Озабоченный (СИ) - Митрич Влад
- …спать! – произнёс я, останавливая колебания ёлочной игрушки. Маятник использовал, чтобы не напрягаться; котёнок коротким «мур» похвалил за правильное решение. С каждым разом я всё лучше и лучше чувствую его или её, ведьмины, эмоции.
Внушил не замечать побитого вида и ни о чём не спрашивать, не приглашать гостей сегодня. Напоследок, подумав, велел в следующий раз входить в глубокий транс, поймав мой взгляд и услышав «спать». То же самой проделал с проснувшейся сестрой, когда она, выходя из ванной, на меня наткнулась и чуть в обморок упала. О Мишке, разумеется, после промывки мозгов не спрашивала.
В общем, скучно. Поели, вина выпили, тортик со свечками разделили. Мама подарила мне смартфон с обалденной камерой, Катришка безделушку – кожаный браслетик с янтарной вставкой. Примерно в обед я позорно уснул и проспал до утра. Кошмаров, вопреки ожиданию, не видел – ведьма затаилась.
Глава 6
В школу думал не ходить неделю, пока отёкшее, синюшное лицо не вернётся в более пристойное состояние, а получилось три дня. Зажило, как на собаке. Остались фонари – светофоры, красиво цветущие зелёно-жёлто-фиолетовым калейдоскопом.
- О, Петруха явился, - со смехом заявил Костян, мой новый одноклассник. В школе он, как говорили окружающие, держал мазу. – Гюльчатай от титьки не отпускала, Абдулла застал и маленько зарезал? – мальчишки грохнули со смеху, девчонки заинтересованно поглядывали. Отцветшие фингалы под глазами всё ещё светились.
- Да пошёл ты… - ответил я, собираясь сесть за парту, но Костян подскочил.
- Куда пошёл, лох недорезанный? - Спросил с вызовом.
Сам от себя не ожидая, я ударил его, целя в челюсть, вложив всю силу. И никто из присутствующих подобное реагирование от меня, типичного ботаника, не предвидел. Класс ахнул. Костян упал. На после уроков забил стрелку за соседними гаражами, один на один. Если бы мне два года назад сказали, что я буду запланировано драться, я не поверил бы, а сейчас сомнений не испытывал. И страха не было от слова совсем.
Счёт при стечении народа получился равным. В конце разборок мы лёжа мутузили друг друга, пока нас не разняли. Через пятнадцать минут мы с Костяном не просто помирились, а друзьями стали. Костян купил пиво и мы, совместно с его прихлебателями, по душам пообщались в какой-то подворотне. Новые фингалы ещё только зрели, обещая сумасшедше весёлое цветное развлечение.
Нас с Костяном пропесочили на педсовете, не забыв вызвать родителей, зато в школу ходить мне теперь интересней стало. И как-то случайно прознал, что ко мне прилипло прозвище «Дикий», которое, кстати, появилось задолго до драки. У девчонок, заметил, интерес ко мне проснулся как к объекту мужского пола, а не как к бесполому ботанику с просьбой списать домашку. С некоторыми симпатяжками я был бы не прочь развлечься, однако одна, самая красивая, будто кислород перекрыла. Запала в сердце приятной занозой, вынимать которую не хотелось; до глубины души проняла меня Ленка.
- Не, Петруха, Ленка известная кайфоломка, - просветил меня Костя. – У этой сучки течки не бывает, зад ни за что не подставит – не та порода. Хочешь, с Танюхой или вон, с Катькой замути, я устрою. Шлюшки на районе известные. Забей, братан, на Ленку! Красотку – недотрогу из себя корчит, стопудово обломаешься, как я в своё время.
- А я попробую, - возразил я упрямо.
- Базару нет, но я предупредил, братан.
После драки у меня как глаза открылись, и я в школе увидел вокруг себя людей. Разных, живых, хара́ктерных людей с их заботами и проблемами. Костян был прост на две копейки, но с самомнением на рубль. Строил из себя крутого и учился исключительно из-пол родительской палки, которые после школы застолбили для него местный универ, платный вариант, разумеется. К большему Костян не стремился. Тупым он не был, а был, можно сказать, без амбиций. В вихрастую башку его была туго забита околоблатная романтика. Он с дружками занимался лёгким рэкетом малолеток и воровством в супермаркетах, зарабатывая на пивас с сухариками и редкие походы в ночной клуб Нирвана. Попытался и меня подтянуть к бизнесу, но я отказался. Настаивать он не стал. Пригласил сходить в клуб.
