Шахразада - Грехи царя Омара
– Царевич! Родился царевич! – закричала Ясмин, дочь звездочета, распахивая двери в кабинет отца.
Тот опустил взгляд в свои таблицы, и черный ужас объял его душу.
«Нет, такого просто не может быть! Похоже, в мои расчеты вкралась страшная ошибка!» Зажав перо в трясущихся пальцах, звездочет царя Омара, Назир Благородный, еще раз проверил столбцы цифр. Но нет, все было правильно. Не в силах поверить в то, что уже второй раз сказали ему сухие цифры, Назир поднял взгляд в небеса. Звезды, холодно блестевшие в прозрачной черноте небес, подтвердили правильность расчетов.
Макама первая
– О Аллах милосердный! Смилуйся над нашей страной и над малышом!
– Что случилось, отец?
– Страшная судьба ждет царевича, малышка. Страшные кары обрушатся после его рождения на нашу прекрасную страну… Я не могу даже описать, насколько разгневаны небеса рождением наследника…
– Но что же делать, отец? Вы же не можете утаить такое от великого Омара, да хранит его Аллах милосердный…
– Я ничего и ни от кого не собираюсь утаивать, дочь. Я думаю, что мне стоит еще раз проверить все расчеты, взглянуть на расположение светил. Быть может, я не учел какой-то мелочи… Мелочи, которая станет решающей в судьбе наследника.
Ясмин кивнула. Она знала эту черту своего отца – проверять по многу раз вычисления в надежде найти просчет. Удивительно, но звездочет Назир Благородный радовался своим ошибкам! Он говорил, что найденная им ошибка – это чья-то счастливая жизнь, удар судьбы, который удалось отвести от какого-то неудачника. И потому девушка потихоньку вышла из комнаты, чтобы не мешать отцу.
Назир окликнул ее:
– Расскажи мне, дочь, как выглядит наш наследник.
– Отец, ну как может выглядеть новорожденный? Он крохотный, с красным сморщенным лицом… Аллах даровал ему черные волосы. И невероятно громкий голос.
– Увы, Ясмин, громкий голос Аллах дарует всем малышам. И за это его следует благодарить. Ибо если малыш молчит или тихо плачет, значит, нездоровье подтачивает его только что начавшуюся жизнь.
– Да, отец.
– Скажи мне, красавица, нет ли у него на теле каких-то особых знаков?
Ясмин посмотрела на отца с испугом.
– Откуда вы это знаете, отец?
– Говори же, девочка, не томи!
– На теле малыша никаких знаков нет. Но вот головка и шея младенца украшены огромным темно-красным родимым пятном. Вот здесь, за ухом, до самой шеи. – И Ясмин, приподняв черные, как вороново крыло, волосы, показала, проведя пальцами по своей тонкой шейке. – Царица, да смилуется над ней Аллах, сочла это хорошим знаком, ведь пятно почти полностью повторяет шрам, который появился у великого царя Омара после того страшного сабельного удара.
– О Аллах, почему ты так безжалостен к малышу… Иди, дочь моя, мне надо думать и еще раз проверить все расчеты.
Ясмин, поклонившись отцу, поспешила к своей госпоже, царице Хаят. Звездочет же, склонившись над развернутым во всю длину пергаментом, проговорил еще раз: «О Аллах, почему ты так безжалостен…»
Снова и снова скользило перо по колонкам цифр и магических знаков. Все было верно. И, как никогда сильно, эта правота расстраивала звездочета Назира.
– Что же мне делать? – опять спросил звездочет сам у себя. И в этот момент к нему пришло озарение. – Я знаю! Я знаю, кто мне сможет дать совет! Мудрый Георгий, да хранит Аллах милосердный этого иноверца, знает обо всем на свете. Его разум подскажет мне, в чем моя ошибка. Он спасет нашего наследника, спасет прекрасную страну Ал-Лат!
Но чтобы сообщить своему мудрому другу весть, звездочет должен был отправиться в «приют мудрости». Так он называл узкую и длинную комнату на самом верху башни, с балкона которой он по ночам созерцал звезды и светила.
«Приют мудрости» открыл звездочету свои объятия. Бесчисленные реторты и колбы, свитки и книги, перья и чернильницы – все это, казалось, в беспорядке было сосредоточено на столах. И лишь Назир-звездочет знал, что это вовсе не беспорядок. Вернее, что это вполне определенный порядок, при котором каждая, пусть даже мельчайшая, вещь всегда лежит на своем месте. Самый дальний от входа стол украшал хрустальный шар. Был он невелик, запылен и хранил память о тех далеких временах, когда Назир был не звездочетом царя Омара, признанным и уважаемым человеком, а студентом магического факультета университета в далекой Кордове, шалопаем и весельчаком. Теперь можно было бы, наверное, сменить старый шар на более крупный, быть может, даже драгоценный. Из тех, оплатить который по карману лишь царедворцу. Но Назир был верен своим юношеским привязанностям. Шар, медная чернильница и грошовый нож для очинки перьев были его верными спутниками вот уже не один десяток лет. И никто в целом мире не знал, что хрустальный шар дарит Назиру не только воспоминания о далеких студенческих временах, но и удивительную возможность в любое время дня и ночи связываться с давним другом.
Да-да, именно с мудрым Георгием, о котором звездочет вспомнил в трудную минуту. Вот и сейчас Назир протянул вперед руки, словно желая обхватить магический шар. Пальцы его чуть дрожали, а воспоминания о страшном предсказании, прочитанном в небесах и в колонках цифр, еще несколько минут не давали ему сосредоточиться. Но усилием воли Назиру удалось привести мысли в порядок.
И вот уже шар начало заволакивать дымкой, словно крохотная грозовая туча поселилась в его каменном чреве. Вот сверкнула молния… И показалось лицо человека, совет которого был сейчас звездочету так нужен.
Должно быть, некогда мудрый Георгий был очень красив. Узкий нос с небольшой горбинкой, проницательные зеленые глаза, которые все называли глазами Иблиса, высокий лоб. Но время оставило неизгладимые следы и на этом благородном лице. Теперь это был человек, умудренный годами и невероятным опытом, которого, быть может, любому другому хватило бы не на один десяток жизней.
– Назир, друг мой! – приветствовал Георгий звездочета. – Что беспокоит тебя в этот поздний час? Почему ты зовешь меня тогда, когда любой человек любой веры должен призывать только сладкие сны?
– Ах, мой далекий друг! Беда пришла в страну Ал-Лат! И это не враги, не землетрясение и не полчища саранчи!
– Что же тогда так взволновало тебя?
– В эту ночь у нашей царицы родился сын, наследник царского рода!
– Это замечательная, радостная весть! Почему же ты так обеспокоен?
– Ты прав, это действительно должна быть и замечательная, и радостная весть. И ты прав еще раз, что я обеспокоен. Вернее, друг мой, я в отчаянии. Черные предчувствия так истерзали мой разум, что я решился потревожить тебя ночью.
– Но что же такое случилось? Что повергло тебя во тьму отчаяния?
