Пленница (СИ) - Фальк Мия
— Честность — основа доверия.
Или он прямо сейчас меня ударит или…
— Женщину, которую я считал своей первой любовью, — лицо Виктора кажется мне удивительно спокойным.
Я выдыхаю.
— Так она… жива?
Почему-то я представила, что Виктор расправился с ней во время приступа.
— Даже здорова. И вроде как владеет долей в его ресторанной империи.
— Она тебя предала? Она имеет отношение к медицине?
Он встает.
— Это уже пятый и шестой! — бросает Виктор.
Я тоже поднимаюсь.
— Не смей! — рявкает он. — Не приближайся!
И скорым шагом выходит прочь.
Я удивленно смотрю ему в спину. Неужели это и есть приступ?
Виктор выходит, и я вижу, как он скрывается в туалете. В первое время меня сковывает привычка слушаться мужчину, но потом я вспоминаю, кто я и где я.
Персонал все еще держится на расстоянии. Значит, они не помешают мне пойти следом.
Я вспоминаю слова Логинова: «Все это психосоматика».
Я понимаю, что сейчас играю с огнем, но я не могу отказаться от возможности посмотреть. Я хочу видеть лицо чудовища и знать, с кем я в действительности имею дело.
Глава 31
Меня в самом деле никто не спешит остановить, так что я ныряю в коридор. Благо в ресторане почти безлюдно, в фойе вообще никого нет.
Несколько мгновений я смотрю в сторону дверей. Ведь вот где Виктор допустил ошибку: я могу сбежать. Выйти отсюда прямо сейчас.
Гардеробщик дремлет, уронив голову на газету. За его спиной только мое пальто и куртка Виктора.
Зайти, снять с вешалки, бежать прочь.
Такая долгожданная, сладкая свобода.
Я выдыхаю, чувствуя, как у меня подрагивают руки.
Там снаружи автомобиль, который доставил нас сюда. Но если водитель так же беспечен, как и гардеробщик…
Я стою у зеркала, продумывая план побега: как добраться до трассы, что делать в первую очередь потом. Я могла бы продать умные часы. Нужно будет купить и вставить в телефон другую симку.
Стоп. У меня же нет паспорта.
Я аккуратно огибаю гардеробщика и тянусь к своему пальто.
Одежда с тихим шорохом падает мне в руки, и я чувствую долгожданное облегчение. Я больше никому не принадлежу. Это бесподобно.
Быть собой. Быть свободной. Никакие подарки, никакая вежливость и доброта не могут заменить возможности распоряжаться своей жизнью.
Просовываю руки в рукава пальто.
Денег точно должно хватить на поездку до родного города. Потом я отыщу своего бывшего парня и он поможет мне…
В горле встает ком. Я вспоминаю, как из полиции меня увезли на черной тонированной машине. В тот день сотрудник отделения вызвал меня якобы для разговора со следователем. Я пришла с парнем, но один из полицейских отвел его в сторону и что-то тихо объяснил.
А потом, в машине, человек с очень хмурым лицом, доставивший меня в клуб рассказал, что я больше никто, у меня нет человеческих прав и даже имени.
Сзади раздается звук бьющегося стекла, и я оборачиваюсь.
Гардеробщик подскакивает.
— Черте… — вырывается у него.
А станет кто-то когда-либо сражаться за меня так же, как и Виктор?
Может мой бывший парень бросил меня в тот день, когда меня продали? Я не знаю точно. Я старалась об этом не думать, потому что мне больно было верить в предательство близкого человека. Потому что мне нужна была мечта о жизни, которую я оставила за порогом клуба.
Но мечты имеют мало общего с реальностью.
Правда в том, что у меня действительно с тех самых пор нет и не было ничего своего. Единственный человек, который захотел увидеть меня не игрушкой, а женщиной — Виктор. И сейчас ему очень плохо, потому что я под горячую руку задала ему вопрос о прошлом.
Я повела себя бездушно.
В туалете что-то снова бьется.
Гардеробщик привстает.
— Да кто там безобразничает?
Из зала выходит официант и с тревогой смотрит на дверь.
— Хозяин, — едва слышно произносит работник заведения.
Повисает пауза.
