Волчья дикость (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena"

— Ненавидь, — отвечает и подается всем телом вперед, насаживаясь на мои пальцы. А я не могу остановиться, я трахаю ее пальцами, растираю клитор, снова трахаю, надавливая большим пальцем на пульсирующий, твердый узелок. Мне нужен ее оргазм. Я хочу его как феерический впрыск дозы. Ничто так не срывает тормоза как ее закатывающиеся глаза и широко открытый рот в крике наслаждения.

Трусь членом о ее бедро и рычу от нетерпения. Хочу войти под первую судорогу…чувствую как пробивается зверь, но сейчас не его пиршество. Только немного, позволяя пальцам удлиниться, чтобы заставить ее извиваться от удовольствия, пока не забилась подо мной, выгибаясь, сжимая ногами мою руку и громко выстанывая:

— Вахииид…

Рывком развел ноги в стороны, чувствуя как налился член, как он разбух на грани обращения. Губами по ее шее, вылизывая место укуса и вместе с яростным толчком каменной узловатой плоти, клыками в горло. Чтоб с первой каплей ее крови утихомирить волка и взорваться самой едкой похотью человека, который на грани почти зверь.

Когда он рвал мое тело…я не помню, чтобы рыдала. Я не помню, чтобы просила или молила. А сейчас я буквально тону в его зеленых светящихся безднах глаз, я погибаю в них и от любви к нему, от сумасшедшей страсти и удовольствия по моим щекам катятся слезы. Вокруг никого нет и время остановилось, а подвал стал райским садом…пусть называет сукой и тварью, но то, как его руки ласкают мое тело, а губы жадно целуют красноречивее любых слов. Мы вдвоем отравлены ядом. Он ядом чьей-то коварной и подлой лжи, а я ядом боли и отчаяния наказанной не за что жертвы, которую приговорили и которая держится и живет только потому, что любит своего палача до безумия.

Лана…как страстно и властно он произносит мое имя. Какой музыкой оно звучит, когда его говорит именно он. И из моих глаз катятся слезы, текут по щекам водопадом, и он жадно лижет их, глотает, оставляя мокрые дорожки с мускусным запахом собственной слюны от которого у меня кружится голова. Это запах зверя. Я с ним знакома… я знаю. Что меня берет не человек и разве не в этом самое дикое наслаждение быть на грани смерти и в то же время стонать от ласк полузверя и выгибаться от тех ощущений, которые никто и никогда не сможет мне больше дать.

Шепчет страстно, грубо как будто говорит не со мной а с собой, слышу как расстегнул штаны и ощущаю голой ногой горячую плоть, которой он трется об меня. Хочу его в себе, хочу, чтобы взял, хочу чтобы вонзился так сильно, чтобы меня выгнуло изломало под ним. Его ласки дикие, быстрые, умелые. Он знает мое тело, он выдирает из него стоны, вырывает из него вопли наслаждения своими длинными звериными пальцами, которые таранят мою плоть доставая до матки. Сейчас меня разорвет на куски, сейчас я взорвусь и меня ослепит оргазмом. За долю секунды до этого посмотреть ему в глаза, чтобы увидеть пьяный звериный взгляд и выгнуться, чтобы закричать его имя. В голове взрывается собственный вопль «Я люблю тебя…Вахид…я люблю тебя!» он его слышит я знаю. Он может меня слышать…Потянуться к его губам чтобы выдыхать стоны и судороги удовольствия в его рот. Мне нужно, чтобы он взял меня, нужно чтобы вошел в мою душу, в мое сердце и в мое тело.

Секунды моего триумфа, секунды, когда я смотрю на ее бледное лицо, на заострившиеся черты, на приоткрытый рот и искаженное оргазмом лицо. Словно в боли, словно в мгновении агонии, которую подарил ей я. А в голове пульсируют ее слова.

«Я люблю тебя, Вахид»…И я изголодался по ним так же сильно как и по ее телу, изголодался по этой лжи, она мне необходима как воздух. Я хочу ее слышать. Наверное, я бы за нее убил. И мне нужно ощущать, как сжимается ее лоно вокруг моих пальцев, как судорожно пульсирует плоть.

Вот оно ощущение… оно не может быть фальшивым. Этот ее взгляд. С этой адской пьяной глубиной, с эти дрожащим отражением моего лица. Где я не совсем человек. И я ныряю в эти омуты, я прыгаю в них вниз головой, я хочу утонуть на дне ее глаз, хочу разбиться о рифы ее вранья. Пусть говорит…пусть только смотрит вот так как будто ее слова правда. Потому что именно сейчас я живу. Потому что внутри меня впервые нет смерти.

