Злодейка и палач (СИ)
Сестра заперлась в своей комнате, не желая видеть Ясмин.
— Несправедливо, — обиженно сказала она за ужином.
Это был первый ужин, на который позвали Ясмин. Обычно она ела в своей комнате и для неё не делали исключений даже на приезд мастеров.
— Я лучше!
— Ты лучше, — с улыбкой согласился глава тотема.
Однажды Ясмин назвала его отцом и после этого ее отлучили от матери, а комнату перенесли под самую крышу. Ей не запрещалось посещать библиотеку, кухню и бытовые помещения, но не рекомендовалось сталкиваться с законными детьми. Ее единственным другом была мать, если, конечно, ее мать вообще можно было назвать матерью или другом.
Но дети так устроены, что очень быстро привыкают ко всему на свете. Привыкла и Ясмин.
Глава тотема позвал ее за час до отбытия.
Красивой лепки лицо портили жабьи, чуть навыкате глаза. Черные с серебряными нитями седины волосы были собраны в косу, всегда чёрное одеяние убирало в складки любое движение, что делало его непредсказуемым и опасным. Глава сидел в зачарованной шалфеем предсказателей беседке, похожий на страшную костяную статую, которой поклонялись их предки.
— Я дам тебе имя, ты дашь мне слово, — сказал он.
Тогда она едва не умерла от радости. Он станет ее отцом и будет добр к ней, как к Ай и Мечтателю! Ей было восемь, и она согласилась.
Если бы рядом была мать, все могло бы пойти иначе, но ее не было, и Ясмин повторила в беседке слова древней клятвы их тотема. Каждое из них стало стальным обручем на ее сердце.
Тотем Бересклета, державший Варду в руках три столетия подряд, создавший Квадры ведомств, административное соцветие и Совет, в который входило по три цветка от ведомства и трое приглашённых мастеров со стороны.
Это его лекции сейчас зубрили тысячи юных цветков, его разработки лежали на каждом столе каждого ведомства, его исследования открывались и продолжались, подписанные новыми именами. Варда процветала под бессмертной рукой Бересклета, внимая своему Примулу с благоговением и раболепием, свойственному слабому перед сильным.
Ясмин родилась на пять месяцев позднее События, поэтому знала обо всем только из рассказов матери и ее споров с главой тотема — бывшим и низвергнутым Примулом.
Глобальный эксперимент с флорой начался в семнадцатом столетии по-новому исчислению в месяц Дождей, что было совсем не похоже на осторожного Астера. Сейчас Ясмин очень сомневалась, что это была его идея, возможно, на него давил Совет, год от года захватывавший все больше власти, возможно, три столетия мира пагубно сказывались на заскучавших и жаждущих подвигов новых цветках. Ведомство ремесленников, к которым примыкали слабые новоделы и партии торговцев, укрепляло своё влияние и требовало реорганизации экономики Варды.
И родилась Тайя — проект, забравший в своё ведение область между цепью лавандовых гор и Белым зеркалом вод, в которое сливались все реки Варды. Ясмин, которую глава почти не отличал от обстановки, и которой доставалось от сестёр и братьев, часто пряталась в библиотеке, и большей частью от скуки начала читать. Сначала сказки, потом мифы, после легенды. К семи она добралась до первых исследований, которые ныне считались засекреченными, а многие и вовсе отсутствовали в архивах Варды. Понимала она не все, но их тотем благословил ее цепкой памятью. Даже спустя десять лет память открывала под сомкнутыми веками страницы книг и рукописей, которые Ясмин видела лишь однажды.
Она мало представляла себе будущее, когда мастер Белого Цветка взяла ее за руку и шагнула в белый квадрат, похожий на дверной проем, но стоящий посреди луга. В воображении рисовались белые башни Варды, как на картинах матери, игривый вьюнок, опоясывающий резные колонны и кокетливо спадающий с изукрашенного фриза… Анфилады комнат, множащие эхо ее шагов, комнаты, полные солнечного света, сухости и тепла. Вместо этого ее привезли в старый скрипучий дом, стоящий на болотах, дорога к которому открывалась только раз в три дня. Ясмин провела там три года, закрытая внутри, как преступница. Но новый Примул, строго следующий закону Варды, держал своё слово — она семя тотема, пусть и покрывшего себя позором падения, поэтому мастер Белого Цветка посещала ее раз в три дня и наставляла.
