Насилие (ЛП) - Кэмпбелл Нения

— Ум?

— Кофе. Ничего слишком шикарного, не волнуйся. Я подумал о кафетерии в Студенческом союзе. Там довольно хорошо. — Вл вспомнила слова Мэри, сказанные ранее: «Эти вещи могут произойти довольно быстро, если ты позволишь».

Джейд говорил с ней? Говорила ли она с Джейдом? Имело ли это значение?

Вэл долгое время была одинока. Вполне возможно, что она забыла, как быстро все это происходило. Джеймс пригласил ее на свидание всего после нескольких разговоров, хотя она знала его много лет, так что, возможно, это не считалось. И Гэвин...

Гэвин разбил ей сердце.

— Да, — сказала она, медленно выдыхая.

— Да? — Джейд приподнял бровь. — Что «Да»?

— Да, я выпью с тобой кофе. Мне бы этого хотелось.

— Отлично. Какой у тебя номер? Я позвоню тебе и сообщу дату и время.

Она отшатнулась, чувствуя головокружение. Было ли это увлечением? Или это был страх?

Была ли какая-то разница между ними?

Прошла неделя с тех пор, как Блейк получил письмо. Или Письмо, как он его себе представлял, написанное с большой буквы и имеющее самоназвание.

На конверте из манильской бумаги были имя и адрес Лизы, но, когда он открыл его, внутри оказался еще один конверт, совсем как у одной из тех русских матрешек. Бумага кремового цвета была мокрой от кирпично-красной краски, которая капала и пачкала светло-коричневый ковер на полу его комнаты в общежитии.

Из влажных недр конверта он извлек единственную черную пешку. Верхняя половина ее была отрезана, катаясь внизу, как отрубленная голова. Был только один человек, знакомый Блейку, который мог прибегнуть к чему-то настолько больному.

Это плохо.

Он мерил шагами свою комнату в общежитии. Там было чисто — во всяком случае, чище, чем обычно, — потому что его сосед по комнате отсутствовал. Вечера пятницы означали вечеринки, и Том принимал участие во всех мероприятиях, которые позволяло его расписание. Обычно Блейк приветствовал эти отлучки, поскольку они означали, что он мог позвонить Лизе, или спокойно учиться, или играть в «World of Warcraft», но сейчас... он чувствовал себя неуютно. Одиноко.

Напуганным.

Легкой добычей.

Уже несколько недель он чувствовал, что за ним наблюдают. Блейк сделал все возможное, чтобы взглянуть на ситуацию логически, чтобы компенсировать этот, казалось бы, иррациональный страх. После того, что произошло в прошлом году, некоторая паранойя вполне понятна. Между кошмарами и ухудшением здоровья его отца казалось удивительно, что его не заперли в какой-нибудь больнице.

Письмо все изменило. Оно было убедительным доказательством перед лицом ранее абстрактных страхов. Оно означало, что ему было чего бояться.

Блейк поднял трубку, чтобы позвонить Лизе. Одного звука ее голоса обычно хватало, чтобы поднять ему настроение, как бы банально это ни звучала. Однако в последнее время в разговорах она казалась подавленной. Он несколько раз спрашивал, не расстроена ли она или чем-то обеспокоена, но Лиза так быстро отвергла эту линию расспросов, что он начал задаваться вопросом, не в нем ли дело.

Он все еще не мог поверить, что они встречаются. Лиза что-то разглядела в нем той ночью, предположил он. Что-то, что придало ей смелости и заставило заглянуть за пределы поверхностного и всей внешней шелухи. То, что у них было — это было реально.

Или ему нравилось так думать.

Блейк был на полпути к знакомой цепочке цифр, когда услышал скрип. Половицы в общежитии были поцарапаны и расшатаны за годы жестокого обращения. Его общежитие, Вордсворт-холл, должно было быть выведено из эксплуатации следующим летом, потому что фундамент просто становился слишком старым.

Они собирались снести его, отстроить заново с нуля и упаковать поступающих первокурсников в него, как сардины в жестянку. Дерево потрескалось, покоробилось и покрылось пятнами воды от постоянных зимних дождей, а на потолках все еще угрожающе виднелись следы асбеста.

Все волосы у него на затылке встали дыбом. Сегодня вечером немного сквозило, но неужели минуту назад было так холодно? Он подошел, чтобы проверить, осторожно пробираясь по полу, чтобы свести к минимуму шум, и вздохнул, когда обнаружил, что Том снова оставил наружную дверь приоткрытой.

Тихо выругавшись, все еще держа телефон в руке, Блейк закрыл и запер дверь, сделав мысленную заметку прочитать Тому лекцию о безопасности и взломах. Не то чтобы он стал слушать. О, он улыбался и кивал, но все это входило в одно ухо и выходило из другого. В этом смысле он был очень похож на Джеймса.

Теперь это была коробка, которую он не хотел открывать. Особенно сегодня вечером.

«Должно быть, это скрипнули петли». Он почувствовал себя почти больным от облегчения. Дверь развевается на ветру.

Его облегчение длилось до следующего вздоха, который резко оборвался, когда охлажденное ночью лезвие рассекло его яремную вену. Пришла боль, уступившая место испуганному удивлению, когда теплая жидкость брызнула, его ноги подкосились, а разум погрузился в теплую бархатистую темноту, которая, как ни странно, напомнила ему о сексе.

У него было достаточно времени, чтобы подумать: «Что...», прежде чем провалиться в пустоту.

Две недели прошли без вестей от Джейда.

Вэл продолжала жить обычной жизнью в колледже, посещая занятия и светские мероприятия, когда Мэри звала ее — что становилось все реже и реже, — но, кроме этого, Вэл обнаружила, что проводит ужасно много времени в одиночестве.

Когда из крошечных динамиков ее мобильного телефона зазвучала нежная мелодия, Вэл испытала волну дурного предчувствия и тоски. Это был звонок от ее родителей.

Но почему они звонили ей? Что-то случилось?

«Нет, — утешала она себя. — Все в порядке. Они, наверное, просто хотят узнать, как я устроилась».

Но чувство страха не рассеялось, и на ум пришло любопытное письмо, которое она получила от Лизы. Вэл сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Алло? Мам?

— Милая? — Голос ее матери был тонким, напряженным. Услышав его, Вэл захотелось заплакать. — Как ты? Как дела в колледже?

— Я... — Что-то удержало ее от упоминания о письме. В голосе ее матери уже звучала такая тревога. Сейчас было не время. — Я в порядке. В школе все... хорошо. Мам, что-то не так?

«Скажи «нет», — умоляла она. — Скажи «нет».

— Ну... — Пауза. — Твоя подруга Лиза звонила нам. Мне это показалось странным.

— Лиза?

— Она спрашивала о тебе. Она сказала, что это срочно.

Вэл снова подумала о письме. Это начинало выглядеть так, как будто они двое связаны. Вэл проглотила нарастающую сухость в горле.

— О чем? О чем она хотела поговорить?

— Она не сказала. Все, что она сказала, что это срочно.

Опять это слово. Срочно.

О, нет.

— Ты хочешь, чтобы я дала тебе ее номер? — Голос миссис Кимбл звучал так, словно доносился из конца аэродинамической трубы. — Я записала его, на всякий случай.

Часть ее хотела сказать «нет», и к черту Лизу. Другая хотела разразиться пронзительными криками, пока кто-нибудь не вызовет полицию или скорую помощь, или и то, и другое, и они не запрут ее — далеко-далеко — в мягкой башне из слоновой кости, где ей больше не придется иметь дело с этим.

— Да, — прошептала она, — продиктуй его мне. Пожалуйста.

Ее мать называла цифры, заставляя ее повторять их снова. В ее голосе слышалось беспокойство, но Вэл сомневалась, что мать стала бы настаивать на этом, если бы сама Вэл не заговорила о том, что ее беспокоило в первую очередь.

«И я не знаю. Я боюсь знать. Я боюсь, что это может быть хуже, чем я себе представляла».

— Ты достаточно выспаешься, Вэл? Ты говоришь так словно у тебя насморк.

Забавно, как тоска по дому может заставить тебя тосковать по самым глупым вещам. Вещи, которые ты принимал как должное. Безопасность, защищенность и безусловная любовь.

— Я в порядке. Я... я люблю тебя.