— Молчиии…

Хотя она не сказала ни слова, а мое молчи намного более лживое чем ее самая наглая ложь. Кислород взорвался ароматом ее наслаждения и взорвал меня и мой контроль. И вот я в ней. Моя плоть водралась в ее тело, вбилась по самые яйца, стиснутая мышцами влагалища, под легкие отголоски ее оргазма и мне кажется я сейчас кончу от этой тугости, от этой тесноты и влаги, которая буквально течет мне на член. Заорал от первого толчка под ее протяжный стон. В унисон.

Наклонился, набрасываясь ртом на ее соски, пахнущие молоком и сводящие с ума своей твердостью, на ее грудь налитую и такую упругую.

— Лгунья…

Шепчу и кусаю ее груди, сосу их чувствуя, как молоко течет мне на язык и у меня от кайфа закатываются глаза. Мои толчки резкие, безжалостные. От каждого она стонет и выгибается, а я обеими руками подхватил ее ноги под колени и упираюсь ладонями в кровать, так чтоб входить ка можно глубже. Я безжалостен… а ей эта жалость никогда не была нужна. Она признавала моего зверя, она жаждала его, она сходила под ним с ума, и она была единственная кого он трахал и никогда не жрал.

Всхлипывает, стонет все громче, а я оставляю следы укусов на ее выгнутой шее, на ее плечах, ключицах. Следы, которые затягиваются, а я взрываюсь феерией вкуса ее крови. И двигаюсь, двигаюсь мощными толчками. Глубоко, яростно, сильно.

