Горячая линия (СИ) - Резник Юлия
— Можете звать меня Ольгой.
— А как тебя зовут на самом деле?
Ну, надо же. Пьяный-пьяный, а все равно как-то просек, что у них принято представляться вымышленными именами.
— Ольга.
— А если я захочу с тобой еще раз поговорить? — в трубке послышалось странное шипение, будто мужчина затянулся сигаретой. — Мне нужно будет попросить пригласить к телефону Ольгу?
— Нет. С вами поговорит тот специалист, что в данный момент свободен.
— То есть как это? А если у меня с тобой… — снова шипение, — образовалась доверительная связь? Если только ты способна удержать меня от последнего шага. Ух ты ж черт! Как же скользко. Ну, чуть не загремел, представляешь?
Варя вжалась пальцами в расшатанный подлокотник. Сердце подпрыгнуло к горлу.
— Послушайте, Захар Иванович… — Имя какое красивое! Сильное. Основательное какое-то. Хоть и немодное. И голос, вот ведь… даже голос под стать.
— Ну, чего замолчала?
— Пожалуйста, вы же не хотите умереть в самом деле.
— С чего ты это взяла?
— Считайте это профессиональной интуицией. Так вот, пожалуйста, вернитесь в тепло, пока не случилось несчастного случая. Потому что все можно поправить. Кроме непоправимого. Понимаете? Все еще можно поправить.
— Ты мне еще скажи, что после черной полосы непременно последует белая. Банальщина какая! Тьфу!
— А с крыши прыгать? Не банальщина? Топиться…
— Ну, это я маху дал. Нажрался с мужиками в ночлежке, и дернул черт!
— Но что-то же вас все-таки остановило?
— Не что-то. А кто-то. Аленка… дурында, прыгнула в воду.
— Так у вас несчастная любовь, что ли?
— С кем?
Паузы между репликами стали длиннее, как будто мужчине с каждым разом требовалось все больше времени на ответ.
— Так ведь с Аленой этой.
— Какой Аленой?
— Той, что вас спасла!
— Да нет, она замужем за главным в ночлежке, — мужчина сладко зевнул. Варя перевела взгляд на часы. Они проговорили без малого полчаса. Но она так толком и не смогла его вывести на откровенность.
— Что за ночлежка? Вы второй раз о ней упоминаете.
— Так ведь ночлежка для бомжей. А что, бывают какие-то другие?
— Даже не знаю.
В трубке что-то щелкнуло, послышались веселые голоса и смех. Похоже, в ночлежках для бомжей было довольно нескучно.
— Хм, похоже, мы с тобой долго болтаем…
— Уже полчаса.
— Тогда я, наверное, отключусь. А то вдруг кто-то и впрямь убиться решит, а ты на меня свое время впустую тратишь.
— Почему же сразу впустую? Вы, вон, кажется, еще живы.
— Да не собирался я никуда прыгать! А если бы решил — то сделал бы то, что задумал. И никуда бы не стал звонить.
— Но почему-то все-таки позвонили?
— Нашло что-то. Сам не знаю, — мужчина вздохнул.
— А телефон у вас наш откуда?
— Хозяин ночлежки дал.
— Ясно. Захар Иваныч…
— Чего?
— Из ночлежки тоже есть выход. Главное — не опускать руки. Вы звоните, если будет тяжело, или если просто будет не с кем поговорить.
— И че? Будешь за бесплатно нытье бомжа слушать?
— Буду, если вы попадете на меня.
— Ах ты ж черт. Забыл, что у вас конспирация. Так ты мне скажи, когда твоя смена. Глядишь, я и звякну.
— Не могу. Я же объяснила.
В трубке опять послышались голоса.
— Ну, ладно. Настаивать не буду. Пока.
Захар сбросил вызов. Оперся на парапет. Вывалиться отсюда мог только полный кретин. Никакая это была не крыша. А так… почти семидесятиметровая терраса его квартиры.
— Ну, долго ты еще тут жопу будешь морозить? Погнали к девчонкам…
Захар обернулся на голос одного из младших партнеров.
— Да так. Важный разговор был.
Илья поднес к глазам пафосные Ролексы.
— С Токио, что ли? — нахмурился он. Пьяный в жопу, тот все равно пытался поддержать разговор.
— С Токио, с Токио, — хмыкнул Захар.
