Альтер Эго. Обретение любви (СИ) - Вересов Иван
— Ты, Игнаша, на него внимания не обращай. Сам же видел, что с такого взять. Больной на голову. А ты не обижай мальчика! Не все твои шуточки переваривают, — развернулся он к Максиму.
— Ничего, привыкнет. Иди уже, русалка, без воды не живущая.
Душ был оборудован при кабинете и назывался “премьерский”, остальные душевые кабины располагались в конце этажа за раздевалками. Макс любил комфорт и уединение и чтобы никто в личное пространство не врывался.
Но Игнатий оказался настолько непосредствен, что сердиться на него не имело никакого смысла.
Они пили уже по второй чашке, и Игнаша от истории о том, как он оказался в балете, перешел к саге о встрече с дочкой господина Куприянова, девушку звали Офелия. Потрясающее имя, Максим представил себе бледное, тщедушное, молчаливое существо с опущенным долу взором. С образом поварихи это не очень вязалось, но связать два в один он не успел. Дверь снова без стука распахнулась, и на пороге возникла Инна Гасилова, а рядом с ней еще одна женщина — яркая брюнетка внушительных размеров. Во всяком случае два Игнатия в неё точно поместились бы, а может, и два с половиной.
Максим кивнул Гасиловой, но с дивана, на котором они с Игнашей расположились, не встал.
— Доброго утра, Инночка. Чем обязан твоему раннему визиту?
Гасилова без приглашения тремя широкими гренадерскими шагами достигла середины кабинета, брюнетка — шагами поменьше, но не отставала от предводителя. "Лесбиянки, что ли? " — мелькнуло у Макса, но он отмел эту мысль, перехватив взгляд брюнетки, устремленный на Игнашу.
Гасилова выдержала паузу, указующий обвинительный перст в семи тонких золотых кольцах уперся в Игнатия и она изрекла:
— Ты! Почему на репетицию не явился?
Парень внимания не обратил на разгневанную матрону, он смотрел на брюнетку. Новая догадка Макса превратилась в уверенность, когда Игнатий пролепетал,
— Феля. А ты чего тут?
— Нет! Это ты чего тут? Опять по бабам пошел?! Ты же обещал, ты мне обещал, — растеряв всю свою решительность, она хотела уже зарыдать. Максим упредил.
— Уверяю вас! Это совершенно безосновательные подозрения.
Гасиловой не понравилось, что разборка перешла в неправильное русло. Пытаясь исправить положение, Инна приступила к Игнатию вплотную, теперь он смотрел на неё снизу вверх.
— Еще раз тебя спрашиваю, почему ты не на репетиции? — отчеканила она.
— Инночка, что ты так наехала на человека? — встрял Макс. — Садись, выпей кофе, обсудим.
Он встал с дивана, предлагая место Гасиловой.
— Не собираюсь я тут с тобой кофея распивать, Лазарев. У меня премьера через неделю!
— Поздравляю, — усмехнулся Макс — он прекрасно был осведомлен о положении дел в коллективе Инны. Гасилова прогорала. Надеялась на мужской балет и солиста Игнатия. Но на него уже надеялся и Максим.
— Извини, но Игнаша совершенно ни при чем, он на класс пришел, как обычно.
— На какой класс?
— К Залесскому. Разве ты не знаешь, Игнатий у нас танцует, солистом. В концертах, весь сезон до июля.
— Что? Это правда, Игнатий? — Гасилова не поверила. — Он у меня танцует! И я не позволю… Ах ты, шестерка, перебежал? Неустойку мне будешь платить, так и знай!
Игнаша, хлопая глазами, промычал что-то нечленораздельное, его сейчас больше тревожила разгневанная Офелия.
В душевой раздался стук, Феля обратила внимание на звук включенной воды.
— А-а-а-а-а-а, вы мне тут зубы заговариваете, а она там!
— Кто?! — не понял Игнаша.
— А вот кто!
Феля подскочила к двери душа и распахнула её одним рывком. Матовая панель кабины также не была задвинута. Вся компания воззрилась на мокрого Залесского в костюме Адама. Сергей смывал мыло с головы и не мог видеть зрителей.
— Закрываться надо, — второй раз за утро сказал Максим.
— Извините, — выдавила Феля и тихонько притворила дверь.
— Фелечка, ну какие тут бабы? Ты что, не понимаешь? Они же геи, — приободрился Игнатий, с одной из разгневанных женщин он нашел консенсус. С Гасиловой было труднее, но тут за дело принялся Макс.
