Артур Шницлер - Траумновелле. С широко закрытым глазами
— Вы заставили себя ждать, — сказала она с легкой улыбкой.
— Простите, фроляйн Марианна, у меня сегодня был очень напряженный день.
Они прошли в комнату покойного, где сейчас стояла пустая кровать, а затем в соседнюю комнату, где вчера Фридолин выписывал свидетельство о смерти, сидя под картиной с офицером в белой форме. На столе все еще горела маленькая лампа, поэтому в комнате царил полумрак. Марианна жестом пригласила Фридолина присесть на черный кожаный диван, а сама села за стол напротив.
— Только что внизу я встретил доктора Родигера. Насколько я понимаю, завтра вы уезжаете из города?
Марианна посмотрела на него, словно удивившись холодному тону, которым был задан вопрос, плечи ее поникли, а Фридолин еще более жестким голосом продолжил:
— Думаю, вам это пойдет на пользу, — и он принялся рассуждать о том, как благотворно скажутся на ее здоровье свежий воздух и новая обстановка.
Марианна сидела неподвижно, по ее щекам текли слезы. Фридолин смотрел на нее без тени сочувствия, скорее с нетерпением и, представив, что она в следующую минуту может оказаться у его ног и повторить свое вчерашнее признание, испытал страх. И, так как девушка продолжала молчать, он резко поднялся с дивана. — Мне очень жаль, фроляйн Марианна… — Фридолин посмотрел на часы.
Она подняла голову и посмотрела на доктора. Слезы продолжали струиться по ее щекам. Фридолин с радостью поддержал бы ее добрым словом, но в тот момент почувствовал себя не в состоянии сделать это.
— Вы, наверняка, пробудете за городом несколько дней, — начал Фридолин натянуто. — Я надеюсь, вы дадите о себе знать… Доктор Родигер сказал мне, вскоре состоится свадьба. Позвольте мне уже сегодня поздравить вас и пожелать счастья.
Она продолжала сидеть неподвижно, словно не слышала его слов. Фридолин протянул Марманне руку, которую она не взяла, и с оттенком упрека сказал:
— Я очень надеюсь, что вы напишете о своем самочувствии. До свидания, фроляйн Марианна.
Девушка продолжала сидеть, словно окаменела. Фридолин направился к выходу. Около двери доктор немного помедлил, давая ей последний шанс окликнуть его. Но Марианна, казалось, даже не смотрела в его сторону, и он закрыл за собой дверь. Уже на улице Фридолин испытал нечто вроде раскаяния. В какой-то момент он был близок к тому, чтобы вернуться, но это выглядело бы просто нелепо.
Ну, что теперь? Домой? Куда же еще! Сегодня он уже больше ничего не сможет предпринять. А утром? Что он, собственно, вообще может сделать? Фридолин почувствовал себя неловким и беспомощным, все валилось у него из рук. Мир вокруг стал призрачным, обманчивым: его дом, жена и ребенок, его работа и он сам, рассеянно шагающий по вечерним улицам.
Часы на ратуше пробили половину восьмого. Фридолину было абсолютно неважно, сколько сейчас времени. Время текло где-то очень далеко от него. Все казалось бесконечно далеким, иллюзорным. Он почувствовал тихую жалость к самому себе. Неожиданно захотелось прямо сейчас отправиться на какой- нибудь вокзал, сесть на первый попавшийся поезд и уехать, исчезнуть, испариться для всех людей, окружавших его, и где-нибудь далеко-далеко начать совсем другую, новую жизнь. Он вспомнил об одном очень странном случае, который узнал из книг по психиатрии так называемое двойное существование. Человек внезапно исчезает из обычной жизни, считается пропавшим без вести, а через несколько месяцев или лет возвращается обратно, однако при этом не помнит, где был все это время. Потом появляются люди, утверждающие, что познакомились с этим человеком в другом городе, однако он сам не может вспомнить этих людей. Правда, подобные случаи встречаются довольно редко, но все же встречаются, это научно установленный факт. В более легкой форме подобное переживают многие. Когда, например, человек пробуждается ото сна? Правда, он помнит… Но ведь есть и такие сны, которые забываются полностью, от которых не остается ничего, кроме загадочного предчувствия и необъяснимого оцепенения. Или человек вспоминает их позже, гораздо позже, и уже сам не знает, было ли это на самом деле или только пригрезилось ему. Только.» Только…
Фридолин продолжал идти, незаметно для себя сворачивая к дому, и вдруг оказался в темном, пользовавшемся довольно дурной репутацией переулке. В том самом, где он менее двадцати четырех часов назад встретил ту несчастную падшую девушку. Она — падшая? Дурная репутация? Как же привыкли люди играть словами! Эти слова, они только сбивают нас, направляют по ложному пути. Мы привыкли давать названия всему: улицам, судьбам, людям. Не была ли та девушка самой чистой из всех, с кем ему пришлось по воле случая встретиться вчера ночью? Фридолин подумал о ней с умилением. Тут он вспомнил о своем вчерашнем плане и, не раздумывая более, купил в ближайшей лавке сладостей. Шагая с маленьким свертком по переулку, Фридолин почувствовал тепло от мысли, что собирается совершить, по крайней мере, нечто приятное, может даже — достойное. Тем не менее, подходя к входной двери, доктор высоко поднял воротник, слишком поспешно поднялся по лестнице и позвонил. Звонок показался ему неожиданно громким. Он облегченно вздохнул, когда дверь открыла пожилая женщина, и поинтересовался, дома ли фроляйн Мицци. Едва женщина успела взять у него сверток для Мицци, как в дверях появилась молодая девушка, закутанная в нечто, похожее на банный халат, и спросила:
— Кого ищет господин? Фроляйн Мицци? Боюсь, она нескоро вернется.
Другая женщина сделала ей знак замолчать; однако Фридолин, словно он непременно хотел получить подтверждение тому, о чем уже и так догадывался, простодушно спросил:
— Она в больнице, не так ли?
— Ну, если господин уже и так все знает… Да. Но я, слава Богу, здорова, — радостно заключила она и подошла ближе. Ее рот полуоткрылся, халат распахнулся, повинуясь привычному, бесцеремонному движению ее тела. Отрицательно покачав головой, Фридолин сказал:
— Я зашел только на минутку, чтобы кое-что передать Мицци, — в этот момент он почувствовал себя гимназистом. И совсем другим, деловитым тоном поинтересовался: — В каком отделении она лежит?
Девушка назвала фамилию врача, у которого Фридолин несколько лет назад был ассистентом, а затем добродушно добавила:
— Оставьте сверток, я отнесу ей завтра. Не сомневайтесь, я ничего не украду. Я передам ей от вас привет и скажу, что вы остались ей верны.
Улыбаясь, девушка продолжала подходить все ближе и, когда Фридолин отстранился от нее, добавила:
— Доктор сказал, что самое позднее через восемь недель Мицци будет дома.
Выйдя на улицу, Фридолин почувствовал ком в горле. Однако он прекрасно понимал, что это отнюдь не свидетельство его растроганности, а постепенно сдающие нервы.
