Джейн Дэвитт - Привяжи меня
И стал ждать.
— Теперь ты выглядишь довольным, — заметил Оуэн, коснувшись волос Стерлинга — легко, лишь на секунду. — Хорошо. — Он откинулся на спинку кресла, положив руку на подлокотник, и, подперев подбородок ладонью, задумчиво посмотрел на Стерлинга. — Я рад, что ты достаточно доверяешь мне, чтобы поговорить об этом, и мне определенно нужно знать, о чем ты думаешь, но я все еще задаюсь вопросом, что сделал такого, что… вызвало подобную реакцию. Или ты не поверил мне, когда я сказал, что не собираюсь заниматься с тобой сексом?
Стерлинг не стал спешить с ответом, потому что вопрос был задан не один, и он не хотел все испортить.
— Я поверил. Почти. Просто… когда вы встали у меня за спиной, мне вдруг пришло в голову, что вы этого захотите. Со временем. А я не могу. Я бы сделал это, если бы мог. Ради вас. Но не думаю, что смогу. — Слова обжигали горло, горели во рту словно языки пламени в камине, но Стерлинг почувствовал облегчение, как только их произнес.
— Я наслаждаюсь этим, — сказал Оуэн и улыбнулся. — Активной ролью. Но это далеко не единственная вещь, приносящая мне удовольствие… Господи, нет. — Он наклонился вперед и снова ласково провел подушечкой пальца по губам Стерлинга, очерчивая их контур, и давая понять Стерлингу, что еще ему нравится. — Да. Конечно, — продолжил он, в его глазах загорелся веселый блеск, когда Стерлинг чуть приоткрыл губы. — Еще я люблю делать минет… во всяком случае, при определенных обстоятельствах.
Стерлингу очень хотелось спросить при каких, но Оуэн не дал ему такой возможности.
— Итак, расскажи мне, что ты любишь делать сам и что ты любишь, чтобы делали с тобой.
У него было достаточно парней, чтобы знать, что большинство из них любит, и многие любили пошлые разговоры, поэтому он научился говорить о таких вещах, не краснея и не чувствуя стыда. И все же сейчас все было по-другому, поэтому Стерлинг аккуратно подбирал слова.
— Я люблю минеты. И делать, и получать. Я люблю… эм… Заниматься сексом. Но быть сверху. — Он покраснел при этих словах, но все равно заставил себя смотреть в лицо Оуэну. — Римминг. Я люблю римминг. Делать кому-то другому, но не чтобы делали мне. — Боже, такое ощущение, словно он сейчас уже совсем пунцовый.
— И мы опять возвращаемся к тому, что твоя задница — запретная зона, — сказал Оуэн, что не помогло Стерлингу успокоиться, хотя в голосе мужчины не было сарказма, только любопытство. — Если ты снизу, секс может причинять боль, особенно если тот, с кем ты спишь, не подготовил тебя, но римминг… Что если ты сам будешь с собой это делать? Когда ты дрочишь, то засовываешь в себя игрушки или пальцы, чтобы кончить? — Оуэн вздохнул, когда Стерлинг попытался выдавить из себя членораздельный ответ, а не сдавленный всхлип. — И перестань делать такое лицо, словно сейчас от смущения растечешься лужицей. Я буду задавать тебе много подобных вопросов, так что, будь добр, привыкай.
— Ничего не могу с собой поделать, — пробормотал Стерлинг. Ему очень хотелось уткнуться лбом в колени Оуэна или чтобы Оуэн прикоснулся к его волосам, или… что-нибудь еще. Что угодно. Это без преувеличения был самый тяжелый разговор за всю его жизнь, даже если считать тот, когда Стерлинг признался матери, что он гей. Но Оуэн ждал ответа.
— Я просто… нет. Я не трогаю себя там. Дело не в том… то есть, я не думаю, что это отвратительно или что-то подобное. Я сам люблю трогать парней там…. Мне даже нравится ласкать там языком. И… засовывать его внутрь. — Он сглотнул, пытаясь хоть немного смочить пересохшее горло, и весь поджался, ссутулившись, насколько только позволяла его поза. — Первый парень, с которым я был, пытался… Трахнуть меня. Но не смог.
