Эдуард Снежин - Оторва
Надя с интересом взглянула на меня, что-то в её взгляде было таинственно притягательное, и я пропел в шутку:
- Ах, Надя, Наденька мне б за двугривенный – в любую сторону твоей души!
Надя улыбнулась и ушла в кухню. Лариса сразу насторожилась, что и было моей целью - задеть ревнивицу.
- А я вот один, а их много, - развёл руками Павел, - хорошо, что заскочил. Я там приготовил тебе осциллограф, но ты посиди!
Дело в том, что мне надо было дома настроить видак, у Павла был осциллограф, и как-то на работе договорились, что зайду за ним.
Но я-то припёрся с другой целью: в поисках Ларисы.
- Посидим, раз моя подруга здесь, - согласился я.
- Да? А кто тут твоя? – простодушно спросил Павел.
Лариса проявила реакцию и пересела ко мне на колени.
- Вот оно, что! Она у меня в первый раз, и знаешь, поразила.
- Да она всех поражает, красотка! – невежливо завели мы разговор в третьем лице о присутствующей даме.
- Красотка-то точно. Но здесь другая гносеология. Не в этом дело!
- В чём же? – решил я поддержать философские изыски Павла.
Я давно заметил, что физически ущербные люди, если не спиваются совсем, много рассуждают о жизни, о её смысле и становятся от этого мудрыми.
- Она другая, чем эти! - обвёл он рукой остальных девушек, и те, наверно, возмутились, если бы разговор шёл не о Ларисе. Удивительное дело, ни разу не видел, чтобы кто-то из её подруг пытался оспорить превосходство оторвы.
Подруги молчали, Лариса тоже, пиар работал на неё.
Павел выпил со мной с полстакана мадеры и возбуждённо, жестикулируя руками, начал резать правду-матку:
- Кто эти? Эти блядво! Эти за стакан вина что хочешь, сделают!
- Не обижай девчонок. А то не будут тебе делать, - сдержал его я.
- Эти? – опять повторил горбун, - других найду! Да они не обидятся, привыкли ко мне. А твоя, твоя … богиня! – нашёл он, наконец, слово.
- Да ты меня первый раз видишь! – открыла Лариса рот.
- Первый. Но знаю.
- Пьяное признание в любви, вот что твои слова, - сказала девушка.
- Вот-вот! – ты сразу поняла, - признание, а им я не признавался, ты спроси.
Не знаю, куда бы завёл сей диспут, но тут постучался и вошёл в дверь парень, лет тридцати, с каким-то уж слишком тоскливым лицом.
- Ты опять здесь, Надя, - обратился он к поблёкшей блондинке, - пошли домой.
- Да ты садись, - пригласил Павел.
- Не буду пить чужое вино, - ответил парень, - а на своё денег нет.
Они ушли.
- Толяй три года отсидел за воровство, - сообщил Павел, - гордый, блин!
- А там только так, - сказала Лариса, - или гордый, или «Машка.»
- Вот видишь, видишь! – опять начал Павел, - молодая, а всё понимает.
- Толю за зону выселяют, - сказала молчавшая до того незнакомая девушка,
- Надя продаст квартиру и уедет с ним.
- Да где они жить будут?
- А там, на старой заимке за городом.
- Пусть их, - махнул рукой Павел, - Надька совсем, здесь разгулялась, пока он сидел.
- Ладно, пошли тоже, - потянул я Ларису, - дети по лавкам плачут!
- Бюракан возьмёшь ради субботы?
- Возьму.
- Тоды, кей.
- Я с вами! - вскочила Марина.
- Куда мы без тебя? - ехидно поддел я её.
Я забрал осциллограф и простился с Павлом. Он остался не один.
Когда вышли из дома, Лариса с гордостью взглянула на Марину, потом на меня:
- Видишь, я богиня. Тебе повезло.
- А ещё и ведьмочка, - щёлкнул я её по носику, весьма обрадованный тем, что нашёл гулящую.
- Но божественная, - подвигала она плечами.
Что говорить, все млели от неё с первого раза, и у меня тоже не было ни сил, ни желания вырваться от её гипноза, пусть всё катится, как есть, лишь бы была рядом!
XIX
- Включи «Европу», - попросила Марина. Я включил.
- А помнишь, Вадик, как мы пришли к тебе с Ларисой в первый раз? – спросила она, - как мы танцевали с тобой? Пойдём?
Блондинка прижималась ко мне, мы болтали с ней всякую чушь, Лариса ревниво смотрела на нас. Создавалась полная иллюзия, что продолжается тот первый день, как будто никуда они и не уходили.
Я думал, что сейчас закончится музыка, я сяду за стол, рядом с Ларисой, она пододвинет мне записку и там будет написано: «Я не шутила».
- Где записка? – спросил я у неё в шутку, когда сел.
- Вот.
Она на самом деле написала что-то на клочке бумаги, когда я развернул его, там было: «Я тебя люблю. Я не шучу».
Не сговариваясь, мы все трое устроили игру в дежавю.
С того дня прошло только два месяца, а казалось, пролетела вечность.
- Нельзя дважды войти в одну и ту же реку, - изрёк я известную мудрость.
- Лариса, вам с Вадиком надо пожениться, - зажглась Марина.
- Но я не получила ещё такого предложения от него, - сказала девушка.
- А ты хочешь этого? – спросил я, как-то напряжённо.
- Это предложение?
- Считай, да.
- Я принимаю его.
Она протянула мне руку через стол, и я взял её в свою. Мы смотрели, не мигая, друг на друга, глаза Ларисы излучали тёплую нежность, а мне казалось, что вот оно – твоё Откровение в жизни, вот она твоя мадонна, время остановилось.
Марина радостно вскочила, сорвала со стенки копию картины Леонардо да Винчи и приказала:
- Встаньте на колени!
Мы глупо и счастливо улыбаясь, так и не выпустив рук друг друга, опустились перед ней.
- Благословляю вас, дети мои, - приложила блондинка картину к нашим лбам.
Обряд был шутовской, но я заметил слёзы в глазах Ларисы.
После того, как ушла Марина, мы легли, и наше соитие на этот раз было нежным и даже робким, мы боялись, что какое-нибудь неловкое движение или громкое слово разрушит состояние полного слияния душ.
Я проснулся посреди ночи, наверно потому, что выспался днём.
Милая девушка спала рядом на спине, я долго смотрел на её красивое, спокойное лицо.
«Значит, решили», - думал я. - «Отныне мы муж и жена».
Я осторожно, чтобы не разбудить свою мадонну, обнял горячее тело и прижался к нему.
Минут пять лежал я в состоянии полной прострации и блаженства. Моя душа обнимала и любила сейчас весь мир, всю Вселенную.
Я почувствовал, что вселенский разум соединился со мной, что я растворился в мириадах частиц единого поля смысла.
Тут я судорожно вздрогнул, из этого поля, вдруг, повеяло жуткой стужей, так что вмиг похолодела моя рука, обнимавшая тело девушки, а волосы встали дыбом.
А в мозгу отчётливо отпечаталась весть из будущего:
