Та, что меня спасла (СИ) - Ночь Ева
– В общем, этот день настал, – я стараюсь не вздыхать. Я удрала не от тётки. И мне нужно где-то приземлиться. Поможешь мне квартиру снять? У тебя же всегда куча друзей, знакомых, подруг.
– Хм, – щурит он глаза, – а по объявлению не судьба? Тут только открой страницу в Интернете – продаю, сдаю, купите.
– У меня собака, – кошусь я на Че Гевару.
– Ладно, придумаем. Проблема. Тоже мне. Трагедия.
Затем он останавливается. Ещё раз всматривается в моё лицо, поводит носом, словно пытается унюхать запах спиртного или опасности.
– А от кого, если что, ты удрала? – задаёт он самый неудобный вопрос.
– Я удрала от мужа, Аль. Я замужем, – произношу вслух слова, что обжигают мне глотку, и внимательно наблюдаю, как меняется в лице мой бывший учитель живописи – Альберт Викторович Ланской: тридцать лет, холост, художник и ритор, слегка эпатажный, немножко раздолбай.
Аль. Моя первая любовь.
2. Тая
Первую ночь мы с Че Геварой провели на вокзале. Забились в уголок – там никому до нас не было дела. Я взяла рюкзак с необходимыми вещами, деньги и карточку.
То, что я сделала, побегом не было. Хорошо продуманный ход, хотя до сих пор не знаю, можно ли к этому применить слово «хорошо». Я решила уйти накануне. Поэтому и просила Эдгара отпустить. И он разрешил, пусть и не понял, о чём я прошу.
Уловка – да. Глупость – наверное. Но я не собиралась скрываться, прятаться по углам, разыгрывать из себя непонятно что. Я не революционерка. Но мне хотелось, чтобы мы по-настоящему разобрались в своих чувствах. Мне показалось: он тоже любит, но так и не сказал о своих чувствах. Впрочем, как и я.
Тётка всегда долбила: девушка никогда не должна делать первый шаг. Покажи, что ты доступна и готова на всё – мужчина попользуется, но тебя не запомнит. В девушке должна быть тайна. Загадка. Недосказанность. Слишком наивные и прямодушные могут вытянуть счастливый билет, но сделать им это сложнее. Такова была тёткина наука.
Может, всё это и ерунда, но на подкорку это, наверное, записывается. Вбивается золотыми буквами. Я не могла первой рассказать мужу о любви.
В своей жизни я всегда следовала правилу: если слишком всё запутано, нужно узел разрубить. Отстраниться. Подумать. Остыть. Дать возможность улечься страстям. Может, потому я нередко совершала побеги, пока жила в детском доме. Недалеко. Но всегда находила место, где пряталась, чтобы подумать и разобрать по колёсикам все обиды и несправедливости этого мира.
Позже меня даже искать перестали. Я возвращалась сама, когда находила покой в душе. От тётки я тоже удирала. Недалеко. И ненадолго. Пока была поменьше. Последний раз – три года назад. К Альберту Викторовичу. И это была очень громкая заявка на бунт. Первый раз в жизни я не собиралась возвращаться назад. Именно тогда Аль уговорил меня вернуться назад и пообещал, что если станет совсем невмоготу, я могу к нему обратиться.
Я почти не спала в ту ночь. Сжимала в руке телефон. Наивная чукотская девочка, что жила во мне, верила: Эдгар обязательно ответит. Позвонит. Пришлёт смс. Но ничего не случилось.
Я не ждала, что меня позовут назад. Я не надеялась втайне, что он найдёт меня, как тогда, возле монастыря. Хотя он мог – я знала. Я хотела всё объяснить ему ещё раз. На расстоянии. Когда легче говорить. Но телефон молчал, а я… грустила и печалилась.
А ещё у меня был план. Слабый, но всё же. Севины слова, которые я подслушала в коридоре, не давали покоя. Он считал, что это я… что из-за меня… но подобное как-то плохо укладывалось в голове. Оставался только один большой ржавый гвоздь: я почти ничего не знала о своём прошлом. В памяти ничего не осталось. Какие-то обрывки, образы и почти ничего из той, далёкой жизни с родителями. Они погибли. Может, не случайно?.. Вот это тревожило неимоверно.
А потом пришло смс. «Не возвращайся». Ранним утром, когда ещё небо купалось в утренних сумерках. И на меня будто ночь упала.
