Телохранитель. Моя чужая женщина
Роман
Размяв шею до щелчка, буквально заставляю себя это сожрать, внешне никак не показывая, что мне хочется уебать ему с ноги за то, что лезет в мою кровать.
Секретарша — целка. Он проверял? И на хрена она мне? Что с ней делать? Пусть их мальчики-ровесники распечатывают. Я предпочитаю опытных. Чтобы понимала, с какой стороны за член хвататься и от слова «минет» в обморок не падала.
Конченых мудаков на моём пути было много, и каждый раз думаешь, что тебя уже ничем не удивить. Человеческая жестокость часто не знает границ. А если всё усугубляется большими деньгами, серьёзным прикрытием сверху или, например, креслом в мэрии среднего города, то дно пробивается по щелчку.
Не думал, что моя жизнь так поставит меня раком, что я буду подчиняться одному из таких мудаков.
Зато Мага доволен.
Катерина рядом с ним превратилась в тень.
Она приветливо улыбается сотрудникам. Здоровается, кивает. То, что я вижу немного больше, сугубо моя проблема.
А я вижу потускневший взгляд, который ещё недавно в машине блестел от любопытства, едва заметно подрагивающие уголки губ, тонкие пальцы, цепляющиеся друг за друга или за ткань брюк. И показательно-идеальная картинка семьи перестаёт быть таковой.
Выходим на улицу. Шалиев решает ехать на своей тачке.
Распределяемся. Фин за рулём. Магомед с ним впереди. Я, как личный телохранитель Катерины, с ней на заднем. Между нами достаточно расстояния, но она всё равно ещё немного отодвигается.
У меня телефон в кармане вибрирует. Достаю, открываю сообщение. Свежие фотографии моего Никиты. Всё переворачивается внутри. Я уже соскучился. И в эти выходные мы с ним не увидимся. Когда теперь вырвусь, неизвестно. Он знает, что я уехал для того, чтобы потом мы могли быть вместе, а глаза всё равно грустные, воспалённые. Плакал.
«Позвоню вечером» — пишу в ответ воспитателю детского дома, где мой сын живёт уже три с половиной года из своих пяти.
«Хорошо, Роман» — отвечает она. — «Он очень ждёт вас».
Отрываю взгляд от экрана. Пока Мага эмоционально разговаривает по телефону на родном языке, Катерина наблюдает за мной из-под пушистых ресниц. Улыбаюсь ей уголком губ. Отворачивается.
Открылся. Быстро собираюсь, запирая свою единственную слабость глубоко внутри.
Мы как раз до клиники доезжаем, и я полностью переключаюсь на свои непосредственные обязанности.
До вечера ещё крутимся по городу. Отвозим Шалеивых домой. Я на такси еду за тачкой Катерины к офису и сразу к себе, чтобы подготовиться к мероприятию.
Костюма у меня нет. И шмотки так и не разобрал. Нахожу в сумке графитовую рубашку. Помятая, как из задницы. Отглаживаю на кухонном столе, кинув на него сложенное пополам полотенце, чтобы было удобнее.
С чёрными джинсами смотрится вполне прилично. Дополняю образ часами на кожаном ремешке. Немного одеколона, как последний штрих, и можно ехать.
Встаю в вечернюю пробку. Голосом набираю воспитателя.
— Да? — мне отвечает усталый, хриплый голос.
— Добрый вечер. Не спит он ещё?
— Нет. Сейчас позову, повисите.
Проезжаю вперёд ещё несколько метров, упираюсь в светофор, слушая тишину.
— Папа? — мурашками проходится по затылку.
— Привет, боец. Как дела? — улыбаюсь, глотая участившийся пульс.
— Хорошо, — немного картавит он. — А ты когда приедешь?
— Когда на работе будет выходной, сразу рвану к тебе. Потерпи, ладно?
— Скучаю…
— Я тоже, Ник. Но так надо. Помнишь, что я говорил тебе? Совсем чуть-чуть потерпеть, и я смогу забрать тебя насовсем.
— А Вася Ершов сказал, что ты никогда больше не приедешь, — Никита начинает хныкать.
— Ты кому больше веришь, Ник? Мне или Васе Ершову? — сворачиваю в сторону дома Шалиевых. Разговор придётся заканчивать.
— Тебе, — не раздумывая отвечает сын.
— Умница. Никит, мне работать надо. А тебе пора спать.
— Пап, — зовёт, шмыгая носов в трубку.
— Тут, — закрываю глаза, пока отъезжают ворота.
Мне внутри очень больно от того, что я «тут», а не с ним. Не бросал, не предавал. Так сложилось. Но меня всё равно жрёт чувство вины.
— Я тебя люблю, — плачет Никита.
— И я тебя…
Сбрасываю, сглотнув вместе с вязкой слюной своё «люблю». Не могу я слушать, как он плачет. Сделать ни хрена не могу!
Впереди шесть месяцев. И что-то мне подсказывает, что девственница в подарок от Магомеда Шалиева, далеко не всё, чем он будет проверять на прочность мою гордость и мои нервы, зная, что мне деться некуда. У меня мощная мотивация терпеть.
Выхожу из тачки. Открываю Катерине дверь.
После разговора с сыном едва замечаю, как идёт ей длинное вечернее платье из мерцающей белой ткани. На открытых плечах матовая газовая шаль, закреплённая в районе груди серебряной брошью с россыпью мелких камней.
Сказочная женщина досталась этому ублюдку.
Чужая она.
Не моя.
Моя бы не носила браслеты, закрывающие ссадины от наручников. Я не идиот. Такие следы читаются на раз.
Хотя, мне ли судить?
У меня была женщина. Я думал, что моя. Оказалось, что тоже чужая. И ребёнок не нужен оказался. Проблем испугалась. Мне не поверила. Бросила Ника как котёнка и свалила.
То, что от меня ушла, я принял. За то, что сына в детский дом сдала, готов придушить. Ей на глаза мне лучше вообще не попадаться. Она и не стремится. Ни разу за все три с половиной года не появилась. Никита про неё не спрашивает. У него по умолчанию теперь есть только папа.
— Рома, — выдёргивает из воспоминаний голос Магомеда, — планы немного меняются. Я на вечере буду занят. Надо решить несколько важных вопросов по бизнесу.
— Я понял, Магомед Гасанович. От Екатерины Евгеньевны ни на шаг.
— Пока меня нет, рядом с ней должен быть только один мужчина. Потом можешь забрать девочку, что я тебе предлагал, и хорошо провести ночь. Она приедет на выставку.
