Плохая мать (ЛП) - Шеридан Миа
— Ты шутишь, — сказала Ингрид, и ее стул заскрипел, когда она откинулась назад. — Какой смысл с нами играть? Потому что я сомневаюсь, что его поймают.
— Мы не знаем. — Они рассмотрели некоторые теории, которые обсуждали накануне вечером, и Ингрид согласилась с их оценкой.
— У вас была возможность позвонить Армандо Витуччи и узнать, готов ли он предоставить нам информацию? — спросила Кэт, очевидно, имея в виду профайлера, о котором упоминала.
— Да, — сказала Ингрид. — У меня запланирован звонок с ним.
Телефон Кэт завибрировал, и она, стоя, посмотрела на него.
— Криминалист здесь. Я встречусь сначала с ней, а вы ждите меня в конференц-зале.
Сиенна и Ингрид прошли небольшое расстояние до конференц-зала, где начали развешивать фотографии, копии записок и другие предметы, относящиеся к этому делу, на доске в передней части комнаты. Сиенна только что закончила наводить порядок в блокнотах и ручках на столе, когда вошла Кэт с симпатичной молодой женщиной, которая находилась на первом месте преступления, куда пришла Сиенна, с пакетом для улик.
— Сиенна, помнишь Джину Марр? Это криминалист, который нашел предметы под половицей.
— Да, конечно. Привет. — Все поприветствовали друг друга, и Джина шагнула вперед, положила сумку с вещественными доказательствами на стол и достала из сумки на плече коробку с перчатками. Все они надели синие латексные покрытия для рук, а затем Джина открыла пакет для улик и вынула нечто, похожее на золотую металлическую пчелу, и бутылку со свернутым внутри куском бумаги.
— Он оставил нам кое-что в этом доме, — отметила Сиенна. Их награда за разгадку различных улик, которые привели к указанному адресу?
Джина наклонила бутылку и кончиками пальцев развернула записку. Она была исписана таким же красивым почерком. История продолжилась.
Кэт сфотографировала письмо на телефон, а затем Джина снова свернула его и положила вместе с бутылкой обратно в пакеты для вещественных доказательств. Сиенна и Ингрид изучали металлическую пчелу, поворачивая ее то туда, то сюда, но она казалась именно тем, чем и являлась. Ювелирное украшение? Сиенна сделала несколько снимков с разных ракурсов и закончила как раз в тот момент, когда Кэт вернулась с тремя распечатками записки.
Джина собрала все обратно и отправилась в лабораторию, чтобы добавить предметы в список вещей, подлежащих обработке. Сиенна не питала особых надежд.
Затем Сиенна, Ингрид и Кэт сели читать.
Мать всегда была силой, с ней нужно считаться, но после того, как она упокоила моего отца, ее было невозможно остановить. Как будто его убийство вдохнуло в нее новое дыхание жизни. Она никому не позволяла переходить ей дорогу, как и никому не позволяла переходить дорогу мне. Если бы случилось что-то неприятное, она бы все исправила, моя мама.
— Не уступай им ни на дюйм, Дэнни Бой, — говорила она с блеском в небесно-голубых глазах. — Ни на дюйм. — А затем она улыбалась, мелодично напевая про себя, и возвращалась к выпечке торта, складыванию белья или какой-то другой задаче, направленной на создание красивого и уютного дома, в котором мы могли бы наслаждаться жизнью.
Некоторое время все было спокойно, и впервые я почувствовал счастье в жизни без постоянной тревоги от осознания того, что отец в любой день войдет в нашу дверь. Иногда посреди ночи я просыпался и слышал, как перед нашим домом останавливалась машина, и паниковал, что это был отец. Вся эта кровавая сцена на кухне с матерью вообще не происходила. Нет, он просто был в отъезде, как и раньше, а теперь вернулся.
Вернулся, чтобы ударить меня, пнуть и сказать, насколько я бесполезен.
Не имело значения, где я пытался спрятаться.
Он найдет меня.
Каким-то образом мать всегда чувствовала, когда это происходило, и приходила ко мне в комнату, тихо шикала и вела меня обратно в постель, где снова укладывала, гладила мои волосы и тихо пела мне, пока я снова не засыпал.
