Трофей для Рейдера (СИ) - Тимина Светлана "Extazyflame"

- Все, чего я хочу - чтобы ты никогда не забивалась в угол от ложных страхов. Но в твоих же интересах мне придётся действовать жёстко. Ты однажды поймёшь.

- Да уж... непременно... - горький сарказм кое-как уравновешивал мою панику. - Только шанса уйти ты мне не даёшь.

- И не дам, - Барсов нахмурился. - Попробуй успокоиться. Если поможет, вспомни, как чувствовала себя на сцене в клубе.

Просто поразительно - но это сработало. Я мысленно перенеслась в те времена, когда еще работала в свое удовольствие и не сталкивалась с трэшем работодателей. В груди стало тепло. Настолько, что я не подумала ни на миг, откуда вообще мой новый босс знает нюансы прошлой работы, и как именно я себя там ощущала.

Мы ехали в центр города. Я даже удивилась, когда поняла, что у Барсова не загородный дом. Хотя вполне возможно, что есть и то и другое. Но любовниц он предпочитает возить в пентхаус.

Это было типичное жилище холостяка с отменным вкусом и состоянием - так интерьеры показывают в кино. Изысканный минимализм, строгие линии и острый недостаток женской руки.

Не было уюта. Но меня это никоим образом не касалось. Нечего было даже думать о том, что однажды я смогла бы войти в такую огромную квартиру хозяйкой. Если такие мужчины, как Барсов, однажды женятся... избранницей станет богатая наследница, модель или телеведущая. И уж никак не такая Золушка, как я.

Эти мысли смутили меня. Но я списала их на результат паники. В этом месте меня собирались принудить к близости, которой я не желала. Кажется, не желала.

- Выпьешь? - Барсова захватила эйфория. Я следила, как меняется его походка, разглаживаются суровые морщины на лбу, а во взгляде появляется восторг кладоискателя, отыскавшего древний клад.

- Да, - выпить мне сейчас действительно не помешало бы.

Вино показалось мне кислым. Да, я не так уж часто пила коллекционное вина, чтобы уметь их ценить. Но не могло быть и речи о том, чтобы отдаться Барсову в подобном состоянии паники и безысходности.

- За удовольствие, - Николая как будто смутила собственная радость. - Я хочу в скором времени видеть твою улыбку. И недоумение в глазах - как ты могла бояться и отрицать.

- За это, - я попыталась допить до дна, но Николай коснулся моей руки с нежностью. Затем переплел со своей, давая понять, что пить будем на брудершафт.

Я ничего не успела сделать. Сильные руки босса сомкнулись на моей талии, отрезав путь к бегству. Когда горячие губы мужчины грубо накрыли рот, я с изумлением осознала, что от него не пахнет алкоголем. Приятным ментолом и легким ароматом сандала, но не алкоголем.

Вселенная взорвалась в сознании. Первое желание - оттолкнуть мужчину в порыве негодования - тут же сменилось жарким порывом ветра по всем отсекам сознания, которое стало одним источником неудержимого желания.

Я была в шоке. Да как так? После всего того, чему он меня подверг?

Это все отключило рассудок, стерло память, разрушило не успевшее укрепиться решение не сдаваться тому, кто хотел лишь моё тело и мало беспокоился о том, что творится внутри. Но как будто под гипнозом я устремилась навстречу подавляющей силе Барсова, словно от этого зависела моя собственная жизнь. Пила из его губ, не в состоянии насытиться, забывая обо всем и теряя связь с реальностью.

Он резко прервал поцелуй. Даже в темноте его глубокие демонические глаза полыхали темным огнем, напоминавшим одержимость и безумие - опасное, а оттого еще более манящее и будоражащее.

- Прелюдии напугают тебя еще сильнее, - прохрипел Николай, подхватывая меня на руки и крепко прижимая к себе. - Посмотри мне в глаза и скажи, что это не против твоей воли.

Я пыталась прислушаться к себе, поймать недавний ужас за хвост, но не находила больше даже его следа. Только какую-то неправильную восхитительную лёгкость.

- Нет, - мой голос был таким же хриплым, - нет, это не против моей воли.

...Я очнулась от эйфории только тогда, когда внезапно ощутила потерю точки опоры. Удар о матрац не был сильным, но сердце на миг зашлось в аритмии иного свойства: неистовая страсть Барсова повергла меня в шок. Пусть губы еще сладко пульсировали после его поцелуя, распространяя по всему телу мириады сладостных импульсов, голова кружилась совсем не от игристого вина, а кружево трусиков насквозь пропиталось влагой желания.

Что он со мной сделал? Чем опоил - афродизиаком в вине или своей сминающей волей? Я не могла ответить на этот вопрос. Не сейчас, когда разряды молний от голодного взгляда мужчины прошивали меня насквозь. Ломали защиту, которую я держала с первых дней на новой работе, чтобы не быть слабой. Воздух, казалось, с шипением покидал мои легкие, секунды замедлились, словно в готовности к роковому прыжку. Сердце билось так сильно, что оглушало и стирало мысли. Но ничто на свете сейчас не могло заставить меня отвести взгляд. Глаза Барсова и бушующее в них пламя как будто подтягивали меня, безвольную добычу, все ближе к протянутым рукам охотника.

Был ли у меня шанс вырваться, избежать такой запредельной близости и тем самым впоследствии избавить себя от сожалений? Был. Но я вряд ли хотела сейчас им воспользоваться.

Дрожащие ноги, румянец, обморок... Серьезно? Ни одно из самых детальных литературных описаний не имело ничего общего с тем, что происходило между мной и Барсовым сейчас, в эту самую минуту. Первобытное, почти животное желание выглядит совсем не так. Оно имеет мало общего стой романтикой, навязанной всем нам миром кинематографа и литературы. Всеми этими ненужными словами, замедленными съемками и закатыванием глаз. По сути, дикая и необузданная красота обнаженных рефлексов и инстинктов не столь эстетична, бьет наповал своим магнетизмом. Но она искренняя, а оттого туманит разум и лупит прямо в сердце.

Какой-то нелогично притягивающий, будоражащий, похожий на замедленный выброс адреналина, а еще на сладкий коктейль, от которого невозможно было оторваться, вихрь кружил меня на сладких волнах желания. Недавний ужас только приправил эти проснувшиеся чувства.

Неужели я тоже его хотела все это время? Выходит, да. Но шок скрывал мою страсть глубоко в недрах психики.

Глава 12

Сознание будто раздвоилось. Часть женской вожделеющей сущности желала немедленно кинуться на шею объекту своего безумия, сорвать с него наконец эти тряпки, закрывшие восхитительное сильное тело, вцепиться изо всех сил, даже вонзить в него ногти, пусть все вокруг знают, чьи отметки легли на загорелую кожу авторскими росчерками... А вторая половина замерла в немом восхищении и предвкушении, каком-то раболепии перед силой и сексуальной харизмой и жаждала лишь одного: быть выпитой до дна, покоренной этим мужчиной, даже если это станет началом моего окончательного падения...

Последняя трезвая мысль покинула мое сознание. Я закрыла глаза, позволяя губам Барсова целовать мои губы, скулы, шею - все, до чего он мог дотянуться. Пальцам - расстегивать пуговицы, обнажая кожу горящего тела. Никогда прежде я не испытывала такого сильного желания. То, что было у меня и у Сашки, сейчас казалось каким-то фарсом, использованием и эгоизмом с его стороны. А ведь он меня не принуждал так. Как это сделал Николай! Логика приказала долго жить. Мне просто было восхитительно хорошо. Казалось, я сгорю осыплется если не поспешу утолить голод с этим мужчиной. Голод, который достиг критической отметки.

Боль была такая сладкая и желанная, что я застонала. Никто и никогда не брал меня за волосы таким жестом собственника и завоевателя. Его воля и требование немедленной покорности буквально ворвались по энергетическим каналам, сладчайшим током и достигли эпицентра безумия в кратчайшие сроки. Страх, рамки морали, просчет последствий остались абстрактными понятиями.

Когда жаждущие губы мужчины снова буквально поглотили мои уста без излишней нежности, прикусив до крови вполне осознанно, я ощутила незнакомую невесомость, словно мое тело стало поднялось в воздух. Нервы плавились в этой эйфории, как воск, покорные каждому нажиму губ Барсова, каждому рывку сжавшейся ладони. Его язык не знал пощады и размеренности. Он целовал так чувственно, что мысль о том, что это м может прекратиться, вызывала тоску. И мне безумно нравилось все, что делал мужчина, и не оставалось сомнений, что понравится также продолжение, которое ранее противоречило всем моральным принципам.