Ясмин была подготовлена матерью куда лучше многих новых цветков, но не знала вещей элементарных для общества Варды. Имея практику, не знала теории. Было странно и смешно узнавать вещи, которые она делала тысячу раз, но не знала, как они называются.
— Чего ты желаешь, дитя, — спросила однажды мастер Белого Цветка у Ясмин.
— Стать мастером.
— Стать мастером?
Этот вопрос она задавала ей в начале каждого занятия два года подряд, и весь первый год Ясмин отвечала «стать мастером». После поумнела.
Она кастовала маленькие примитивные заклинания, основанные на новой химической теории. Растила и расчленяла на волокна свой маленький мирный сад, созданный для учения, меняла днк и пыталась укоренить исходник в новой биоструктуре, до рези в глазах выверяя количество ммоль. Тянула оружие из своего тела, в попытках оформить его хотя бы в своём воображении.
— Чего ты желаешь, дитя?
— Стать сильнее.
— Сильнее кого?
— Сильнее тебя, мастер.
Мастер рассмеялась. Мастер была странной. Немолодая и некрасивая, она легко и непрестанно двигалась, даже если сидела с книгой в тени кротких вишен, осыпанных бусинами ягод. От неё словно бы шла неуловимая музыка, и та непрерывно скользила под неё круглые сутки, может и во сне тоже. Белый шёлк, закрывающий мягкие сапожки, вился вокруг колен, когда она — такая неуместная на темном некрашеном дереве — текла между заброшенных старых парт, за одной из которых сидела вечно одинокая Ясмин. В ней было что-то вечно движущее и поражающее, словно чтобы оставаться в статике, ей приходилось денно и нощно трепетать невидимыми крыльями.
— Есть только две вещи нужные для того, чтобы стать сильнее. Ты знаешь?
Ум? Сила? Власть тотема? Знания?
Ясмин не угадала ни разу.
— Самосознание и контроль, — объясняла мастер, скользя белизной одежд по скрипучему дому.
Что есть сознание? Проекция действительности, пропущенная через призму субъективности. Что есть самосознание? Скажи, Ясмин, какой ты увидишь себя, если у тебя заберут зеркало, одежду, дом, друзей, родителей. Твою комнату и твои книги. Скажи кто ты прямо сейчас, Ясмин?
— У меня нет друзей, — хмуро сказала Ясмин.
Мастер снова засмеялась, но не обидно, а словно подначивая продолжить эту дурацкую игру в поиск себя.
— Я — Ясмин, — попробовала она ещё раз, цепко отслеживая реакцию мастера. — Дочь тотема Бересклета, мне двенадцать, и мой айкью превышает среднестатистическую норму Варды на двадцать единиц для цветка моего возраста. Я умею растить, выращивать и скрещивать, делать настойки и простые лекарства, знаю наизусть старый и новый справочники всех трав, даже тех, что давно повывелись. Да я снова могу их вывести! Я люблю есть и спать, и читать. Мой любимый цветок — роза. Ненавижу комаров, особенно новую популяцию, и варить кисель
Мастер долго молчала, а после погладила ее по голове.
— Давай попробуем ещё раз, — мягко предложила она. — Как осознаёт себя маленький жук, который живет в твоём саду? Как он понимает, когда бежать, когда кусать, где ему хорошо, а где опасно? У него нет зеркала, нет семьи, он лишён примитивных социальных навыков, а его мозг столь мал, что может контролировать лишь базовый набор потребностей. Однако весь этот невеликий потенциал он использует на сто процентов. Этот малыш ловит усиками звуки, запахи, оптику и зачастую и весь химический набор сигналов, закодированных в вибрациях, которыми он обменивается с окружающим его миром. Он знает зачем и для чего создан, как действует тело, как обмануть хищника и как приманить добычу. Ты, что же, Ясмин, не достигла даже уровня жучка? У муравьев есть самосознание, ты знала?
Знала, но…
Что есть самосознание, если все что Ясмин знала о себе до этого момента, мастер отвергла, как несущественное?