Глава 12.2

Ворвался в мое тело, и я вскрикнула, широко распахнув глаза, когда его клыки вбились в мое горло и волчий яд похоти потек по венам. Потому что ждала его в себе везде, потому что трепетала и пульсировала от желания впустить ощутить его мощь каждой клеточкой. И мне в легкие врывается кислород, взрывающийся кипящими молекулами страсти. То, как он берет меня, то, как желает меня с каким — то звериным голодом, с адским нетерпением. Я…все еще прекрасна для него, он не видит шрамов на моем лице и на моем теле…шрамов которыми пометил меня навечно. Какая-то часть меня ненавидит его за это, но ненависть сплетается со страстью, сплетается с одержимой любовью. Он пришел ко мне в подвал, пришел, когда вокруг него сотни красавиц, десятки наложниц. И его фаворитка. Но он здесь со мной, ревет от страсти. Ворвавшись в мое тело своей огромной, горячей плотью. И я растянута так, что кажется сейчас разорвусь. Он дрожит всем телом, запрокинув голову, закатив глаза. Уже не человек, но еще не зверь. Это пограничное состояние, когда он не просто красив, а зверски прекрасен. Сдерживается, подрагивая и волны этой дрожи перекатываются по его большому, напряженному телу. Голодный. Я чувствую этот голод и понимаю, что давно ни с кем. Потому что иначе не трясся бы так, не орал бы от страсти. Жестокий, бешеный монстр, который в эти секунды принадлежит только мне. Замер. Потому что двинется и его сорвет. Я это чувствую по пульсации члена внутри себя, по подрагиванию его плоти. И меня взрывает от понимания, что не только я зависима от него, но и он зависим от меня. Приподнялась и прижалась губами к его шее, опускаясь ниже к кадыку, целуя его плечо, ключицы, оставляя на нем влажные дорожки от своих слез. Сдавил соски обеими руками и ворвался в мой разум воплем: «Ты принадлежишь МНЕ! Моя рабыня, моя…ты моя! Убью когда захочу!» Накрывает мой рот своим ртом и делает первый толчок. Стонем вместе. Кричим. «Моя!» — ревет у меня в голове, разрывает мой мозг этим криком так же как и членом мое влагалище. Возбуждение острыми сполохами рвется вниз к животу, охватывая промежность, покалывая набухший клитор и я сжимаю судорогой его член, заставляя вскрикнуть и сделать адский толчок, от которого все мое тело выгибает дугой. Пусть трахает, пусть безжалостно дерет меня как последнюю шлюху. Я готова быть для него кем угодно, я готова принять от него что угодно. Он мой господин, мой владыка, мой властелин, мой император. И он наращивает темп, вбивается со всей мощью. На адской скорости. Так что меня трясет как тряпичную куклу, и мы оба превращаемся в животных. Диких, бешеных, озабоченных похотью животных, сосущих, лижущих и бьющихся друг о друга. Рычит с каждым толчком, мотает головой и снова рычит, впивается укусами в мое тело, жадно сосет мои соски, кусает горло, мочки ушей, скулы. Шершавый звериный язык скользит ко мне в рот, и лижет глотку. Как будто это его член одновременно и у меня во рту. От возбуждения не просто трясет, а лихорадит. Яд волка в венах делает жертву пьяной от похоти, и я не просто пьяна, я под таким дурманом, что кажется мой оргазм разорвет мое тело на куски. Беспощадно сильный, сумасшедший, настолько ослепительный, что я на доли секунд теряю сознание, чтобы вынырнуть громким криком, который он сжирает своими губами и толкается в меня как ошалелый. Мокрый от пота, который стекает мне на лицо, и я ловлю эти капли жадно высунутым языком. Отдаю ему свои ощущения, свое наслаждение и его имя. Потому что только его я и кричу. Вахид…Вахид…мой Вахид…И каждый мой крик словно ударом плети по его телу, и ударом члена внутри моего. Мой оргазм сплетен с его именем, мое наслаждение вгрызается в него так же сильно, как он вгрызается в мое тело. Моя влага сочится по моим бедрам, шлепает мокрыми звуками, течет на постель.***Меня накрывает вместе с ней, смотрю в ее задыхающееся лицо, в ее закатившееся глаза и чувствую, как обезумел, как тело обдает кипятком и буквально срывает кожу возбуждением на пределе. Такой похоти я не ощущал никогда. Воздух раскалился до предела, раскрошился на атомы кипящей ртути, отравляющей мне легкие. Как же она кричит. Как же сладко она кричит мое имя. Такая мощная, такая сильная в своей беспомощности подо мной, под моим телом. Судорожно давит мой член спазмами оргазма, выдаивает его так, что я вою. Мне кажется ее наслаждение взрывается у меня в голове вместе с буквами моего имени. Она кричит «Мой Вахид» и я понимаю, насколько это, блядь, правда. Ее …я ее. Принадлежу ей своей черной, мертвой душой, своим изорванным в ошметки сердцем, своим телом…которое больше не хочет никого и ничего. Телом, которое только с ней начинает жить. И меня швыряет в бездну ее светло-голубых глаз, меня уволакивает в самую суть этих расширенных, пьяных зрачков, где мое отражение скалится от яростной дикой страсти. И только с ней так, только с ней такая запредельная нирвана. Я больше не дышу, я захлебываюсь, мои толчки беспощадны и жестоки, но она принимает меня, она сжимает и орошает соками впуская, давая вонзиться еще глубже. Сделанная под меня. Как будто охватившая как вторая кожа мой член. Впиваюсь губами зубами в ее сосок и с каплями сладкого молока из моей головки вырывается огненная струя спермы, выстреливая внутри нее. Я кончаю так…как не кончал никогда. Мой рев сотрясает стены, рев переходящий в волчий вой. Бесконечное извержение сумасшествия внутрь ее тела, пачкая, клеймя, наполняя, затопляя. И замереть, задыхаясь, сжимая ее обеими руками, истекая потом. Она жалобно стонет, а я все еще хриплю отголосками экстаза. Ослепленный, застывший, пытающийся выровнять дыхание. Медленно прихожу в