Я снова смотрю в направлении выхода и следом очень четко понимаю, что для меня сейчас самое главное: Виктор вернул мне право называться человеком и человеком-то я сейчас и хочу оставаться.
Я поведу себя как распоследняя тварь, если сбегу.
Он хотел мне верить. Думал, что я этого достойна.
Я сама-то себя уважать буду, если продемонстрирую ему что не такая? Отвечу презрением на добро?
Может, ему всего-то и надо понять, что люди не всегда бывают сволочами.
Я решительно иду в сторону туалета и с каждым новым шагом во мне рождается ощущение, словно я захожу на трамплин, еще чуть-чуть и закончится доска. Следом я ухну в воду.
В школе я участвовала в соревнованиях по прыжкам в бассейн. В общем-то, тут ничего нового. Главное сгруппироваться и не дать водной стихии расколошматить себя так, что будет дико больно. Каждое движение выверено. Ничего лишнего, вот только…
Я открываю дверь.
Вот только я уже много-много дней не разговаривала по-человечески, особенно с мужчинами. Я отвыкла давать тепло и поддержку. Почти забыла, как это чувствуется.
Мне кажется, вот прямо сейчас я точно разобью себе лицо.
Мы оказываемся друг напротив друга с Виктором. На его шее вздулись вены, щеки и лоб красные. Он не похож на человека, на разъяренного зверя, на чудовище.
Я делаю шаг внутрь, дверь хлопает за спиной.
Замечаю на полу крошево стекла. Он действительно разбил зеркало. Рука Виктора в крови до локтя, рукав пиджака разорван в клочья.
Хозяин приближается ко мне, и я отступаю, натыкаясь попой на полотно двери. Вот черт!
Что если Логинов неправ и никакая это не психосоматика?
— Лика! — он хватает с пола ведро для бумаг. — Я же сказал!
Глава 32
Ведро ударяется о стену рядом с моей головой. Я вздрагиваю.
Перед глазами как живое промелькивает воспоминание о том, как вел себя со мной Макс. Ужас опутывает тонкими липкими нитями.
Меня можно схватить, уничтожить, поломать как тряпичную куклу. Вжимаюсь в дверное полотно. Первые мои мысли о том, чтобы прикрыть руками голову.
Я слишком много времени провела с тираном.
Бум!
Кулак Виктора ударяется о дверь в двух пальцах от моей головы. Мне так жутко, что я не смею двинуться.
Страшно пробыть жертвой столько времени.
Зачем я только сунулась сюда?
Хотела увидеть человека, с которым сплю в одной постели в его истинном обличии. Сейчас на меня смотрит зверь.
Виктор вжимает меня в дверное полотно. Сердце пропускает удар, я крепко зажмуриваю глаза и в первый миг мысленно прощаюсь с жизнью.
Но потом вспоминаю о сестре. Я не имею права погибнуть тут. Так.
Мне нужно распахнуть глаза, как бы страшно мне сейчас ни было. И придумать что-нибудь.
— Это я… Виктор.
Он тянется к моей шее.
Набираю воздуха в легкие. Мне сейчас нужно вспомнить каково это было чувствовать любовь, расположение.
Лучше умереть наивной дурой, верящей в добро, чем потерять все то, что осталось во мне хорошего и признать, что Макс победил. Сломал меня, присвоил себе то, зачем и купил меня в клубе — молодость, чистоту.
Когда мы соприкасаемся губами, я впервые за долгое время чувствую удовольствие от поцелуя. Этот жест имеет смысл, только когда в него вложено тепло, любовь, надежда. В ином случае это просто физический акт, как и секс.
Я благодарна Виктору за то, что он вытащил меня из полной безнадеги, за то, что дал шанс снова почувствовать себя человеком. Именно человеком я и хочу остаться.
А от того, кто он на самом деле такой и будет зависеть моя дальнейшая судьба.
Если Логинов и я не ошиблись в Викторе, то…
Он отвечает на мои движения. Он не делает больно. Виктор держит меня, прижимая к себе. Я не чувствую в нем той силы, которая могла бы навредить. Это всего лишь объятия.
Я отрываюсь от поцелуя. Слушаю его тяжелое дыхание.
— Ты в себе.
Виктор отстраняется. В первый миг я читаю в его глазах ярость и готовлюсь к тому, чтобы получить оплеуху.