— Ну, и че там? Я как-то выпал…
— Там все ожидаемо. Фьючерсы на золото дешевеют, нефть падает в цене на фоне доклада ОПЕК, а в Африке вымирают черепахи. — Захар обнял Илью за плечи и подтолкнул к распахнутой настежь двери.
— Че? Какие черепахи? — сонно моргнул тот.
— Да шучу я. Пойдем. Ты к девчонкам хотел.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— А ты?
— А я уже давно ничего не хочу.
— Как это?
— А вот так. Поживешь с мое, узнаешь.
Глава 2
Захар проснулся поздно. По оба бока от него посапывали девицы. Блондинка и брюнетка. Прямо по классике. Только рыженькой не хватало. Захар чертыхнулся, перекатился на бок. Одна из девиц, блондинка, недовольно поморщилась и с силой дернула на себя одеяло, которое Захар, того не заметив, стащил, еще и зажал ногой.
Ну и какого хрена он их не отправил сразу? Зачем вообще это все? Он ведь точно знал, что лучше, после случившегося, ему не станет. Скорей, наоборот, будет еще паскуднее. Он ведь не соврал Илье, когда сказал, что ни черта ему уже не хочется. Даже секса. Даже с двумя по классике, ага… Да хоть со всеми бабами, что притащились к нему на вечеринку. Он мог их всех перетрахать, а перед глазами все равно бы стояла жена. Расхристанная, в наспех наброшенном пеньюаре, в разрезе которого покачивалась красивая, стараньями хирурга, грудь. А на заднем плане, в постели, прикрывая причинное место, возлежал его лучший друг и партнер. Белый, как мел. Какой-то даже… жалкий, что ли? Хотя ему ли об этом судить?
Все было до пошлости банально. Захар вернулся из командировки раньше, чем планировал. Точнее, он даже улететь не успел. Завьюжило. И его вылет отложили на сутки. Конечно, он не стал звонить жене, чтобы предупредить о своем возвращении. Хотел сделать сюрприз. Теперь смешно вспоминать… Сюрприз, конечно, удался на славу, но совсем не такой, как он планировал.
— Захар, ты только глупостей не делай. Мы с Сергеем давно тебе хотели сказать.
А он и не собирался делать глупостей. Он просто не знал, как реагировать. Сюр ведь какой-то. Может, потому что ему это показалось чем-то нереальным, он и не бросился в драку? Не схватился за пистолет, который хранился тут же, во встроенном в стену сейфе?
— Что ж не сказали?
Наташка отвела взгляд. Завязала на тонкой талии поясок.
— Я хотела с тобой поговорить еще до отъезда. Но ты времени не нашел. Я… беременна, понимаешь?
Не от него, ясное дело. Потому что он был бесплодным. Им это много лет назад сказали врачи. Когда Захар стал бить тревогу. Ну, а что? Ему за тридцать пять перевалило. Бизнес процветал. Он был влюблен, как последний дурак. Все логично шло к продолжению. Но год попыток — и ничего. Два… А потом больница, обследование. Их обоих. И диагноз. Приговор ему одному. Потому что для мужика — это действительно приговор, кто бы и что вам не говорил. Захар мог быть каким угодно крутым и успешным в других сферах жизни, но осознание собственного изъяна нивелировало все другие его достижения. Он чувствовал себя ущербным. Неполноценным. Недомужиком. Импотентом, оборудование которого по какой-то ошибке функционировало. Правда, вхолостую.
Их развод совпал с его кризисом среднего возраста. Размышления о смысле бытия, когда у тебя даже продолжения не будет — штука очень токсичная. Захар метался. В попытке забыться взвалил на себя всю работу, которую только мог унести. Теперь, когда они с Сергеем делили бизнес, той было выше крыши. Но потом даже работа перестала его спасать. Что толку в этих проектах, деньгах, сверхприбылях, если их некому оставить? Зачем тогда это все вообще? Зачем ему в принципе жить? Жить, чтобы, что?
Захар стал бухать. Сначала выпивал вечером, потом за обедом или вместо него. До виски на завтрак, правда, не дошло. Но вовсе не потому, что он смог вовремя остановиться. Просто сломался раньше. Когда Наташка с Сергеем разбились. Водитель из нее был никудышный, а в ту злополучную снежную ночь за рулем почему-то была она.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})И вот тогда что-то в нем надломилось. Сразу после похорон Захар вышел за ворота кладбища и… пошел. Куда глаза глядят. Потом он узнал, что прошел пешком триста километров.