— Инна, разве Игнатий договор подписывал?
— Договор устный был! И тебе-то какое дело до него? Игнатий, идем! — Гасилова развернулась без тени сомнения, что отщепенец последует за ней.
Офелия, увлеченная порывом Инны, пошла, Игнатия Макс остановил.
— Нет, Игнаша, подожди, давай разберемся. С Инночкой у тебя договор был устный? Или… не был? — Лазарев в упор смотрел на Игнашу, гипнотизируя его на правильный ответ. Юноша оказался сообразителен.
— Не припомню… Может, и не был.
— Ах ты паршивец! Я же тебя с улицы подобрала, — возмутилась Гасилова. — Или ты уже поголубел тут?
— Это к делу не относится, — Макс не позволял диалогу скатиться в свару, — мы сейчас о договоре. У нас письменный вариант имеется, так что про неустойку, Инна, в другой раз.
— Письменный? Вот как?! А предъявите, я посмотреть хочу. Феля! Я тебе говорила, я тебя предупреждала…
— Можем и предъявить, — не моргнув, отвечал Макс.
Глаза у Игнаши округлились, но он продолжал честно подыгрывать. Было очевидно, что особым желанием работать у Гасиловой парень не горит. Удивляться нечему — успел попасть в поле тяготения Сержа, оно держало намертво.
Лазарев порылся в ящике стола, извлек несколько листов А-4, заполненных пунктами договора.
— Вот, — листы оказались под носом у Инны, но стоило Гасиловой протянуть руку, как Макс отвел свою за спину, — глазами, Инночка, только глазами.
— Да что я, хабалка с рынка, думаешь, порву, что ли? — возмутилась она.
— Я ничего не думаю, руководствуясь примерами из прошлого. Итак, вот договор, вот Игнашина подпись. Это ведь твоя подпись? — снова взгляд Кашпировского и едва уловимое движение бровями.
— Моя, — энергично мотнул головой Игнатий.
— Постой, Лазарев, там же другая фамилия и имя, ну-ка, дай, — ловкие пальцы Инны ухватили бумаги.
Чтобы не порвать, Максим вынужден был выпустить листы. Или это расчет такой? Игнаша и Офелия с интересом следили за изменением в лице Инны. От удивления она перешла к изумлению и наконец к смеху.
— Матильда Петровна Ягужинская? Ты хочешь сказать что… Игнатий… а-ха-ха-ха… боже мой, какой идиотизм, а я-то поверила. Лазарев, ты в своем уме? Может, и паспорт Матильды мне покажешь с Игнашиной фотографией?
— Паспорт не покажу, он и не нужен. Это театральный псевдоним, который по договору указывается в афишах и прочей рекламной продукции. У нас есть такой пункт, и это больше для заказчика, — продолжал пространно объяснять Максим, — а со мной Игнатий Илларионович заключал соглашение под паспортным именем, как раз когда ты пришла. Это его добрая воля, насильно я никого к себе в антрепризу не тяну. Если он передумал, то и договор с Матильдой мы аннулируем без неустоек из уважения к таланту.
— Каких еще неустоек? — обрела дар речи Феля. — Вы что его делите? Игнаша, пошли домой! Там ты мне все объяснишь!
— Конечно, Фелечка, я все… только я не успел сказать тебе…
— Что? — глаза Офелии снова налились слезами. — Ты меня бросаешь? А Инна предупреждала…
— Предупреждала, — поддакнула Инна, — причем геи гораздо хуже блядей! Прилипнут так, что и не отвяжешься.
— Именно поэтому ты и решила собрать мужской балет? — поддел Макс.
— Не поэтому! Сейчас актуально… Да ну тебя к черту, Лазарев, ты как угорь, скользкий. И что такого в твоей антрепризе пидорской? Весь город про вас с Залесским знает, а как медом намазано. И чем ты берешь только? Членом? Чем им лучше, что от меня к тебе рвутся?
— Кормить надо, тогда не улетят, — ответил Макс. — Бумаги верни, будь любезна.
— Подавись своим договором! — Гасилова швырнула листы и развернулась на каблуках к двери, но с порога еще раз пророчески изрекла с убежденностью Кассандры: — А ты, Феля, пожалеешь, помяни мое слово. Пожалеешь!
Дверь за Гасиловой захлопнулась одновременно с тем, как открылась дверь душа. Причесанный, выбритый и полностью одетый Залесский присоединился к компании.
