больно поднимать.
— Вроде же ребра целые.
— Ты же психиатр, а не хирург.
Ох, он еще и язвить в таком состоянии может? Я на практике никогда не применяла свои знания, но теорию помнила хорошо. Ладно, не буду ходить вокруг да около.
— Тату свел? — спросила, облокотившись на диван.
Мы смотрели друг другу в глаза, и наши лица снова были очень близко. И если Женя сейчас опять все испортит, как в машине…
— Нет, — ответил он наконец-то. — Просто дополнил.
И что это значит?
— Добивал потом имена всех девушек, которые были после меня?
— Ты, кажется, пьяная.
— А у тебя скверный характер.
Женя попытался подняться, но я надавила на его плечо и сказала:
— Не думаю, что шов надежен, так что лучше вообще не двигайся. Сейчас принесу подушку.
Как, черт возьми, иронично. Мой отец когда-то на дому штопал бандитов, а мне пришлось штопать мента. Может, я действительно на своего старика похожа больше, чем мне бы того хотелось? А ведь именно благодаря отцу я сегодня справилась. Не будь он настолько предусмотрителен, то ли в силу возраста, но скорее в силу характера, я бы вообще растерялась. Но под рукой оказалось все.
— Спасибо, папа, — снова сказала я, уйдя в другую комнату.
Сентиментальной становлюсь.
А если бы Женя не оказался рядом с моим домом, если бы это было не предупреждение, а… Черт, даже думать хочу! Я могла его потерять, так и не обретя до конца снова.
Стресс, алкоголь — и по моим щекам покатились слезы. Я стояла, прижимая к груди подушку, и плакала, пока не услышала:
— Лиля!
Вытерев слезы подушкой, я вышла в зал, при этом стараясь не смотреть на Женю, но он все равно заметил и спросил:
— По какому поводу?
— По тому, что люди называют стрессом.
— А как это называют психиатры?
— Дистрессом. А теперь расскажи, кого ты успел разозлить.
Пока Женя рассказывал, как неосторожно успел насолить человеку Богданова, я почти уговорила остатки виски, сидя на полу. Спиной я прислонилась к дивану и смотрела в стену, пока Женя не закончил.
— Ты идиот?
— Что, прости?
— Что слышал! Я предупреждала насчет Богданова, а ты решил нарваться. Никакого чувства самосохранения. И тебе повезло, что это было просто предупреждением. Хотел бы убить — убил бы. Не своими руками, но все же… Боже, какой ты идиот.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Я снова заплакала, а может, заплакал виски. А потом ощутила пальцы в своих волосах. Женя начал накручивать мою прядь на палец и сказал: