Порочные чувства
Сжала ствол ладонью, но полностью обхватить не смогла. Языком прикоснулась к головке.
Приласкала ее, как мороженое. Попробовала на вкус.
Отказать Марату не смогла, не в том я положении, но думала… думала, что это будет отвратительно. Миша однажды, напившись, принудил меня к минету, и чувствовала я себя так, будто об меня ноги вытерли.
Сейчас отвращения нет.
Есть смущение от взгляда Марата — он внимательно, жадно следит за моими действиями. И я становлюсь смелее. Жестче двигаю рукой, и по-настоящему пробую его. На вкус, на ощупь, и глубже насаживаюсь головой.
Очень большой он для моего рта. Твердый, но бархатистый, увитый венами, и я боюсь сделать больно. Мягко обсасываю головку, давлю на ствол ртом, но не сильно. Рот наполняет мужской вкус — не могу описать его, очень специфический, но не плохой.
— Привыкла? — хрипло спросил Марат.
Черт, понял, что я неумеха.
Покачала головой, и мужчина вздрогнул. Вздохнул глубоко, и зарылся в мои волосы руками, убрал их к затылку, открывая доступ к своему взгляду. Велел:
— Сильнее сжимай. Жестче.
Я усилила напор. Выпустила член изо рта, и провела от головки к основанию ладонью. Раз, второй, третий. Сжимая крепко, на грани, смачивая мужской орган.
И снова насадилась на него ртом, стараясь принять глубже. Он едва вмещается в меня, боюсь задеть зубами, и шире раскрываю рот. Марат не двигается, стоит.
И смотрит.
Почему он так смотрит на то, что я делаю, Боже?
— Алика, если станет больно, останови меня. Ударь, оцарапай, поняла?
Я замычала, не особо понимая, о чем он.
Не понимала. Пока Марат не обхватил мою голову, и не двинулся сам. Медленно, но неотвратимо. Я испуганно застонала, сжалась… он же не собирается? Или…?
Сделал. Толкнулся мягко, но глубоко. До самого основания члена.
Я чувствую его горлом. Чувство непривычное, дикое. Мешает, и я сглатываю, пытаясь вытолкнуть его член, а Марат стонет, как от изысканной ласки. И выходит из моего рта, оставляя в нем лишь головку, чтобы снова медленно войти до самого конца.
Чертовски глубоко.
Горло дерет, оно горит. Я не могу перестать сглатывать, сокращаться, и этим, кажется, доставляю дикий кайф Марату. Свет яркий, он все также держит мою голову, и двигается — сам подается бедрами, и меня притягивает своему паху навстречу.
Уже чуть быстрее, острее, больнее.
Горлу неприятно, и челюсть уже сводит. Но я не вырываюсь.
Я… это странно. Должно унижать, но не унижает. Женщина не может получить удовольствие от минета? Но я, какой-то своей самой низменной частью — той, о которой не принято ни говорить, ни думать, начинаю загораться. От запретности того, что происходит. От эгоизма Марата. От того, как напряжены его руки, как на них выступают вены.
От его жесткого лица, состоящего из острых линий.
От его темного взгляда, которого он не отрывает от моих губ.
От его члена в моем рту.
От вкуса.
От слюны, что начала стекать по подбородку на шею.
От того, что задыхаюсь. И позволяю с собой делать подобное, и кому — незнакомцу.
Я сижу перед Маратом голая, ноги разведены, и между ними стоит мужчина. Жар несмелыми волнами омывает мое тело, мне правда жарко, а еще… еще мне пусто. Дискомфортно там, внизу. И я чувствую, как увлажняюсь.
И от этого начинаю двигаться сама навстречу мужской похоти. Помогаю ему насаживать голову на его эрекцию, сглатываю сильнее, поддаваясь рефлексу. Марат уже не сдерживается, двигается хоть и аккуратно, но быстро. Сжимает мои волосы сильнее — слезы на глазах выступают.
Я сейчас задохнусь.
Не могу дышать.
И мне нужно… мне нужно что-то еще. А Марат словно обезумел. Аккуратность и толика нежности исчезла, сейчас передо мной эгоист, вдалбливающийся в мой рот.
— Охренительно, — слышу низкий шепот, — Алика… дааа… потерпи еще немного, девочка…
Не знаю, что больше доставляет ему удовольствия — мои действия, или же то, что он видит. Кажется, наблюдает, не моргая. Взгляд порочный, пошлый, но я уже не смущаюсь.
Я и хочу, чтобы это прекратилось, и не хочу.
Хочу сжать свои ноги сильнее, но они разведены. Хочу, чтобы Марат ко мне прикоснулся. Хочу…
Вместо всего этого я пытаюсь быть как можно более податливой. Окончательно расслабляюсь, а Марат рычит, и, вместо того чтобы ускориться, замедляется. Входит в мое горло в последний раз, и замирает, откидывая голову.
Выбора не остается. Рефлекс — я сглатываю, и сглатываю, а затем чувствую, как сперма выстреливает в меня. Снова, и снова.
И еще раз.
А затем Марат аккуратно покидает мой рот, и я сразу же сжимаю ноги. Укрываюсь от его взгляда, вытираю подбородок.
— Не поранил? — выдохнул мужчина, сел рядом, и заставил меня повернуть к нему голову.
— Нет.
Голос у меня хриплый, говорить больно, но… это не было ужасно. Неожиданно, дико — да, но не плохо.
Наверное.
Марат провел большим пальцем по моим губам, в его взгляде сожаление.
— Мне лучше уйти. С утра напишу, отправлю к тебе своего человека.
— Утром я в больницу, по поводу противозачаточных.
— Он приедет днем, или вечером.
— А ты? — я поднялась с кровати.
— Что я? Увидимся ли мы завтра?
Я кивнула.
Не понимаю — хочу я этого, или нет, да и какая разница, в конце-то концов. Марат должен меня хотеть, должен быть как можно чаще со мной, и тогда, возможно, я забеременею.
Я бы хотела от него сына. Или дочь. Или даже двойню.
А еще… еще я почему-то не хочу, чтобы он уходил.
— Ты можешь остаться у меня, — ненавижу себя за то, что сказала это.
— Могу. Но не останусь. Иначе сорвусь, — Марат принялся натягивать одежду.
— Что-то на работе?
— На работе всегда «что-то», Алика. Дело в другом. Настроение поганое.
Не заметила. Трижды за вечер он это доказал. Но… вообще-то да, во взгляде его то и дело мелькала то злость, то сожаление.
