Будь моей нежностью
Меня мучает жажда, а голова раскалывается от нестерпимой боли. Я приоткрываю глаза и тут же закрываю их снова. Белый тусклый свет слепит меня, вызывая приступ тошноты.
Я пытаюсь подняться, но тут же падаю без сил и тихо зову:
– Бабушка?!
Хотела бы я знать, какого чёрта со мной произошло! Внезапно холодею, когда чувствую на лице тяжёлое опаляющее дыхание. Он пахнет табаком. Дышит так шумно и быстро, словно мотор тарахтит.
– Ася? – моё имя звучит раскатом грома, и я моментально вспоминаю последние события и распахиваю глаза.
Два чёрных агата сведены к переносице, смотрят изучающе и смягчаются.
– Ася, – выдыхает мужчина и берёт мою руку.
Прослеживаю взглядом это движение. Моя рука вся увита трубочками, тянущимися от трёх катетеров.
– Богдан... – Давыдович, конечно, но я замолкаю, прикрывая глаза.
От тихих слов, произнесённых мною, горло раздирает от боли. Я снова открываю глаза и снова предпринимаю попытку заговорить.
– Что случилось, Богдан... – горячий палец ложится мне на губы.
– Помолчи, – говорит с нечитаемым выражением на лице. – Не трать силы, Ася. Ты ещё слишком слаба.
– Почему? – всё-таки произношу, чувствуя движение пальца по губам.
Мужчина лишь прикрывает глаза на мгновение. Очерчивает злосчастным пальцем контур моих губ.
– Тебя пытались отравить, Ася. Больше этого не повторится. – И только я хочу задать следующий вопрос, он шумно выдыхает: – Пожалуйста, Ася. Сначала тебя осмотрит врач, потом – в случае, если будет позволено, – ты поешь, и только потом мы немного поговорим.
Мужчина гладит мою щёку и отступает в сторону. В это время в палату входит врач. Он внимательно осматривает мои глаза, кожные покровы, язык, ощупывает лимфоузлы.
– Всё в порядке, док? – спрашивает Тихонов.
– Да, благодаря тому, что мы спешно ввели пациентку в состояние медикаментозной комы и сделали полную очистку организма, сейчас состояние значительно лучше. – отчитывается перед ним врач. – Эти две недели...
– Две недели?! – испуганно переспрашиваю, резко вскакивая на койке, и смотрю прямо на Богдана.
Он морщится. Мне кажется, он сильно изменился за прошедшее время. Так, сходу, и не скажешь, в чём именно заключаются эти перемены, но теперь он выглядит чуточку иначе. Тихонов быстро подходит ко мне, наклоняясь, заключает в свои стальные объятия и говорит:
– Тише, Ася, не устаивай истерику.
Я хочу возразить. Разве можно не знать, что ты близок к истерике? Но стоит только почувствовать его крепкие, надёжные руки, я сразу вспоминаю тот вечер, который случился для меня только вчера. Вспоминаю, как задыхалась, пока странная пена бурлила и выплёскивалась из меня, и начинаю рыдать.
Мужской подбородок упирается в мою макушку. Сквозь сжатые зубы он выговаривает что-то врачу. Я не разбираю слов. Прямо у меня под ухом отбивает оглушающе-громкую дробь его сердце.
«Бух-бух-бух», – отсчитывает секунды, и я затихаю.
Всхлипываю жалобно, высвобождаю руки, зажатые между нами, и нерешительно обвиваю ими мужское тело. Почему-то я знаю, что могу ему доверять. На самом деле он не хочет причинить мне вред. Тот вред, который настоящий. Не он меня пытался убить, но я уверена, что он сделает всё возможное, чтобы защитить меня. Глупо ли? Возможно. Мне просто больше не на кого положиться, а он... Вот он, рядом. Этот странный, пугающий меня мужчина с тёмными глазами и горячими руками.
Я уже успокоилась и готова отстраниться, но вдруг происходит нечто очень странное. Тихонов громко вздыхает, а потом целует мою макушку.
– Затихла? – спрашивает своим фирменным тоном с лёгкой хрипотцой, и я киваю. – Вот и умница. Нужно поесть.
Он отстраняется, не глядя на меня, берёт больничный поднос и устраивается рядом.
– Либо ты сама всё съешь, либо мне придётся накормить тебя, – предупреждает Тихонов.
Я смотрю на молочную кашу, на воздушную творожную запеканку с изюмом, на какао с пенкой и понимаю, что просто не могу пересилить себя, и качаю головой, упрямо поджимая губы.
Мужчина недовольно цокает, подхватывает ложку, набирая кашу, и отправляет себе в рот. Съедает три ложки, четвёртую – подносит к моим губам.
– Видишь? Я жив-здоров, Ася. Я буду лично контролировать всё, что попадает на твою тарелку. Обещаю.
Богдан кормит меня, а когда я неловко дёргаюсь и пачкаю кончик носа, он, посмеиваясь, стирает кашу большим пальцем. Обхватывает ладонью моё лицо и мягко треплет.
– Я рад, что ты поправилась, Ася.
Смотрит мне в глаза. Приближается к моему лицу, шумно втягивая носом воздух. Мой запах? О Боже! Между нами остаются считанные сантиметры. Я чувствую его жар, дыхание по коже.
Мужчина упирается лбом в мой. Смотрит пытливо. Его ладонь скользящим движением ложится на заднюю сторону шеи, удерживая или поддерживая. Что он собирается сделать? Неужели поцелует?
Вижу в его взгляде борьбу, мелькающее разочарование. И рука с моей шеи исчезает.