- Там, братан, с гвардами давно перетёрто, пускают в лёгкую. За тебя словечко замолвлю, подпишусь. – Я пообещал подумать.
Лена представлялась мне идеальной, без изъяна, как древнегреческому Парису виделась Елена Прекрасная. Красивая: высокие славянские скулы и прямой греческий носик при чувственно припухлых губках, стройная, фигуристая, натуральная голубоглазая блондинка, вечно одетая в джинсы или иные брюки, аппетитность форм намеренно подчёркивающих. Неглупая, вопреки расхожему мнению о беловолосых девушках, в меру ироничная, на лице всегда загадочная улыбка; держалась крайне независимо, но не зазнавалась. Девчонки ей, по-моему, завидовали и, возможно, строили козни, но в глаза общались приятельски; вечно возле неё крутились, похохатывали, ходили с ней в положении свиты во главе с королевой.
Применять к ней гипноз почему-то категорически не хотелось, а желалось завоевать девчонку по-честному. Я бы приступил к наступлению сегодня, если бы малодушно не откладывал атаку на завтра; и так день за днём. Лишь подглядывал украдкой, словно пятиклассник, который в женскую раздевалку дырочку просверлил и боится попасться. Как дурак, в общем. А тут, как всегда неожиданно, старуха проклюнулась. И каникулы настали.
- Дурак! Глупец! Митрофан! Недоросль! Лох! – самые мягкие эпитеты старой ведьмы. Последнее слово показывало, что современной лексики бабушка не чуралась.
- Да я всего ночь, просто чтобы первый раз… - оправдался я, не понимая, что ей надо, в чём суть претензии.
- Невинности он лишился, дева непорочная! Леший тебя замотай… О-о-о, земля изначальная, как я от тебя устала, колдунишка ты недорезанный, мало вас, видать, люди жгли…
- Да объясни ты толком, карга старая! – я не выдержал, взбрыкнул, хотя её помощь мне ой как нужна – в голове сумбур, не разобраться. Мысли навалены, как хлам на чердаке.
- За толком ты вон, в телефон свой лезь, умнее меня, поди, интернет-то твой, а мне с какой стати тебе, недотёпе дебильному, помогать?
- А зачем явилась, а?
- А чтобы тебя позлить, поганца малолетнего. Попугать, запутать, подразнить. Я тебе свою смерть простить не могу.
- Скучно, старая?! – догадался я. – Тогда я пошёл, бывай. – И остался находиться рядом с ведьмой в неведомо каком состоянии: её видел прекрасно, себя – нет. Как ведьму изгнать, как самому из собственного сна убраться, не ведал.
- Что, милок, телевизор заел? – сквозь противный хохот съязвила старуха.
Я взбесился, ей на радость. Рвал и метал долго… пока не выдохся.
- Всё, ведьмочка, всё, милая, победила ты… сдаюсь. Но объясни ты, Христа-Бога ради, что не так у меня?
Ведьма вдруг резко заткнулась. Без того тёмное, пергаментное лицо почернело ещё больше и будто бы вытянулось. Пустые глазницы со зрачками – тьмой сверкнули зловеще. Я внутренне возликовал – хоть чем-то каргу гнилостную пронял!
- Никогда, глупец, не упоминай это имя, особенно в сочетании с Богом и особенно здесь. Не спасёшься, - произнесла тоном, серьёзней некуда.
- Может, это ты не спасёшься, ведьма противная, а я как раз от тебя избавлюсь… если сильно доставать будешь!
- Ты не понимаешь, кто ты сейчас есть, кем стал…
- Так объясни, а не хихикай, как полудурочная! Мне помощь твоя нужна, а ты… - я замолчал в тревожном ожидании. А ну как не согласится?
Ведьма долго пребывала в задумчивости. Моё терпение истончилось до толщины мутной плёнки мыльного пузыря, готового лопнуть, когда она, наконец, заговорила.
- Насколько я разглядеть успела, ты был человеком. - Говорила уверенно, будто иные варианты действительно существуют. Я проглотил язвительное замечание «а ты сама-то кем была?», дабы не спугнуть настрой ведьмы. – Возможно, изначально ошибалась – не заметила потомственную колдовскую кровь, что вряд ли; более вероятно болезнь тому виной. Хворь твоя специфическая была, м-м-м… самоедская: одна часть энергетики принялась поедать другую. Вторая сопротивляться стала и свою суть изменила. Это я теперь только поняла, а тогда времени не хватило.