— И когда он продолжал пытаться это сделать, а я уверен, что он продолжал, было больно, что только усугубило положение дел. — Оуэн пожал плечами. — Я не психотерапевт, Стерлинг, и у меня нет ответов на все вопросы, но у тебя они есть. Если ты подумаешь об этом, то поймешь, в чем твоя проблема. Может быть, в детстве тебе кто-то что-то сказал, внушив мысль, что прикасаться к себе — нехорошо, и ты ее принял. Может быть, каждый раз, делая это с кем-то другим, ты выражаешь протест против этого, но не можешь зайти настолько далеко, чтобы позволить делать это с собой, и думаешь, что тебе это не принесет большого удовольствия. Я честно не знаю, но проблема далеко не в том, что ты просто не хочешь прогнуться под меня, ее бы мы смогли разрешить. Я должен иметь возможность прикасаться к тебе везде, где захочу, и чтобы ты при этом не дергался и не вздрагивал, и мне нужно, чтобы ты верил, что я не сделаю ничего, на что ты не согласился. — Оуэн поднял руку, медленно ее повернув. — Видишь ее? Если я возьму тебя к себе, она будет касаться тебя, шлепать тебя, ставить тебя в позы. Она будет расчесывать твои волосы, мыть тебя, держать плеть, опускающуюся на твое тело и заставляющую кричать для меня. Ты будешь целовать ее после порки, она будет ласкать тебя, пока ты засыпаешь рядом со мной, и все еще будет касаться тебя, когда ты просыпаешься утром. Ты захочешь мои пальцы внутри себя, Стерлинг, намного раньше, чем я буду готов тебе это дать. А теперь, оставим эту тему и двинемся дальше. Я хочу пить, и мне бы хотелось, чтобы ты принес мне стакан воды, пожалуйста. Графин в холодильнике, у раковины уже стоит стакан, потому что я бываю неряхой, кухня в конце коридора.
Это не было таким уж большим облегчением — уйти на кухню и скрыться от напряженного, изучающего взгляда Оуэна, — как того ожидал Стерлинг. Мысли в голове скакали, пока Стерлинг наливал воду из найденного графина в стакан, стоявший там, где и сказал Оуэн, и убирал графин обратно в холодильник. Как бы ему хотелось, чтобы у него было несколько минут на размышления, чтобы понять хоть что-то, сказанное Оуэном. Вместо этого он вернулся к мужчине и протянул ему стакан воды. Поколебавшись, он снова опустился на колени, приняв ту же позу, что и раньше. Вот это было облегчением.
— Можно я… скажу кое-что? — неуверенно спросил он.
— Да.
Грудь сдавило.
— Я… я не знаю, сможете ли вы — или кто-то, но если это будет кто-то, то им будете вы, — прикоснуться ко мне так, чтобы я не дернулся. Я думаю, понадобится много времени, чтобы я… мог привыкнуть к этому. Так что если сделка или ее разрыв зависит от этого, то я не знаю, что делать. Не могу обещать, что никогда не дернусь. Я… я готов попробовать сделать все, о чем бы вы ни попросили, но это обещать не могу. — Он искал на лице Оуэна хотя бы намек на то, о чем тот сейчас думает.
— Не делай из этого такую большую проблему, — спокойно ответил Оуэн. — Мужчина, способный добиться того, чтобы я его обучал, уж точно способен заставить несколько напряженных мускулов расслабиться. — Он поставил нетронутый стакан на маленький круглый столик рядом с креслом. На нем лежала только книга, название которой Стерлинг не мог разглядеть, и стоял подстаканник, на который Оуэн не обратил внимания. — Ты, наверное, не так часто ее видишь, но, между прочим, у тебя прекрасная попка. Какая жалость. Если бы она была прыщавой и дряблой, идея о том, чтобы окрасить ее в тот же цвет, какого было твое лицо несколько минут назад, не показалась бы мне столь привлекательной.