Через некоторое время я начал верить, что отец больше не может причинить мне вреда — не может причинить вред никому и ничему — и я больше не ждал его возвращения. Вечером мы с мамой играли в игры, и она похвалила мой новый уровень мастерства в Техасском Холдеме, Омахе и тройном дро 2–7. (Прим. Разновидности карточных игр) Я также улучшил свои навыки в шашках, шахматах и «Монополии». Теперь, когда половина моего сознания не была сосредоточена на страхе перед отцом, я смог занять свой разум картами, и это имело большое значение.
К сожалению, это мирное время продлилось недолго. Следующий мой мучитель появился в брюках цвета хаки, рубашке на пуговицах и спортивной куртке с заплатками на локтях. При первой встрече он показался достаточно безобидным, но вскоре я обнаружил, что первое впечатление могло быть обманчивым.
Очень, очень обманчивым.
Я часто придумывал имена людям еще до того, как узнавал их настоящие, и сразу же назвал его мистером Патчем из-за одежды, и это имя застряло в моей голове.
Мистер Патч.
Ему потребовалось много заплаток, когда мать с ним расправилась.
Но я забежал вперед.
Позвольте мне отступить.
Мистер Патч был моим учителем естественных наук.
Я никогда не был хорош в науке. Как я уже говорил вам, игры были моей страстью. Я не так хорош, как мама, но все же неплох.
Лучше, чем большинство.
Хуже некоторых.
Мистер Патч был обаятельным и отзывчивым учителем естественных наук. Если бы он позвонил вам, а вы не знали ответа, он бы сказал:
— Все в порядке. Обязательно просмотрите страницу шестьдесят — или что-то в этом роде, чтобы не смущаться перед одноклассниками. А потом он подмигивал, улыбался и шел дальше. И если бы вы знали ответ, он бы дважды хлопнул в ладоши, один раз стукнул по столу и громко сказал: — О! Вот так денек! — и класс смеялся и аплодировал вместе с ним, и если бы я ответил правильно, то почувствовал бы это необычное теплое жужжание в груди и понял, что тоже улыбался, хотя я и не говорил своему лицу, чтобы оно сделало это.
Однажды, когда урок закончился, и все ученики ушли, мистер Патч позвал меня и спросил, останусь ли я еще на несколько минут. Это меня смутило, но не встревожило, и поэтому я медленно положил книги в рюкзак, пока остальные ученики выходили, а мистер Патч стоял у двери, улыбаясь и пожелав им приятного дня, когда они уходили. Он щелкнул замком на двери, а затем подошел ко мне, где я стоял рядом с его столом, и жестом пригласил меня сесть на стул рядом с ним. Мы оба сели, и мистер Патч повернулся ко мне и улыбнулся.
— Ты стал лучше учиться в этом классе, — сказал он, и я снова ощутил то жужжание в груди, которое заставило меня почувствовать себя счастливее и легче, каким-то образом, который я не мог описать.
— Спасибо, сэр, — ответил я. — Я много работал. — И это было правдой. Не беспокоясь о том, что отец может вернуться из одной из своих поездок в любой день, не прибегая к оправданиям и откровенной лжи о синяках, порезах и сломанных костях, я смог более полно сосредоточиться на учебе. И хотя знал, что все еще отставал от других учеников, но впервые подумал, что, возможно, дело не в том, что я был тупым или глупым, а в том, что меня отвлекали вещи, которыми не интересовались другие, и, может быть, это было чудо, что я зашел настолько далеко, насколько смог при данных обстоятельствах. Идея была вдохновляющей.
— Да, я могу сказать, что ты очень много работал, — сказал г-н Патч. — Это радует. — Он откинулся на спинку стула и посмотрел на меня, и впервые я почувствовал укол беспокойства. Хотя и задвинул это в сторону. Мистер Патч гордился мной. Вот что он говорил. — У тебя такой большой потенциал, — закончил он, кивнув.
— Спасибо, сэр, — повторил я, прикусив язык, что для меня не было чем-то необычным.
