Будь моей нежностью
– Сегодня у нас в доме большой день. Я привёз хозяйку. – заявляю во всеуслышание. – Это Ася, теперь она будет второй по значимости после меня.
Рашида вздрагивает как от удара, мать сжимает губы. Мои... помощницы с любопытством разглядывают пигалицу. И лишь старая кухарка Дарина Данияровна смотрит на девушку с теплотой, а на меня – с неодобрением.
Я подвожу Асю ближе, представляю обсиживающий персонал. Я не рассчитываю, что девчонка сходу запомнит их имена, но это и не столь важно. Сегодня я показываю её.
Ведь самая важная часть сего фарса наступает в тот момент, когда я усаживаю девушку за стол и сажусь рядом. Занимая своё место за столом, я набираю побольше кислорода в лёгкие, касаюсь её руки и вдруг теряюсь. Внезапно грёбанная игра воображения начинает играть против меня. Никогда не признаюсь, но сегодняшний день один из самых счастливых за последние восемнадцать лет.
Я не отдавал себе отчёта, как сильно ждал этого момента. И теперь, когда Ася, волнующая, невероятная, так похожая на свою мать, здесь, я почти счастлив.
Я сошёл с ума. Это факт. Но назад не отмотаешь, поэтому я вынужден двигаться вперёд к намеченной цели.
– Ася, разреши тебе представить мою семью. Эта великолепная женщина – моя мама, Тамила Богдановна. – И она тебя заочно ненавидит, как, впрочем, и следующая: – И моя прекрасная, мудрая сестра – Рашида Давыдовна.
– Рада знакомству, – слышу тихий голосок, продолжая:
– Мама, сестра, это моя Ася.
Стоит лишь признать это вслух, как голос подводит меня. Наваливается вдруг осознание – я, только я теперь несу ответственность за этого ребёнка, за бедную сиротку, у которой так много недругов.
Это понимание способно меня сломить, сломать, нагнуть. Потому что я вязну в чёртовом шоколаде глаз. Потому что понимаю, что отныне эта девочка – кровь от крови моего врага, плоть от плоти моей единственной любимой женщины – моя. От макушки до самых пят.
И лучше бы ей не знать, какие мысли бродят в моей отбитой голове. Они весьма и весьма несветлые. Они весьма и весьма непотребные.
Убью за неё. Любого.
И это очередная дерьмовая новость этого чёртового дня!
Губы чертовки растягиваются в милую улыбку, и я просто не могу противиться этому долбанному притяжению, посылая улыбку в ответ.
Это и вовсе не лезет ни в какие ворота! Лучше поскорее закончить это безумие!
Даю отмашку: ужин можно начинать. В комнате царит напряжённая тишина. Все молча поглощают свои порции, в то время как мне кусок в горло не лезет. Но хрупкую Асю я решаю во что бы то ни было накормить.
Здоровый аппетит малышки мне нравится. Нравится, когда девушки не строят из себя того, кем не являются. Я получаю особое наслаждение, наблюдая исподтишка за ней, с удовольствием подчищающей тарелку.
Неожиданно обстановка меняется. Ася поднимается. Слишком быстро, шумно, вызывающе. Я с недовольством окидываю её взглядом и понимаю: что-то не так.
– Богдан... – протягивает она странным тоном и подставляет свою ладонь.
Я не понимаю, что происходит. Не понимаю ровно до того момента, как из девушки лезет пена. На её лице застыло выражение не шока, нет. Какого-то обречённого удивления.
Сказать, что я в шоке, это промолчать! Я в долбанном сюре: в моём доме, за моим столом травят мою невесту!
Которая вот-вот норовит упасть, но я успеваю вовремя подхватить её в свои объятия. Чтобы яростно сжать, боясь отпустить. Внутри меня эмоции бьют через край. Сердце ошалело колотится в груди. И я, как заезженная пластинка, талдычу одно и то же:
– Не вздумай умирать, слышишь? Ася, не вздумай умирать!
За пределами моего разумного состояния остаётся продолжение вечера. Как я поднимаю девушку с пола, прижимая к груди, распахиваю ногой дверь, кличу водителя, как держу её голову, прислушиваясь к тяжёлому прерывистому дыханию, всю долгую дорогу до ближайшей больницы, как на руках вношу в приёмный покой, как отпускаю только на больничной койке, но всё равно не могу отойти далеко.
В одиночную палату стекается целая вереница врачей, вынося свой неутешительный вердикт: отравление цианидом, состояние нестабильно-тяжёлое и никаких гарантий, что девчонка выкарабкается.
А дальше – реанимация. Хрупкое тело, обтянутое проводами. Кислородная маска, капельница, искусственная кома.
В полной прострации бреду по тёмному коридору. Бью ни в чём неповинную стену кулаками. В бессилии опускаюсь на кушетку, закрывая лицо ладонями, и сижу так несколько бесконечных минут.
– Вам нужно обработать раны, – говорит женский голос поблизости, и я выпадаю из анабиоза.
Резко поднимаюсь, наплевав на обращение медсестрички, и иду на парковку пружинистыми размашистыми шагами.
Дома первым делом отыскиваю Луизу и тяну её в спальню. Я в том состоянии, когда уже не различаешь добра и зла.
Плотно прикрываю дверь и поворачиваюсь к женщине.
Блондинка соблазнительно улыбается, подходит, покачивая бёдрами, распахивает платье.
Я быстро осматриваю соблазнительное кружево, плотоядно улыбаюсь, тяну женщину на себя, резко разворачиваясь, и прижимаю её к двери. Предплечьем зажимаю её горло и низким голосом, не терпящим возражений, задаю один-единственный вопрос, волнующий меня в это мгновение:
