Деспот

Всю дорогу я и слова не говорю, но и Мирон Львович тоже не заводит беседу. И не пристает. Я ожидала, что он обязательно потискает меня, например, за коленку, однако ему важнее покопаться в телефоне. В любопытстве кидаю скрытный взгляд на экран смартфона: стена текста на английском, цифры и никаких смешных картинок.

Если я в перерывах развлекаю себя социальными сетями, то Мирон Львович читает умные статьи с аналитикой от зарубежных агентств. Меня его серьезность очень злит, будто он показывает мне, какая я ограниченная и глупая неудачница.

— Если ты хочешь что-то сказать, то говори, — Мирон Львович скроллит статью большим пальцем, — ты во мне сейчас дыру прожжешь.

— Что пишут? — небрежно спрашиваю я и отвожу взгляд от его лица.

— Ничего хорошего. Падают фондовые рынки.

Мне бы сейчас похвастаться, что писала однажды одногруппнику курсовую с анализом о состоянии российского рынка ценных бумаг, но я отвлекаюсь. Виталий выбрал довольно странный путь: Мы едем по бульварному кольцу, а затем сворачиваем на Петровку. Я любила здесь в студенчестве гулять и глазеть вместе с туристами на дома и усадьбы, которые напоминали мне бисквитные торты. В мужской монастырь я не осмелилась заглянуть, а вот музей современного искусства меня покорил на несколько часов. Я там столько странного и загадочного увидела. например комок проволоки, который на полном серьезе выставили на обозрение.

Поддаюсь минутной ностальгии, умиляюсь прохожим, что идут с открытыми ртами по тротуару, а затем начинаю нервничать. Машина притормаживает и ныряет под арку того самого здания, которое облюбовали модницы Москвы: в бывший флигель усадьбы Воронцовых-Раевских понатыкали бутики элитных брендов, чем опошлили исторический памятник. Помнится, я однажды гипнотизировала вывеску “Gucci”, поедая мороженое, и гадала, каково это — быть богатой и тратить огромные суммы на сумочку или ремень.

Виталий молча паркует машину у крыльца бутика, чей фасад из стекла и решетчатых рам ввергает в пучину отчаяния. Что мы тут забыли?

— Десять минут, — Мирон Львович выуживает из внутреннего кармана пиджака черную банковскую карту и протягивает мне.

— В каком смысле?

— В таком, чтобы вышла в приличном виде, Софушка, — снисходительно смотрит на меня. — У нас принят строгий дресс-код.

— Так меня выгонят оттуда, — недоуменно моргаю, игнорируя протянутую карту.

— Ясно, — Мирон Львович вздыхает и выскакивает из машины.

Обходит авто и открывает с моей стороны дверцу. Что ему от меня надо?

— Выпрыгивай.

— Не хочу.

— Считаю до трех. Один…

Сцепив зубы, выползаю из машины и следую за Мироном Львовичем, тоскливо шаркая тапочками. Распахивает стеклянную дверь, и я нехотя ныряю в просторное светлое помещение со стойками с выглаженной одеждой, и полками, на которых красуются туфли. Белые стены, высокие потолки и прожекторы на стальных перекладинах меня удручают модной и незатейливой сдержанностью. В воздухе витает тонкий аромат ванили и мяты.

— Доброго дня, — к нам выходит миловидная блондинка в узком платье пудрового цвета. — Чем могу помочь?

Виду не подает, что ее смутила моя пижама. Улыбка искренняя, глаза сияют и от нее веет уважением и дружелюбием.

— Девочку одеть, — Мирон Львович опускается на кожаный диванчик у выхода, одернув полы и строго добавляет, — за десять минут.

— А… — блондинка растерянно хлопает ресницами, а затем берет себя в руки и учтиво меня спрашивает, — а во что именно?

— Во что-нибудь приличное, — я издаю истеричный смешок.

— Хорошо, — девушка улыбается, — а повод? Свидание?

И косит заинтересованный взгляд на Мирона Львовича, который закидывает ногу на ногу и невозмутимо сверяется с наручными часами.

— Работа, — испуганно шепчу я. — Что-нибудь для офиса, — и повторяю, — приличное.

Руки дрожат и потеют. Девушка окидывает меня цепким взглядом, кивает и цокает каблучками прочь:

— А размер ноги?

— Тридцать шестой.

— Пройдемте в примерочную.

Прохожу мимо стоек с блузками, юбками и прочей красотой вглубь зала и прячусь за плотной бежевой шторой, за которой скрывается небольшая зеркальная комнатка с пуфиком.

— Семь минут, — доносится голос Мирона Львовича.

— Успеем, — беспечно заверяет девушка, а я хочу умереть.

Через минуту она одергивает полог и вешает на крючок белый брючный костюм, свободный топ из шелка цвета топленого молока и к ногам в тапочках со смешными помпонами ставит пару черных туфель с острым носом на высокой шпильке.

— Пять минут.

— Каков деспот, — заговорщически шепчет девушка. — Ужас.

— И это мой босс, — я сглатываю горькую от паники слюну.

Заливисто смеется и задергивает штору. В спешке разоблачаюсь из котят, натягиваю топ, брюки и накидываю пиджак. Ох, мать моя женщина, в мгновение ока обратилась из растрепанной сони в модную леди, у которой была жаркая ночка и она не успела причесаться. Пальцами расчесываю шевелюру, встряхиваю головой и завороженно смотрю на отражение.

— Две минуты.

Вздрагиваю от сердитого голоса Мирона Львовича и обуваюсь. Я и опять зависаю. Ничего не жмет, туфли сели как влитые и я почти не чувствую высокого подъема.

— Минута.

Выплываю из примерочной и шагаю горделивой королевишной к Мирону Львовичу, который расплачивается у стойки в углу бутика. Бросает на меня беглый взгляд и одобрительно кивает довольной и покрасневшей блондинке, которая справилась со сложной задачей. Знать не хочу, сколько стоит все великолепие на мне, иначе я потеряю рассудок.

А потом я вспоминаю, что забыла в примерочной пижаму. Разворачиваюсь на носках, чтобы вернуться за ней, но Мирон Львович стискивает мои плечи и увлекает за собой:

— Время вышло, Софушка.

— Но… там…я… должна…

Мягко толкает к выходу, и блондинка воркует нам вслед:

— Хорошего дня.

— И вам, — оглядываюсь и слабо улыбаюсь, — спасибо.

Виталий хитро смотрит в зеркало заднего вида, когда забираюсь в салон, и я задаюсь вопросом, когда Мирон Львович успел сказать ему, что мы едем не в офис, а на шопинг? У них какая-то телепатическая связь?