Злодейка и палач (СИ)
— У меня нет репутации, — сказала она. — Я системная ошибка, эрор четыреста четыре. Ты целуешь дырку от гвоздя, милый.
И, прежде чем он успел ответить, шагнула вперёд и впечаталась поцелуем в изумленно разомкнутый рот. Сначала было странно, после нежно, потом горячо. По-настоящему горячо. Сначала солоно, потом сладко. Ясмин попыталась отпрянуть, но Слуга оказался сильнее, без усилий удерживая одной рукой плечи, другой затылок. Наконец, отстранился. Несколько напряженных секунд она вглядывалась в его лицо, когда Слуга наклонился к ней снова. Жарко коснулся губ.
— Одного раза вроде бы достаточно, — ворчливо сообщил номер Шесть.
На этот раз Ясмин отстранилась сама. Дело не в репутации, то есть… В ней. Внутри все ещё жила отвергнутая девочка, над которой смеются в классе. Гордость — это немного, но иногда это все, что есть. Они с Ясмин знают.
Она тихо скользнула на территорию золотого леса, контрастирующего с нежной зеленью лабиринта, Слуга шагнул следом. А вот номер Два не сумел.
— Как-будто стеклянная стена, — сказал он.
Он словно бы обиженно взглянул вверх, а после вбок, точно отыскивая секрет входа в заколдованный лес. Номеру Шесть тоже не удалось пройти.
Ясмин поколебавшись вышла из леса, а после зашла снова — никакой преграды она не ощутила.
— Жулики, — сказал номер Два.
Он стоял напротив и смотрел обиженными глазами ребёнка, у которого отобрали леденец. С той только разницей, что ребёнком он не был. Ясмин некстати вспомнила, что Тотем Повилики испокон веков селился в южной части Варды в области луговых пустот и мелколесья, и вопрос солнца для Верна стоял острее остальных в группе. Он должно быть скоро свихнётся от Дождя.
Неужели одного поцелуя недостаточно? Лес согласно вздохнул. Ясмин поёжилась. Один поцелуй с одним человеком — это она могла принять, в какой-то степени это было почти нормально, даже в таких обстоятельствах. Но ещё раз, сразу после, с кем-то другим? Тут может пострадать не только репутация. Не стоит забывать, что она имеет дело с тремя мужчинами готовыми ее убить. И кто знает, какой будет ее смерть в свете новооткрывшихся обстоятельств.
— Придётся ещё раз, — с откровенной тоской сообщила Ясмин.
Она критично осмотрела номер Два, борясь с желанием спросить чистил ли тот зубы. Но у Слуги она не спрашивала, поэтому…
Слуга потянул ее за руку, словно привлекая к себе. Ясмин прислушалась к лесу, но тот молчал.
— Нет, наверное, нужно с ним, — она кивнула на номер Два.
Номер Два, судя по всему, тоже не горел желанием, но поцелуй с номером Шесть или со Слугой его прельщал ещё меньше. Они, каким-то странным образом шагнули навстречу друг другу одновременно, как в парном танце.
Номер Два, замявшись, сначала взял ее за плечи, после опустил руки, и снова поднял их, чтобы обнять. Ясмин, оставившая ему инициативу, терпеливо ждала.
— Отвернитесь! — вдруг потребовал номер Два.
Слуга, должно быть, так и стоял, глядя ей в спину. Воспоминание о его поцелуе было ещё слишком сильным.
Когда Номер Два все также неловко склонился к ней, она молилась, чтобы Слуга отвернулся. Это было слишком даже для такого бесстыдного и беспринципного человека, каким они считали мастера Белого Цветка. Ясмин зажмурилась, но почти ничего не ощутила — осталось чувство, с которым она бывала на приеме у дантиста, пока тот ещё не приступил ни к чему серьезному.
На этот раз оба отстранились одновременно. Номер Два уставился на неё с некоторым изумлением, видимо, считал, что у неё вместо языка змеиное жало, а зубы растут в пять рядов, как у тигровой акулы. Надо полагать, она его шокировала.
Номер Шесть медленно прошёл мимо них к золотистым кедрам.
— А ну стой, жулик, — тут же завопил номер Два и ринулся следом.
И, как показалось Ясмин, очень обрадовался, что не нужно ничего говорить, смотреть особенным взглядом или как-то резюмировать произошедшее. Зато Слуга смотрел. Ясмин обернулась и словно шагнула в кипяток, таким горячим и темным был его взгляд.