себя, приоткрывая глаза…чтобы встретиться с ней взглядом, чтобы потеряться снова в небесной голубизне и с горечью осознать, что ничего не изменилось. Она по прежнему та, кто предала меня, она по прежнему та, кто изменяла мне и родила ребенка от другого. А я… я впервые брал женщину, которую испачкал кто-то кроме меня. Я брал шлюху своего посла. Брал упоенно, бешено и ни с кем кроме этой твари мне не было так хорошо. Конченый психопат, повернутый только на этой самке. Жалкий идиот, настолько жалкий, что самому противно. Протягивает ко мне руки…но я уже у двери, смотрю на нее и ненавижу нас обоих еще сильнее. Готов ее убить и в то же время понимая, что это станет и моим концом. И концом моей сестры… а также моего сына. Эта мразь чудовищным образом стала незаменимой, стала необходимой всем троим. Какая-то чудовищная насмешка судьбы, проклятие от которого нет спасения. — Ей нельзя здесь оставаться. Здесь слишком грязно и сыро, а она кормит моего сына. Бросил банахиру. — Отправьте ее обратно в покои моей сестры. Глаз не спускать. — Мой Император, к вам человек…от Черных львов. Говорит это важно. — Пропустите его ко мне. А в голове все еще пульсирует ее «Вахид…мой Вахид» Выдохнул и поднялся по лестнице, пошел по длинным коридорам к себе в комнаты. — Император! С раздражением обернулся. Увидев Гульнару, ощутил прилив неприязни. Не будь она матерью моего сына ее бы давно не было в этом доме. Никто не раздражал меня так, как она. Обернулся, чувствуя, как сжимаю челюсти и гуляют желваки. — У меня дела. Давай быстрее. И…тебе как всем в этом доме нужно просить аудиенции. Впредь за обращение без разрешения я накажу тебя! Опускает глаза в пол. Но ей не стыдно. Гульнара всегда отличалась наглостью и очень крутым нравом. Когда-то мне это нравилось. Ее строптивость…Пока не стало бесить. Или пока она просто не надоела мне и не перестала возбуждать как женщина. — Это правда? Я хочу знать, хочу чтоб вы сказали мне, мой Повелитель, это правда, что нашего сына будет кормить эскама? Стиснул челюсти, выдыхая, успокаиваясь прежде, чем ответить. — С каких пор я должен перед тобой отчитаться? Знай свое место, Гуль! — Значит правда! Какая-то низкопробная тварь, какая-то девка, которая…Приподнял руку в предостерегающем жесте, но она продолжила. — Дрянь, которая изменяла самому императору, грязная и испорченная будет прикасаться к моему сыну! — Уведите Гульнару в ее покои и проследите, чтобы она завтра покинула особняк. — Что? Нет…Вахид, Император, нет, прошу! — Одна. Без дочерей. Только со служанкой. — Ваше Величество! Умоляю… я беру свои слова обратно! Нет…только не без дочерей! — На месяц! Как минимум! Развернулся и пошел в сторону своей комнаты. Как же она мне надоела. От одного звука ее голоса кипит мозг. «Мать твоего сына надоела! А какая-то тварь тянет и манит к себе. Какую-то тварь ты вытащил из подвала и отдал приказ хорошо кормить и обеспечивать уют… а свою фаворитку выслал! И не потому, что она тебе перечила! А потому что она ее задела! Потому что назвала твою шлюху шлюхой и тебя это выбесило. Ведь ты только что ее трахал и целовал ее в губы…губы, которые могли сосать чужой член» Ударил кулаком по стене разбивая костяшки так чтобы боль заглушила внутри голос монстра. «Да, я не тронул эту дрянь…не тронул, потому что она единственная, кто может спасти моего сына» Банахир провел меня в кабинет и распахнул передо мной двери, пропуская внутрь. Через минуту он впустил ко мне молодого парня. Я видел его и раньше, я знал как его зовут и знал кем он приходится королевской семье вампиров. Падший. Габриэль Вольский собственной персоной. Значит нечто личное решил передать Король. — Приветствую вас, император. — Что нужно королю? — Не королю. Лично мне. Приподнял одну бровь, присаживаясь в кресло и показывая парню, что он тоже может сесть, но он остался стоять. Упрямство — это их семейная черта. — Что я могу сделать, чем пожертвовать, чтобы получить камень? — А вот это уже интересно. Ко мне пришел зять Влада Воронова и предлагает свои услуги, а ведь я могу попросить что угодно…если решу отдать камень. — Я согласен на что угодно. — Зачем тебе камень? — Он может вернуть из потустороннего мира того, кто покинул нас. Ответил падший и сверкнув глазами посмотрел на меня. Дела его плохи. Он явно злоупотребляет красным порошком, пьет беспробудно и даже сейчас не весьма трезв. — Я так понимаю, что твой тесть принял решение, которое тебя не устраивает? — Именно! — Я тебя разочарую. Но камни невозможно получить. На них наложен запрет тех, чьи имена не говорят. — Деусов! — Именно. Деусов. — Но это не помешало вам, Император, обменять камень у короля. — Я должен перед тобой отчитаться? Падший подобрался, его глаза горят, он готов сцепиться, готов к ссоре и драке, но еще не настолько пьян, чтобы не понимать — что его ждет за это. — Вам нужны преданные и верные слуги, вам нужны слуги со способностями, которых нет в вашем клане. Я готов покинуть Черных Львов и присягнуть в верности Горным волкам, готов выполнить любое поручение в обмен на камень. — Это несомненно смелый поступок и отчаянный, но я вынужден тебе отказать! — Но почему? — воскликнул он, — Почему? У вас достаточно камней! Что изменится если вы отдадите еще один? — Я говорю тебе НЕТ! Передавай привет Королю. На этом наша беседа окончена! — Вв можете пожалеть об этом! Оскалился и повернулся к юнцу, чувствуя, как зверь начинает расправлять кости. — Это угроза? — Нет…кто я чтобы угрожать императору. Это лишь констатация факта. — Ни один камень не покинет это место. Тебя проводят до самой границы. Впредь…когда придешь делать заявления и предложения будь трезв. Хотя бы!