Я смотрела на взволнованного Че и не сдерживала слёз. Мой верный команданте, который какого-то лешего увязался за мной, когда я уходила из дома, мёл асфальт дредами и, поскуливая, облизывал мои ладони.
– Я не знаю, что будем делать, Че. И как я перешагну через пропасть – тоже не знаю. Зря ты связался со мной. Я теперь бездомная, несчастная, никому не нужная.
Пока я причитала, телефон булькнул ещё раз. Смс. Если сказать, что у меня дрожали руки, значит не сказать ничего. Он. Больше никто. Только он. Я не смсилась даже с подругами. Все знали мою нелюбовь к телефонам.
«Спрячься. У тебя есть где?»
Как не разорвалось сердце, не знаю. Это был другой номер. Чужой. Но я знала: это Эдгар.
«Да. Что-то случилось?»
«Потом. Спрячься. Ты же мне доверяешь?»
«Да»
И телефон снова потух. Я потрепала Че Гевару по лохматой голове. Пёс довольно гавкнул.
– Кажется, у нас не всё так плохо, как я думала, – с собакой разговаривать естественно. Это друг, которому можешь доверить что угодно, и быть уверенным: не разболтает, не подведёт, не обманет. И я перестала жалеть, что собакен увязался за мной. Как ни крути, а нас двое. И, чёрт побери, я найду выход.
Я прошерстила скудный список, куда можно податься. Беременная Синица отпадала сразу: я не могла увязаться за ней и уехать из города к её родителям. Ни её подставлять не хотела, ни уезжать. Ни за что. Здесь Эдгар. И ему грозит опасность.
Ольгу я вообще не рассматривала как вариант залечь на дно. Она никогда не рассказывала о своей семье и скрытничала. Наверное, ей было что скрывать. Тётка – там не спрячешься. Тем более, с собакой. Каждый куст сдаст пароли и явки, стоит только пару-тройку вопросов задать. Вывалят всё с превеликим удовольствием.
Об Альберте вспомнила не сразу. Но идти к нему не побоялась. Несмотря на свою креативную распущенность, он не был человеком широких моральных принципов, когда сегодня одни, а завтра – другие.
Он всё же вырос в интеллигентной семье. И всем ученицам на первом же занятии твёрдо вбивал в головы: он не обижает и не развращает малолетних и не связывается с замужними дамами. Может, поэтому я и отправилась к нему. Аль мог быть каким угодно. Даже голым и с драконом на заднице, но то, что он глубоко порядочный, я не сомневалась.
Впрочем, это не мешало ему играть в очаровательного негодяя с другими представительницами прекрасного пола, что не входили в две категории, на которые он накладывал строгое табу.
– Что, Прохорова, решила сразу территорию обозначить? – щурит он глаза, как большой сытый кот. – Ну-ну. А знаешь, я рад тебя видеть. А ещё… ты готовить умеешь?
Я осторожно киваю. Ланской довольно потирает руки.
– Значит, тебя мне послал бог. Я как раз искал милую добросовестную помощницу. Поможешь порядок поддерживать и будешь кормить несчастного, вечного голодного Аля. А за это живи в свободной комнате – раз, питайся вместе со мной – два. Я даже с собакой могу гулять изредка. Люблю, знаешь, вечерами, к примеру, пройтись. Подумать. Ну, и с твоим бегемотом заодно.
Че обижено гавкнул.
– Он что, понимает, что не бегемот?
– Он понимает, что хороший пёс. А все остальные прозвища считает обидными. И тех, кто смеет настаивать на собственных заблуждениях, кусает за задницу и приходит в кошмарных снах.
При слове «задница» Аль хищно сверкает глазами, но отпустить шуточку или замечание не спешит.
– Ну, и ещё, Прохорова. С тебя история. Как ты там теперь называешься-то? Я ж по старинке. А ты, оказывается, не просто выросла, а ещё и замуж успела сбегать. Так как ты, говоришь, твоя фамилия?
Я смотрю Альберту в глаза. Вздыхаю.
– Гинц. Я теперь Таисия Гинц.
3. Эдгар
Белая палата. Я привязан к штативу с капельницей. Лекарство медленно вливается в вену. Я бы удрал отсюда, но пока не могу.
– Учти: последствия могут быть непредсказуемыми, а я ни за что не отвечаю, если ты выкинешь фортель, – грозится мой друг Жора, отличный мачо и по совместительству владелец частной клиники.