Замечательно, похвалила она себя. Пусть себе смотрит, но ты жива. Пока ещё.
Не считая, конечно, той мелочи, что поцеловала двух своих будущих убийц. Но как ей следует извернуться, чтобы выжить, она тоже не знала. Она просто тупо шла по инструкции голоса умершего истинного мастера Белого Цветка.
— Надеюсь, на этом все, — тихо сказал Слуга.
— Вообще-то нет, — помолчав, также тихо ответила Ясмин.
Голос обещал четыре испытания, а прошли они только три. Зато ей невозможно полегчало, когда она выговорилась в Лабиринте раздора. Но эйфория давно прошла и теперь ей хотелось молчать.
— Как? — искренне ужаснулся номер Два. — Знаешь, мастер, скажи сразу, сколько ещё испытаний нам предстоит.
Они шли около двух часов в полном молчании, и все это время Ясмин чувствовала себя музейной куклой, на которой сошлись горящие искренним интересом глаза туристов. Это было немного… Немного слишком для неё. Шла под золотым лиственным дождем и думала, что десять лет психологической практики ничего не стоят в такие моменты. Тебе снова двенадцать, и ты не знаешь, о чем говорить наедине с мальчиками. Вот если бы они перестали ей интересоваться, она бы вновь стала сама собой.
— Всего одно, — неохотно сказала Ясмин и тут же пояснила: — Не знаю какое, не спрашивайте.
Чужое внимание выедало нервный ресурс. Она многократно вела публичные выступления, демонстрировала опыты студентам и прекрасно чувствовала себя среди коллег-мужчин, но это было совсем другое. С ними-то она не целовалась. Она никогда не отрабатывала травму такого рода!
Потому что у неё не было этой травмы.
Ей было нужно время. И одиночество.
Мужчины спокойно перекидывались ничего не значащими замечаниями, словно взяли короткое перемирие после Лабиринта раздора, но Ясмин почти физически ощущала себя центром группы, даже выключившись из общения.
Она с усилием отсоединилась от дискомфорта. Это не так и сложно — думать только о сейчас, находится внутри момента. Лист, падающий на ладонь, шорох листьев под ногами — куда они деваются, если все время падают? Настораживали только лёгкие крики птиц, ну или почти птиц. Голоса, звучащие то выше, то ниже.
— Почему ничем? — злился номер Два. — Цветы выращивает. Ее сад — гордость южных областей Варды, к ней весь Кайлаш сходиться смотреть на цветение золотых слив или на земляничное дерево, которое даёт плоды круглый год. Или вот…
Номер Два болтал и болтал, и неотрывно смотрел на Ясмин. Возможно, даже не сознавая этого. Номер Шесть говорил втрое меньше, большей частью только кивал. Вид у него был мрачный. Более мрачным выглядел разве что Слуга, словно Ясмин у него на глазах отужинала его дорогой невестой.
Она тут же задумалась, есть ли у Слуги невеста? Статус его невелик, зато какие глаза, какое все. Живописцы ее мира поубивали бы друг друга за право запечатлеть эти иконописные черты.
— Мы можем остаться здесь до окончания дня, — вдруг предложил Слуга.
В его голосе не были ни моля доброты или участия, только холодная ненависть, словно этот лабиринт, этот глупый поцелуй сдвинули что-то и в его сердце. Только в очень плохую для Ясмин сторону.
— Да, — она покорно остановилась у одного из кедров, который нравился ей своей особенной золотой красотой.
Ей не суждено умереть сегодня. Слуга не сможет.
К ночи пришёл Дождь, но, слава соцветиям и Слуге, они были внутри гнезда, крепко сплетенного вокруг кедрового ствола, и слышали лишь тихий шорох капель. Они засели в такой же тесной низкой комнатке и вяло обменивались впечатлениями о Лабиринте раздора.
— Та дурацкая игра, помнишь? — вдруг сказал номер Два, после неловко объяснил: — Делать все равно нечего, а в ту игру мы можем сыграть снова. Ну, кому что нравится и прочее.
— В такую игру нельзя сыграть дважды, — мягко сказала Ясмин. — Но, если тебе скучно, могу предложить немного другую.
Они устали и вымотались. И просидели молча два часа прямо на жестком полу, похожим на грубое подобие циновки. Если бы номер Два не заговорил, они бы так и уснули. Но номер Шесть здорово оживился, а Слуга вскинул взгляд, оценивая и анализируя.
