Любовница (СИ) - Вересов Иван

Любовница

Иван Вересов

Глава 1

“Влюбленная женщина сжигает суфле, а несчастливая забывает включить печь”

Сэмюэл Тэйлор

Виктор проснулся и почувствовал на шее легкое дыхание женщины. Рита… Он обнимает ее. Поверить трудно, но все именно так, он знал, с самого начала знал, что придет к ней. Хорошо это или плохо — не имело значения. Сейчас ничто не имело значения, потому что его женщина спала рядом. Сон её спокоен, дыхание ровно, значит ей хорошо. Как и ему. Только это и важно.

Эта женщина-девочка совсем не такая, какой хотела казаться, совсем не такая… и дом её тому свидетельство. Помимо воли хозяина Дом всегда отражает и раскрывает внутренний мир человека.

И вот — Рита. Её спальня, неяркие тона красок.

Из приоткрытого окна слышно улицу, шум машин, он возвращает к повседневности. Надо вставать и собираться на работу, сегодня второй парой у Виктора лекции в институте.

На тумбочке у кровати светился зеленым циферблат электронных часов, цифры без очков не рассмотреть. Сколько может быть времени?

Виктор перевёл взгляд на окно, за зеленоватой шторой даже и не сумерки, а уже светло, светает теперь рано. Значит, давно утро, он опоздал к началу занятий. Мысли эти рождаются где-то в другом измерении, Виктор совершенно равнодушен к тому, что его ждут люди, так же, как и к тому, что он не ночевал дома.

Его дом здесь. Почему решение это зрело так долго? Ведь с самого начала было ясно, что после встречи с Ритой к прежней жизни он не вернётся. Виктор цеплялся за прошлое, искал отговорки и оправдания, полгода он прожил в неприятной двойственности, фактически не изменил жене, но точно знал, что придёт сюда, к Маргарите.

И вот он здесь. Надолго? Навсегда? Виктор не любил этого слова, оно как будто обязывало его судьбу к чему-то, а сейчас он сбросил все обязательства. Это было странно, непривычно и неизбежно. Он не знал останется ли с Ритой сегодня, скорее всего нет. Тогда что? Жить на два дома, обманывать Нину? Невозможно. Значит он сегодня же должен поговорить с женой.

Виктор не сомневался — через время, не сразу, но он придёт к Рите насовсем. Это сознание рождалось от близости спящей женщины, от её тихого дыхания и рук, что обхватывали Виктора даже во сне.

Вчера, когда он пришел, Рита так же держалась за него. Это осталось главным воспоминанием — она цеплялась за его руки, одежду словно напуганный зверёк.

Нежность наполнила Виктора, стало больно в сердце, захотелось плакать. Он с удивлением почувствовал, что глаза его мокры от слёз, этого не случалось очень давно, а в постели с женщиной — вообще никогда.

Вяземский знал, что по меркам и представлениям того мира, в котором живёт, он поступил очень и очень дурно — нарушил обязательства, данные матери своих детей, женщине, с которой прожил двадцать лет и ни разу не изменил. Не потому, что не мог найти удобного случая, или его не привлекал флирт и романтическое щекотание нервов. Женщинам Вяземский нравился и хорошо знал это. Но также знал, что потом не останется ничего, кроме брезгливого скользкого воспоминания, от которого он уже не сможет избавиться.

У Виктора с Ниной не было безумной любви, так вышло, что в основном уважение и взаимные обязательства, конечно дети. Одним словом семья. И вот, терять добрые семейные отношения? Ради нескольких часов, дней или даже недель сомнительного удовольствия, сна разума и преобладания животного инстинкта? Этого Виктор не хотел.

Так было до того дня, когда он встретил на автобусной остановке Риту. Сколько же прошло? Полгода. Много дней и ночей одиночества и мыслей об этой девочке. Он не искал себе оправданий, только сожалел, что проявил трусость и не остался сразу.

Тогда он испугался себя, своих новых чувств, этого безумия, соединяющего в себе томительное желание и нежность.

