Люби меня
Каким бы серпантином не был наш путь, справимся!
© Соня Богданова
Я молчу.
Хоть вынужденный режим тишины и ощущается мучительным, ни с кем своими переживаниями не делюсь. Думаю, я не вправе жаловаться. Не вправе сплетничать о семье Георгиевых. Не вправе их осуждать.
Жду, что Саша как-то сам начнет разговор. Не только сам свое поведение объяснит, а и расскажет о планах. О нашем будущем. О том, как собирается решить проблему со своей семьей.
Это ведь не может длиться вечно?
Я уже с трудом держусь.
Знаю, конечно, все сама. Достаточно того, что подслушала, и что рассказал Даня. Но я так хочу, чтобы Саша поделился сам. Просто чтобы открылся. Выдал все, как есть. Только бы не молчал, усугубляя мой страх в его бессилии что-либо решить.
Однако откровенного диалога между нами так и не происходит.
Да, я понимаю Сашин страх за жизнь матери. Любое его волнение по этому поводу всегда яркое и болезненное. В эти моменты мне, несмотря на отменное здоровье и потрясающую выносливость моего Георгиева, становится страшно за его сердце. Будучи огнем с другой стороны, я не хочу его поражать и калечить. Так и получается, что берегу его больше, чем мать. Больше, чем саму себя.
Только обиду отпустить не могу. Все тяжелее делать вид, что все прекрасно. Неумышленно замыкаюсь.
И Саша, конечно же, чувствует, что я отдаляюсь. Из-за этого злится. Начинает давить на меня. Ревнует еще сильнее. Доходит до абсурда! Ведь он накручивает себя и выносит мне мозг, даже если увидит меня где-то с Артемом Чарушиным – будущим мужем моей сестры. Я уж молчу о Дане Шатохине, номер которого в одной из ссор он заставил меня удалить. Сашка психует, когда какой-то незнакомец прокомментирует или лайкнет мои фотки в соцсети. А если кто-то в реале приблизиться посмеет, скандал неизбежен. Бесполезно объяснять, что парень только спросил меня, где, допустим, находится кафедра теоретической кибернетики и прикладной математики.
– Я, сука, просто закрою тебя в этой ебаной квартире и все! Будешь учиться онлайн! Никуда отсюда не выйдешь! Ясно тебе, блядь? Никуда!!! – выписывает в ярости уже привычные угрозы.
– Сколько можно?! – заливаюсь слезами обиды. В последнее время я часто плачу, и мы оба все меньше обращаем на это внимание. – Ты так плохо обо мне думаешь, что ревнуешь к любому, кто со мной заговорит! Молодой, старый, кривой, толстый, тощий, косой – пофиг! Ты просто не доверяешь мне!!! Считаешь, меня так легко затащить в постель?! Такого ты обо мне мнения?! Это, блин, нормально вообще? Как ты, блядь, смеешь?!
– Не давай мне повода! – рявкает Сашка в ответ.
Мы часто так кричим. Раним друг друга.
Я вижу, что ревность моего Георгиева – не какая-то пустая дурь. Она жрет его изнутри, и он не может с ней справиться в одиночку.
– Какого повода? Какого, черт возьми, повода?! – заходясь в истерике, бью кулаками по кровати, на которой в этот момент сижу. – Может, ты находишь его внутри себя? Может, по себе судишь? Может, у тебя самого грехи накопились?!
Саша яростно тянет ноздрями воздух и бросается ко мне. Налетев, сваливает на спину. Впивается пальцами в плечи. Лбом давит в переносицу. Всем остальным телом и вовсе будто размазывает меня.
– О чем ты, мать твою, говоришь? В своем уме вообще? Какие грехи, блядь?! – горланит в надрыве.
– А ты?.. – рыдаю я. – В своем?! Что ты мне приписываешь?!
Он стонет так, будто воет от боли.
И выдает:
– Говори со мной! Что у тебя там? – кажется, не требует, а именно просит. По ощущениям, молит об этом, прижимая ладонь к центру моей груди. – Говори!
– Нечего говорить… – понимаю, что обманываю. Но открыться уже не могу. Наверное, мы оба утратили доверие друг друга. Оно было слишком хрупким. – Ты и так все знаешь, Саш. Там ты. И все, что с тобой связано.
– И что со мной связано? Расскажи.
Я закусываю губы и мотаю головой.
Не могу.
– Соня…
– Нет!
– Соня!
Зажмуриваюсь и подаюсь к нему, чтобы вцепиться зубами в губы. Именно зубами, потому что хочу зафиксировать. Не дать ему увернуться и продолжить допрос. Когда Саша кусается в ответ, отпускаю. И сразу же принимаю в себя его горячий язык.
Адреналин бьет по нервам. Мы мгновенно слетаем с катушек.
Поцелуй яростный. Секс еще более агрессивный. Трахаемся так, будто физически доказываем друг другу свою любовь. Плотью заглушенные ответы выбиваем. Плотью свои собственные чувства выплескиваем. Плотью исцеляемся и усыпляем тревоги.
К Новому году наши отношения достигают какой-то критической точки. Я его, можно сказать, отмечаю в одиночестве. Все дело в том, что Сашка не пускает меня к Чарушиным. Я, конечно, сильно не настаиваю. Вижу, что это маниакальное чувство ревности бурлит внутри него адским пламенем. Знаю, что если уговорю и проведу в гостях те пару часов, на которые он едет к своей стервозной матери, буду всю оставшуюся ночь за них расплачиваться. А я слишком устала от ссор.