Сейчас Рита спала у него на груди и не подозревала о том, что происходит с ним. А Виктор, за те несколько утренних часов, когда он оберегал её сон, мысленно прошелся по всей своей взрослой жизни до того дня, когда они встретились. Одни воспоминания были отрывочны и туманны, другие вставали перед Виктором последовательно, ярко и отчётливо, а потом словно некая черта отделила его прошлое, его Я от него сегодняшнего. Он увидел себя со стороны и, вместе с тем, как будто рассказывал самому себе о том, как они с Ритой встретились.

Час за часом он снова проживал тот день, самый обычный будний день, который и начался-то довольно скверно. В коридорах своей памяти он стремился найти тот прямой, единственный путь, что связывал это утро и его прошлое.

Лекции в институте, заседание кафедры… Только в шестом часу вечера Виктор поехал наконец домой.

Вот это пожалуй было самым неудачным из всего неудачного дня. Ехать пришлось городским транспортом, машина Вяземского уже три дня как стояла в ремонте.

Когда наплывают тёмной полосой неприятности, то они обязательно сбиваются в одну кучу.

Большую часть жизни, свободной от работы и дома, Виктор Вяземский проводил за рулем. Он привык к одиночеству, к тому, что мир отделён от него стёклами автомобиля надёжного друга и партнёра по путешествиям, ведь именно так Виктор к нему и относился.

Внедорожник «Лэнд Круизер» фирмы Тойота несомненно был престижной маркой, но не ради того чтобы пускать пыль в глаза. Вяземский, в ущерб удобству маневра в черте города в бесконечных питерских пробках, всё-таки не изменял тяжелой машине. Когда-то он выбрал эту модель из меркантильных соображений, ему надо было выглядеть своим в той среде, где он зарабатывал на хлеб. На зарплату преподавателя государственного или даже коммерческого ВУЗа прожить достойно и тем более прокормить семью было нереально. Приходилось искать заработка на стороне. Вот тут и помогал внедорожник, как говорится «волка ноги кормят» — Вяземскому прокормиться помогали колёса его авто и престижный корпус с тонированными стёклами. Очень скоро Виктор привык к такой надёжной и защищенной машине, которая могла обеспечить ему передвижение по любой дороге, в дождь, снег, гололёд в весеннюю распутицу и осеннюю грязь. Да и на городских улицах «Круизера» побаивались, лишний раз не подрезали, разве что женщины, но что с них взять. Женщина за рулём — бедствие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Так воспоминания Виктора перемежались с какими-то его мыслями, потом опять возвращались к обычному осеннему дню, который так круто изменил всю жизнь.

В тот день Виктору машины не хватало более чем когда-либо.

Уже со второй половины бесконечного заседания кафедры он с тоской думал, что сейчас придётся войти в переполненный автобус, и оттягивал неприятный момент. От главного подъезда института он медленно двинулся по Миллионной, постоял покурил у Зимней канавки, полюбовался на атлантов Эрмитажа, пересёк Дворцовую площадь и через арку, увенчанную колесницей бога-олимпийца, вышел на Невский. Можно было уже садиться на автобус, но он побрёл дальше по проспекту, до кофейни Вольфа, и ещё дальше до Казанского собора. Там уже перешел на другую сторону Невского и, смирившись с неизбежным, стал ждать автобуса, в который раз разглядывая знакомый вычурный фасад Дома Книги.

Захотелось к книжным прилавкам, подержать в руках томики в твердых переплетах, полистать новые, с запахом типографской краски страницы, да времени уже много. Виктор решил не отвлекаться, ведь если бы он зашел в магазин, то провел бы там часа два.

Нет, в тот день он твёрдо решил приехать домой пораньше. На Невском, как всегда в час пик, людно. День холодный, из тех прозрачно-четких стылых дней, когда становится ясно, что бабье лето окончательно ушло.

В городе осень заметна меньше, но всё же можно её увидеть. Желтеют деревья в скверах, другим становится небо.